Малыш - Жюль Верн

Роль эта была, конечно, немой. Ребенок, исполнявший ее, должен был только подчиняться ласкам, объятиям, давать себя теребить во все стороны, но не произносить ни одного слова.

Наш герой как нельзя более подходил к этой роли и ростом, и все еще бледным личиком, и глазами, столь привыкшими лить слезы. Каково будет впечатление, когда он появится на сцене, да еще рядом со своей приемной матерью! С каким увлечением, каким пылом проведет она пятое явление в третьем акте, ту сцену, когда у нее хотят отнять сына! Ведь изображаемое на сцене будет почти действительностью. Ее ужас и страх потерять ребенка будут почти реальны! Очевидно, успех в этой драме превзойдет всю прежнюю славу.

Вскоре Малыша повели на репетиции. Он был удивлен всем увиденным и услышанным. И хотя мисс Уестон, исполняя роль, называла его «своим малюткой», но не плакала, прижимая его к своему сердцу. И действительно, к чему плакать на всех репетициях? Не портить же себе понапрасну глаза! Достаточно, если будет плакать перед зрителями.

Мальчик чувствовал себя смущенным. Он был совсем подавлен видом темных кулис, громадной пустой залы с едва пробивавшимся в нее светом через маленькие окошечки в конце амфитеатра, темной и унылой, точно в доме покойника. Однако Сиб — в пьесе он назывался Сибом — делал все, что от него требовали, и мисс Уестон не замедлила предсказать, что он будет иметь громадный успех и она тоже, разумеется.

Может быть, ее уверенность была многими неразделяема? У актрисы не было недостатка в завистниках и завистницах между «добрыми друзьями». Она не раз оскорбляла их самолюбие своими капризами, нисколько, впрочем, не подозревая этого. Теперь же она говорила направо и налево, что этот ребенок под ее руководством прославится когда-нибудь Кином и Мекреди и в других ролях современной драмы!.. Действительно, это превышало уж всякую меру.

Наконец настал день первого представления. Это было в четверг, 19 октября. Понятно, что мисс Уестон была в очень нервном настроении. Она то хватала Сиба, целовала его, нервно сжимая, то раздражалась и прогоняла его.

Нечего удивляться, что Лимерикский театр вечером был переполнен публикой. Этому немало способствовала и афиша:

К гастролям мисс Анны Уестон Представлено будет: «ТЕРЗАНИЯ МАТЕРИ» Драма знаменитого Фурпилля Мисс Анна Уестон исполнит роль герцогини Кендальской; роль Сиба будет исполнена Малышом, ребенком пяти лет и девяти месяцев от роду и т. д.

Малыш был бы, наверно, очень доволен, если бы прочел афишу; он ведь умел читать, а тут его имя выступало большими черными буквами на белом фоне!

Но вместо радости его в уборной мисс Уестон ожидала печаль.

До сих пор он не репетировал «в костюме», как выражаются за кулисами, и выходил на сцену в своем красивом платье, в котором он и теперь приехал в театр. И вдруг в уборной, где лежал приготовленный дорогой туалет герцогини Кендальской, он увидел лохмотья, в которые Элиза собиралась его одеть. Дело в том, что в этой драме мать находит покинутого ею ребенка нищим, в лохмотьях, тогда как сама она важная герцогиня, разодетая в шелк, бархат и кружева.

Увидев лохмотья, Малыш решил, что его хотят отослать снова в Ragged school.

— Мисс Анна… мисс Анна! — вскричал он.

— Что с тобой? — спросила мисс Уестон.

— Не прогоняйте меня!..

— Да кто же тебя прогоняет?.. Что ты выдумал?..

— Но эта ужасная одежда.

— Вот что!.. Он вообразил…

— Да нет же, дурачок!.. Стой смирно! — строго сказала Элиза, одевая его довольно грубо.

— Ах, бедный херувим! — вскричала растроганная мисс Уестон, подводя слегка себе брови тоненькой кисточкой. — Бедный ангел… — продолжала она, накладывая на щеки румяна. — Если бы в зале это знали! Впрочем, они и будут это знать, Элиза… Завтра же это будет напечатано в газетах… Ведь вообразил же он себе!..

И она провела пуховкой по своим открытым плечам.

— Да нет же… нет… глупый бебиш! Это только шутка…

— Шутка, мисс Анна?..

— Ну да, и плакать не надо!

Она сама бы с удовольствием расплакалась, если бы не боялась размазать грим на лице. Элиза повторяла, качая головой:

— Вы теперь сами видите, сударыня, что нам никогда не удастся сделать из него актера!

В это время Малыш грустный, со слезами на глазах, смотрел на надеваемые на него лохмотья Сиба.

Тогда мисс Уестон вздумалось подарить ему совсем новую гинею. «Пусть это будет его первым гонораром», — сказала она. И ребенок, живо утешившись, с удовольствием полюбовавшись на золотую монету, спрятал ее в карман.

Затем мисс Анна, приласкав его в последний раз, пошла на сцену, наказав Элизе не выпускать ребенка из уборной до третьего действия, в котором он должен был появиться.

Все места в театре были заняты, несмотря на то, что пьеса далеко не была новинкой. Она выдержала более тысячи представлений на разных сценах Соединенного королевства, как это часто бывает с произведениями хотя и посредственными, но полными реализма.

Первое действие прошло прекрасно. Восторженные рукоплескания были вполне заслуженной наградой мисс Уестон, увлекшей зрителей своим блестящим талантом и страстностью игры.

После первого акта герцогиня Кендальская вернулась в уборную, к великому удивлению Сиба, сняла свой богатый туалет из шелка и бархата и надела платье простой служанки — перемена, вызванная особыми соображениями драматурга, на которых нам не стоит останавливаться.

Малыш, сбитый с толку, испуганный, с удивлением смотрел на странное превращение.

Вскоре послышался голос помощника режиссера, голос, заставивший его вздрогнуть, и «служанка», сделав ему знак рукой, сказала:

— Подожди, беби… скоро твоя очередь. И ушла на сцену.

Служанка имела такой же успех, как герцогиня в первом акте, и занавес опустился среди еще более шумных аплодисментов.

Положительно, «добрым подругам» мисс Уестон не представлялось возможности доставить ей ни малейшего неудовольствия.

Она вернулась в уборную и, усталая, опустилась на диван, приберегая силы для следующего, третьего действия. На этот раз опять перемена костюма. Теперь это более уж не служанка, это дама, одетая в глубокий траур, немного постаревшая, так как между вторым и третьим актом проходит пять лет.

Малыш с широко раскрытыми глазами совсем застыл в своем углу, не смея ни шевельнуться, ни дышать. Мисс Уестон, сильно взволнованная, почти не обратила на него внимания.

Она обратилась к нему, когда уже была совсем готова.

— Знаешь, Малыш, — сказала она, — скоро твоя очередь.