Фантастика. Повести и рассказы - Сергей Сюрсин

«…ни Веню Соколова, ни Виктора Изотова найти не смогли. Даже следов от них не осталось. Вездеход ураганы распылили по всей планете, станцию разнесло при взрыве атомного реактора, когда глыба, проломав крышу, нарушила энергопитание системы защиты. Кратер взрыва, видимый в дельта-лучах, уже через десять минут занесло песком, и от места катастрофы не осталось никаких следов. Так что от Вени с Витей остались только их образы в наших душах да их мысли, записанные на дискетах и которые я ни за что не сотру, пусть даже придется лишиться важной информации. Веня и Витя. Первые люди, оставшиеся навечно на этой чуждой нам планете. Нет, ни за что людям не привыкнуть к ней. До того она изменчива. Казалось. Совсем недавно сидел я на заснеженной вершине под застывшим звездным небом, и малейшая неисправность скафандра грозила мне неминуемой гибелью в безвоздушном пространстве. Казалось, совсем недавно бурно возрождающаяся атмосфера гоняла по планете вихри и ураганы, стирая в порошок горы и заглаживая неровности и складки рельефа. Теперь ее опять не узнать. Летящая явилась нам в новом, третьем своем состоянии. Голубое с фиолетовым оттенком небо, по которому лениво плывут редкие розоватые облака, ровная песчаная равнина с ребристыми барханами и дрожащей дымкой далеких миражей создают иллюзию Земли. Даже редкие чудные растения, смахивающие на кактусы Аризоны, разлегшиеся в истоме на земле и лениво разбросавшие во все стороны изумрудно-черные мясистые листья, – даже они кажутся атрибутами Земли. Если бы… Если бы не быстрота, с которой росли эти растения, меняющиеся прямо на глазах, набухая, выкидывая новые побеги, которые в свою очередь ткут же начинали расползаться по земле. Будто кто-то торопил, подгонял их, заставляя быстрее расти… Если бы не жутко маячившая на горизонте черная гигантская пирамида, казавшаяся отсюда нереальной, будто нарисованной на куске голубого картона. Загадочная, явно не принадлежащая этой планете, но все-таки существующая. И к тому же не одна. Киберразведчики, обследовав всю планету, насчитали таких пирамид, расположенных на солнечной стороне планеты примерно на равных расстояниях друг от друга, свыше сотни. Что бы это могло быть? Памятники вымершей цивилизации или инопланетной? Ведь больше не обнаружено никаких следов деятельности разума, если не считать непонятных образований, обнаруженных Сергеем и Джейком в котловине. Но с ними не все еще ясно и вряд ли прояснится, так как от котловины не осталось и следа, – засыпало при корчах пробуждающейся планеты. Осталась надежда только на пирамиды. Но обследование их пока дало очень мало. Материал пирамиды имеет уникальные свойства – высокую прочность, не позволяющую отколоть даже крупинку для микроанализа, и абсолютная поглощающая способность. Свет поглощается до такой степени, что даже грани и углы не видны и осязаются только на ощупь. Стоишь на пирамиде, а кажется, что под тобой ничего нет. Только черная бездонная пропасть. Попытка просветить дельта-лучами окончилась неудачно. Даже луч лазера, вместо того, чтобы вырезать участок, полностью поглощался поверхностью, не вызывая ни малейшего нагрева. Но ребята все равно не сдаются, ползают по пирамиде как муравьи…

Внезапно в мои размышления вторгается сигнал тревоги. Лихорадочно замигали огоньки коркома, сигнализируя о включении силового экрана, систем безопасности, готовности корабельных орудий. И пришла извне боль, невыносимая человеческая боль… И тут же оборвалась…».

Юрий Климов, биолог. 4336-й день экспедиции.

«…из многочисленных отверстий, внезапно образовавшихся на гранях пирамид, выплеснулись струи воды. Нет, не воды, а серого дыма, тумана, осязаемого, вещественного. И валом покатились вниз. Почти мгновенно оказались у подножия и растеклись по равнине. А затем последовало ужасное. Ребята, привыкшие к безопасности и беспечности, не ожидали этого и почти все оказались в зоне действия этого тумана. Я вижу, как они вскрикивают и падают, вижу, как искажаются болью их лица, чувствую их боль. А туман густеет над ними, скрывая их из глаз.

Стремительно бросив катер вниз, к самой земле, пытаюсь хоть кого-нибудь спасти. Но все утонуло в тумане.

– Юра! – слышу крик. – Скорей ко мне. Не могу подняться.

Внутри второго катера, стоящего на земле, сквозь феррогласовую оболочку колпака видна машущая руками фигура. Подгоняю катер к люку и зависаю в метре над ним. Вокруг катера клубится дымка, взбрызгивая как пена на скользкий колпак кабины.

Сергей, а это оказался он, откинув люк, броском прыгает на мой катер, но тут же, дико закричав, начинает медленно сползать вниз. Забыв об опасности, я откидываю люк и едва успеваю схватить его за ослабевшую руку. Втаскиваю бесчувственное тело в кабину, краем глаза замечая, как на прозрачном колпаке остаются кровавые полосы. Откуда? Взгляд падает на ноги Сергея. Какой ужас! Начиная от колен вниз ноги Сергея в крови. Высокопрочная ткань комбинезона свисает лохмотьями, от ракордовых ботинок ничего не осталось. Пальцы на ногах исчезли, а сами ноги будто изгрызены безжалостными челюстями.

Понимая, что медлить нельзя, поднимаю катер в попытке найти еще кого-нибудь. Увы! Ребят нет. Тихо в голове, нет ничьих мыслей. Даже их тела исчезли. Туманные сгустки рассасываются, но тел там уже нет. Только катер Сергея, покачиваясь, словно на волнах, из стороны в сторону, оседает, тонет в дымке, будто его засасывает в болото. И вдруг его разносит взрывом на куски. По-видимому, взрывается реактор. Взрывной волной нас отбрасывает в сторону. Стонет лежащий без сознания Сергей, но я не могу сейчас ему помочь. Я изо всех сил борюсь с поврежденным ударной волной управлением. Земля надвигается то слева, то справа, то несется прямо на меня. Только бы дотянуть до корабля, только бы не упасть, иначе…».

Василий Орешкин, оператор коркома. 4344-й день экспедиции.

«…Мы в капкане, в клетке. Не совсем, конечно. Взлететь мы можем. Но тогда конец всей экспедиции, невыполненное задание и бесцельно потраченные годы и жизни. Ведь сам взлет корабля будет означать капитуляцию. А мы пока еще боремся, хотя работа полностью парализована. Сидим внутри силового колпака и не можем сделать из него ни шагу. Лишь кибы могут летать над поверхностью, где они недосягаемы для дымки. А что собой представляет эта дымка, и как с ней бороться, – до сих пор не представляем. Пытались на бреющем полете кибами взять ее на анализ. Три киба потеряли, но четвертый вернулся. И что? В контейнере оказался абсолютно идентичный атмосфере воздух. Только кибы зря потеряли.

Ребята часами слоняются у силового экрана, рассматривают, фотографируют, спорят. Единственное, что удалось установить, – это то, что у дымки интересная особенность, – не поймешь, осязаемая она или нет. Обычный земной туман виден, – он клубится, меняется, перемещается под действием ветра. Этот же от ветра не зависит. Есть ли ветер, нет ли, дымка все равно стелется ровным полуметровым слоем у земли, дрожа, как мираж в жаркий полдень на асфальте. Причем она такая же прозрачная, и только по еле уловимому движению, мерцанию понимаешь, что она существует. Такая безобидная из-за своей невидимости и такая неумолимо жестокая. Смотришь на нее из-за экрана и не верится, что она разрушает, растворяет все – органику, высокопрочные сплавы. Но почему она не трогает местные растения? – приходит неожиданная мысль, – ведь они тоже из органики! Передаю это коркому и чувствую, как быстро забегали токи в его электронном мозгу, неслышно защелкали триггеры и счетчики. Сорвался с места Юра Климов, сумевший тогда, при первой атаке добраться на катере с перебитыми элеронами до корабля и спасти Сергея.

Ну, ладно, это их забота – обмозговать сообща с коркомом мою идею. А моя – стоять здесь, у силового экрана и думать. Ведь рядом с опасностью, с врагом думается лучше. Вот почему, к примеру, на фотографиях дымка не видна совсем? По-видимому, оттого, что видна она только в движении. А движение – функция времени. Может. Если остановить время, то и движение остановится, и тогда можно будет разглядеть структуру дымки. Черт! Опять пришел к тому, с чего начал. Ведь фотография – это как раз остановившееся время и остановившееся время. Стоп! Вот где закрадывается ошибка. Маленькая, но сбивающаяся все на нет. Фотоаппарат снимает с определенной выдержкой в десятые, сотые, тысячные доли секунды. Для нас это мгновение или даже доли мгновения, но для других это может быть довольно длительным периодом. В частности, для микромира. Мы эти мгновения не можем воспринимать, но кто-то другой может. А фотография приспособлена применительно для наших органов чувств. Допустим, что аппарат не успевает, как и глаз, захватить в заданном интервале времени движение. Слишком большой интервал или слишком быстрое движение. Тогда на фотографии ничего и не увидишь. Разве что смазанные отпечатки и размытые силуэты. Значит, надо еще уменьшить интервал времени фиксирования. Как, например, когда смотришь долго, то ничего не замечаешь. Но стоит резко отвести взгляд, как краем зрения замечаешь в дымке какие-то структуры – изломанные линии, сплетающиеся в каком-то непонятном хаосе. Ребята это давно заметили и называют их химерами. Считают, что это обман зрения, и не обращают внимания. Но, может быть, за этими структурами как раз и кроется разгадка дымки. Надо еще раз внимательно просмотреть снимки.