Косые тени далекой земли - Го Осака

– Нет, ну что вы, я – никогда. Вы уж извините, сеньорита, до свидания.

Понсе отвесил Риэ нарочито вежливый поклон и торопливо удалился в сторону площади Каналехас, с явным трудом сдерживая желание пуститься бегом.

Барбонтин повернулся к Риэ:

– Можешь больше не волноваться из-за него. Такого беспозвоночного достаточно как следует припугнуть, и никакого вреда от него уже не будет.

Риэ несколько обеспокоило то, как легко Барбонтин отпустил Понсе.

– Вы его знаете?

– Журналист маленькой газетенки, специалист по сплетням. Несколько раз видел его в полиции и в суде.

– Интересно, как ему удалось разузнать про меня?

Барбонтин пожал плечами:

– Без понятия. Наверно, помимо тебя, кто-то видел, как произошло убийство. Не иначе, как этот кто-то ему все и рассказал.

– Но ведь он знал об убийстве на удивление много деталей. Знал даже то, что перед смертью Ибаррагирре произнес слово «ГАЛ».

Барбонтин нахмурился:

– Он знал про ГАЛ, говоришь?

– Ну да. Я, кстати, тоже знаю, – проговорила Риэ с издевкой и пошла в сторону писо.

Барбонтин последовал за ней.

– Погоди-ка. Чаю со мной не выпьешь где-нибудь неподалеку?

Риэ захотелось выложить ему все, что ей стало известно сегодня в библиотеке, и посмотреть на реакцию Барбонтина.

– Согласна.

Первый этаж дома, где находилось ее писо, занимал магазин мехов.

На стене под вывеской магазина можно было различить остатки когда-то написанной здесь фразы: «SOY CRUEL, USO PIEL».[26] Наверное, это было делом рук какой-нибудь организации по защите животных, но рифма «круэль – пиэль» – лучше некуда.

Они прошли мимо писо и направились в сторону площади Санта-Ана.

Вошли в кафе, обращенное фасадом к площади, уселись за столиком в углу и заказали кофе. Музыкальный автомат, какие стояли в каждом кафе, гремел мелодией «Ла Кукарача».

– А вы случайно оказались рядом с моим домом? – спросила Риэ.

Барбонтин потер нос:

– И рад бы сказать, что поджидал там тебя, но врать не буду – честно говоря, я подумал, а вдруг еще кто-то видел то убийство, вот и решил расспросить вокруг, поискать свидетелей. И, судя по всему, не ошибся: свидетели, видимо, действительно были.

– А я в этом не уверена. Не думаю, что кто-то кроме меня слышал последние предсмертные слова Ибаррагирре.

– Ну тогда откуда же Понсе узнал о ГАЛ?

– Вот это как раз и интересно. Особенно, если вспомнить, что и вы, и майор Клементе так старались скрыть детали этого дела.

Барбонтин наклонился к ней и тихо проговорил:

– Ты ведь только что сказала, что знаешь, что такое ГАЛ, так?

– Знаю. Это вовсе не Гальвес и не Гальван, а «Групо террорист…»

Барбонтин прижал палец к губам и еле заметно покачал головой. Эта осторожность была совершенно излишня – в реве музыкального автомата люди за соседними столиками и так не смогли бы услышать их разговор.

Риэ продолжала, не обращая внимания на его знаки:

– Сегодня я ходила в библиотеку, просматривала газеты за последние годы. Узнала немало: в частности, о суде над неким полицейским по имени Хосе Амед, которого обвиняют в причастности к серии убийств ГАЛ. Ну и продвинутое у вас, однако, государство – полицейский работает в спайке с незаконной группировкой.

Барбонтин поерзал на месте, стараясь скрыть смущение, взял чашку кофе, отпил, затем закурил.

Риэ все наседала:

– Но и это еще не все. Вы ведь попытались скрыть от меня тот факт, что Ибаррагирре был бойцом ЭТА, и именно поэтому его убрал убийца из ГАЛ.

На лице ее собеседника промелькнуло замешательство.

– И кто же внушил тебе такую мысль?

Риэ отвела глаза.

– Да это же совершенно очевидно – немного подумать, и любой поймет. Просто я слишком многого не знала, вот и не поняла все сразу.

– Я умолчал о ГАЛ потому, – начал оправдываться Барбонтин, – что и сам тогда точно не знал, их рук это дело или нет. У меня вовсе не было намерения скрыть от тебя какие-либо факты. И вообще, ты – иностранка, зачем же я буду втягивать тебя в такую заваруху. О твоем же благе пекусь.

– Ну что, теперь вам, может, и спасибо еще сказать?

Барбонтин криво улыбнулся:

– После ареста Амеда ГАЛ затаился. Но организация, конечно, еще существует и рано или поздно возобновит свою деятельность. Нам необходимо их остановить.

– Уже возобновила.

Барбонтин вздохнул.

– Пожалуй, ты права, – нехотя согласился он. – Я на девяносто процентов уверен в том, что мужчина в черном плаще – наемник из ГАЛ.

– А скажите, тот журналист, Понсе, ведь он знал даже то, что я видела убийцу. Я вот и думаю, не мог ли кто-то из полицейских или следователей, приехавших на место преступления, рассказать ему об этом?

Глаза Барбонтина блеснули.

– Эту возможность исключить нельзя. Но ведь и ты могла проболтаться.

– Я? Да с какой стати я… – Риэ запнулась.

Она вдруг вспомнила о Кадзама Симпэй. Ведь в тот вечер она, нарушив данное майору Клементе обещание, рассказала обо всем Кадзама. Без колебаний открылась ему, выложила всю правду, вероятно потому только, что он был японцем, как и она сама.

Девушка почувствовала на себе внимательный взгляд Барбонтина.

– Что с тобой? Кому-то ты все-таки сказала?

– Нет, никому.

Чтобы скрыть волнение, Риэ отпила немного кофе. Вообще-то, у нее не было никаких оснований доверять Кадзама.

Лучшая защита – нападение.

– А вы с майором Клементе? Как насчет вас?

– Ерунда. Зачем нам… – начал Барбонтин, но тоже вдруг запнулся.

– Ну? – напирала Риэ.

Барбонтин нехотя произнес:

– Да вот, вспомнил… Однажды мельком видел, как этот Понсе выходил из кабинета майора. Получается, они знакомы.

От изумления Риэ на мгновение онемела.

– Неужели вы хотите сказать, что это майор сообщил Понсе о деталях убийства?

Барбонтин изменился в лице.

– Ты сначала думай, а потом говори. И не вздумай брякнуть что-нибудь в этом роде при майоре, поняла?

9

Когда Рюмон вернулся в агентство после обеденного перерыва, еще не было двух.

На его столе лежала записка.

Рюмон узнал почерк заведующего отделом срочных новостей Араки Дзин. В записке говорилось:

«Тебе надо немедленно зайти в кабинет директора Кайба».

Рюмон поднялся на пятый этаж, где находился кабинет директора.

Девушка-секретарша кивнула ему так, будто уже знала, в чем дело, и показала рукой в сторону кабинета.

Здание, которое занимало агентство Това Цусин, было сделано по старинке из песчаника, и отделка и оборудование также уже изрядно устарели. Не был исключением и кабинет директора.

На диване с потертой кожаной обивкой сидели лицом друг к другу директор агентства Кайба Рэндзо и глава отдела срочных новостей Араки.

На столе между ними лежал проект испанского репортажа, который Рюмон на прошлой неделе подал Араки.

– Прошу прощения. – Рюмон, наклонив голову в поклоне, присел рядом с Араки.

Тот подался вперед и постучал по проекту пальцем:

– Директор хочет с тобой поговорить насчет вот этого.

Араки был крупным мужчиной, за пятьдесят, с коротко стриженными седыми волосами, носил очки в оправе янтарного цвета. Совсем недавно его повысили в должности, и из отдела социальных новостей он был переведен в заведующие отделом срочных новостей.

– Я тут пролистал твой проект. Мне он показался вполне интересным, – произнес Кайба звучным голосом.

Кайба был мужчина лет сорока пяти, с горящим взглядом. Одет он был элегантно – костюм из шотландки с изысканным галстуком из ткани пейсли. Он был худощав, но широк в плечах и ростом не мал. Его взгляд, жесткий и упорный, подавлял собеседника.

Рюмон ответил с некоторым напряжением в голосе:

– Спасибо. Еще не знаю, что из всего этого получится, но если вы даете «добро», я обещаю сделать все, что в моих силах.

Каждый раз, когда Рюмон оказывался рядом с Кайба, его охватывало какое-то смешанное чувство – благоговейный страх и желание перечить всему, что тот говорил.

Разница в возрасте между ними была больше десяти лет, но, несмотря на это, по отношению к своему еще молодому начальнику Рюмон почему-то всегда испытывал что-то вроде чувства соперничества.

Кайба был женат на дочери Кайба Кивако, президента рекламной компании «Дзэндо», владевшей большим пакетом акций агентства Това Цусин. Молва гласила, что Мисаки, дочь Кивако, влюбилась в него с первого взгляда. Женившись на ней, Рэндзо стал членом рода Кайба. До свадьбы его фамилия была Хирано, и работал он маклером на бирже.

Роду Кайба вообще не везло с наследниками, и как покойный отец Кивако, так и ее муж были приняты в род для его продолжения.

Став членом рода Кайба, Рэндзо поступил работать не в «Дзэндо», как ожидалось, а в агентство Това Цусин.

Там он показал себя как необыкновенно находчивый и сообразительный служащий и сразу стал первым кандидатом на повышение. Два года назад он поднялся до поста главного редактора агентства.