Привидение в кроссовках - Дарья Донцова

Вот и сегодня Банди со Снапом ревностно несли службу, словно опытные разыскные собаки, понимая, что они находятся не дома.

– Молодец, мальчик, – похвалила я Снапа и поднялась к себе в кабинет.

Не успела снять куртку и убрать ее в шкаф, как дверь распахнулась и влетела Аллочка.

– Слава богу, – прошептала она, – ты вернулась. Тут пожарная охрана по магазину ходит. – Потом громко прибавила: – Входите, входите, Андрей Николаевич.

В кабинет вступил сухопарый мужик с брезгливо сжатыми губами.

Аллочка метнулась в торговый зал.

– У вас, уважаемый директор, – зазудел инспектор, – расстояние между стеллажами…

– Простите, – я довольно бесцеремонно перебила его, – но у нас только что был проверяющий.

– Кто?

– Минуточку, сейчас скажу. Ага, Владимир Иванович Воробьев.

– Так он из районного отделения! А я из городского!

Тут очень кстати появилась Алла с книгами и конвертиком. Ко­гда Андрей Николаевич удовлетворенно вздохнул, я осторожно спросила:

– А всесоюзная пожарная охрана существует?

– Вы имеете в виду российскую? Федеральную? Союза-то уж дав­но нет, – поправил Андрей Николаевич.

– Да-да, именно!

– Есть, конечно.

– А они тоже проверки устраивают?

– Естественно.

Пос­ле того как пожарный ушел, я повернулась к Аллочке:

– Слушай, сколько их вообще имеется, этих, с алчными руками?

Заместительница вздохнула:

– Чертова туча. Я тут как-то попыталась сосчитать, так сбилась. То ли сорок семь, то ли сорок восемь.

– Сколько? – От испуга я уронила коробку со скрепками. – Сколько?

– Ну, пожарная охрана, санэпидстанция, налоговая служба, мосгаз, мосводопровод, – принялась загибать пальцы Алла.

Я присела на корточки и стала собирать скрепки. А потом кричат, что в России медленно развивается бизнес. Как же ему, несчастному, идти вперед, если на каждом шагу его подстерегают с десяток жадных ртов и загребущих рук.

ГЛАВА 10

К моему удивлению, нужная деревня оказалась почти в Москве. Не успели закончиться кварталы Марьина и промелькнуть факел Капотни, как слева показался указатель «Калиново».

«Пежо» заскакал по плохо очищенной дороге. Это было не шоссе, а колея, которую проложили машины. Скребя картером по снегу, машина кое-как выбралась на небольшую площадь. Я оглядела окрестности. Жаль, что не работаю на киностудии, потому что перед глазами предстала типичная сельская местность 70-х годов, и какое-нибудь кино, где действие происходит в те времена, можно было тут снимать без особых затрат.

Справа высилась полуразрушенная церковь, на которой поскрипывала облупившаяся вывеска «Склад МТС», слева виднелся длинный одноэтажный магазин. Здание дав­но просило ремонта, на его стенах лохмотьями висела облупившаяся краска. У порога торгового заведения, несмотря на холод, валялся мужик в ватнике и валенках, возле него сидела довольно большая рыжая собака. Ко­гда я приблизилась к ступенькам, псина горестно вздохнула и на всякий случай осторожно зарычала.

– Не волнуйся, – успокоила я ее, – мне твой хозяин без всякой надобности. Ты бы лучше вместо того, что­бы тут сидеть и злобиться, сгоняла домой да кликнула хозяйку. А то погибнет мужик, мороз ведь.

Собака вскочила и опрометью кинулась по тропинке вниз, туда, где чуть поодаль виднелись покосившиеся избы. Совершенно не удивившись тому, что на пути встретилась дворняга, понимающая человеческую речь, я вошла в сельпо.

Сра­зу стало понятно, что перемены добрались и до Калинова. Магазинчик ломился от продуктов и товаров. В 70-е годы тут скорей всего бы на полках валялись консервы «Частик в томате» и «Голубцы мясорастительные», куски хозяйственного мыла, ведра да грабли. Сейчас же здесь переливались бутылки, банки, блестели сигаретные пачки и шоколадки, высились головки сыра и розовые батоны колбасы. А за прилавком ласково улыбалось «лицо кавказской национальности».

– Что берем? – зачастил продавец. – Все есть! Ананас хочешь? Банан свежий, апельсин хороший, киви. Мангу купи, отличная манга!

Что­бы не разочаровывать торгаша, я согласилась на манго и спросила:

– Дом Натальи Филимоновой где?

Продавец развел руками:

– Прости, никого не знаю. Утром приехал, вечером запер магазин и уехал. Тут не живу, я москвич.

Оглядев черноглазого, чернобрового, золотозубого «москвича», одетого не по погоде в тоненькую летнюю куртенку, я вышла из «универмага» и наткнулась на бабу в красном пуховике, пинавшую пьяницу ногой, обутой в дешевый сапог из кожзаменителя. Увидав меня, она прервала свое занятие и со вздохом пояснила:

– Надоел ирод, пусть бы замерзал себе спокойно.

– Зачем же вы пришли сюда?

– Так собака прибегла, – пояснила тетка, – лает, заливается, любит гада. И мне жалко.

Потом, помолчав, уточнила:

– Ладу жалко, собаку, а не это­го ханурика. И ведь не доведу его до дома.

Ниче­го не сказав, я дошла до «Пежо» и села на водительское место. Поеду по дороге в деревню, авось найду кого-нибудь, кто знал Наталью Филимонову. В зеркальце мне было хорошо видно, как несчастная тетка пытается справиться с алкоголиком. В кон­це концов ей удалось поставить его на ноги. Мужик сделал шаг и вновь кулем рухнул в снег. Баба заплакала и присела возле муженька. Неожиданно мне стало жаль ее.

Мой третий супруг, Генка, был запойным алкоголиком, и именно по этой причине мы прожили с ним совсем мало. Я быстро поняла, что не способна каждый вечер с бьющимся от волнения сердцем поджидать любимого, гадая, в каком состоянии он явится домой. Еще мне категорически не нравилось, что Геннадий валился спать прямо на ковре, не сняв ни пальто, ни ботинок, и уж совсем не пришлось по вкусу, ко­гда он заявил:

– Да, пью, но почему? Это ты виновата! Дома меня не уважают, унижают, постоянно спорят, вот и заливаю горе. Если бы у меня была любящая жена, я бы не срывался!

Как все жены алкоголиков, я прошла несколько стадий. От приподнято-эйфорической, ко­гда считала, что с пьянством можно и нужно бороться, до тоскливо-безнадежной, ко­гда поняла: Генку переделать нельзя. По счастью, этот путь занял у меня не полжизни, а всего лишь год, и че­рез двенадцать месяцев я сложила чемодан и вернула супруга его маме. Поэтому очень хорошо понимала бедную тетку.

Вздохнув, я высунулась в окно:

– Далеко живете?

– На другом кон­це, – сообщила тетка, – у клуба.

– Давайте подвезу.

– Господи, – запричитала баба, – дай вам бог здоровья, радости и денег побольше.

Я вышла наружу и взяла мужика за ноги, тетка схватила его за руки. Кое-как мы дотянули пьяницу до «Пежо» и положили возле колес.

– В салон его нельзя класть, – сказала баба, – грязный очень и сблевать запросто мо­жет.

– Давай в багажник, – предложила я.

– Точ­но, – обрадовалась жена.

Еле-еле подняв каменно-тяжелое тело, мы впихнули его в багажник, предназначенный для перевозки грузов. Собака, настороженно подняв уши, следила за на­шими действиями. Наконец погрузка завершилась. Я отодвинула переднее сиденье и велела псине:

– Давай!

Дворняга мигом вскочила в салон и уселась на кожаные подушки с таким видом, словно всю жизнь раскатывала в новеньких иномарках.

Тетка устроилась рядом со мной и со вздохом сообщила:

– Дети у меня получились хуже некуда, все в папеньку. Пить, гулять и веселиться, тут они мастера! А что­бы учиться или работать, это фиг.

Я, ниче­го не сказав, поехала вперед. Интересно, на что она рассчитывала, беременея от алкоголика? На то, что у нее получится Эйнштейн или Майя Плисецкая? Странно, од­нако, что завести ребенка мо­жет любой человек, насколько я знаю, воспроизводить себе подобных разрешено в нашей стране да­же психически неполноценным людям. Хотя, если вдуматься, это очень глупо. Для того что­бы рулить по городу на авто, следует получить права, а для того что­бы стать родителями, не надо проходить никаких проверок.

Мо­жет, поэтому в нашей стране так много брошенных младенцев. Нет, следовало обставить де­ло по-другому. Хочешь плодиться, замечательно, но сначала сдай экзамен на получение материнских или отцовских прав. Желаешь завести второго отпрыска, представь справку о доходах, позволяющих прокормить, одеть и выучить еще одного ребенка. А как же права человека, мигом закричит хор недовольных голосов. А как же права ребенка, мигом отвечу я.

Ко­гда мы еще жили в Медведкове, в нашем дворе обитала многодетная семья. Восемь голодных, оборванных ребятишек, вечно замороченная мама с сумками и отец, нико­гда не бывавший дома. Все свое время мужик тратил на работу, что­бы хоть кое-как накормить ораву чадушек. У бедных детишек не было игрушек, книжек и сладостей. А теперь скажите, не лучше ли в такой ситуации остановиться на одном сыне или дочери?

– А собака эта, – продолжала как ни в чем не бывало баба, – умнее моих придурков, а уж характером и не сравнить. Дети – гады, а Лада ласковая, меня жалеет.