Малыш - Жюль Верн

Надо заметить, что хотя Малыша никто не обучал хорошим манерам, так как этого нельзя было ожидать ни от Торнпиппа, ни от О'Бодкинса; но он благодаря своей врожденной скромности, своему милому характеру всегда резко отличался от озорников Ragged school. Он был всегда выше своего положения, старше своих лет по выражаемым им чувствам и по поступкам. Несмотря на свою рассеянность, мисс Уестон не могла этого не заметить. Она знала о нем лишь то, что он был в состоянии рассказать ей, то есть свою жизнь со времени пребывания его у хозяина марионеток. Очевидно, он был покинутым ребенком, и мисс Уестон, находя в нем «врожденное благородство», не сомневалась, что он был сыном какой-нибудь знатной дамы, принужденной покинуть его при самых трагических обстоятельствах. И сейчас же воображение ее нарисовало целую драму, которая могла бы иметь громадный успех на сцепе. Она, конечно, играла бы первую роль… Сколько бы слез она вызвала!.. Как она была бы хороша, какое бы произвела потрясающее впечатление… и т. д. и т. п. И взволнованная, вся трепещущая, она хватала Малыша, сжимая его в своих объятиях, воображая себя на сцене и слыша целую бурю рукоплесканий…

Как-то Малыш, смущенный ее ласками, спросил:

— Мисс Анна!..

— Что, милочка?

— Я хотел бы вас спросить…

— Говори, моя радость.

— Вы не будете меня бранить?

— Бранить? О нет, нет!

— У каждого ребенка есть мама, не правда ли?

— Да, мой ангел, у каждого есть своя мама.

— Почему же я не знаю своей мамы?.

— Почему?.. Потому что… — не сразу ответила озадаченная мисс Уестон, — потому что на это есть причина… но когда-нибудь ты увидишь свою маму… О, я уверена, что ты ее увидишь!..

— Ведь вы не раз говорили, что она красивая, важная дама?..

— Да, да, очень красивая и знатная!

— Но почему же вы это знаете?..

— По твоему виду… по твоей наружности! Вот потешный малютка, вздумал о чем расспрашивать! Ведь это же необходимо для драмы… чтобы она была важная, красивая… Но ты этого не поймешь!..

— Да, я не понимаю! — ответил Малыш с грустным видом. — Мне иногда кажется, что моя мама умерла.

— Умерла?.. О нет!.. Этого не надо думать… Если бы она умерла, то драмы бы не было…

— Какой драмы?..

Мисс Анна Уестон вместо ответа только поцеловала его.

— Но если она не умерла, — продолжал между тем Малыш с прямолинейной логикой, свойственной его возрасту, — и знатная дама, то зачем же она меня покинула?..

— Она была вынуждена это сделать, мой милый бебири!.. И против своей воли!.. Зато потом, в конце…

— Мисс Анна…

— Что?..

— А моя мама… это не вы?..

— Кто? Я?.. Твоя мама?..

— Ведь вы же называете меня своим ребенком!

— Это всегда говорят так с детьми твоего возраста, мой херувимчик!.. Бедняжка, он вообразил… Нет, я не твоя мама!.. Если бы ты был моим сыном, я бы тебя никогда не бросила… Нет, нет!

И мисс Анна снова расцеловала Малыша, который ушел от нее совсем грустный.

Бедный ребенок! Кому бы он ни принадлежал, богатым ли родителям или несчастным беднякам, он одинаково рискует никогда не увидеть их, как это и бывает обыкновенно со всеми детьми, найденными на улице!

Беря на попечение ребенка, мисс Уестон мало думала о принимаемых ее на себя обязанностях относительно его будущего. И то, что ему надо дать образование, сделать из него человека, пока не заботило ее, так как он был еще слишком мал: ведь ему было только пять с половиной лет. Но в чем она была твердо уверена, так это в том, что она его никогда не покинет. Конечно, он не может всегда ездить вместе с ней из города в город, из одного театра в другой, в особенности когда она направится за границу. Тогда она поместит его в пансион… в очень хороший пансион! Но покинуть — никогда!

И она сказала однажды Элизе:

— Он все делается милее, не правда ли? И какой у пего прелестный нрав! Его любовь вознаграждает меня за все, что я для него делаю!.. И какой он любознательный! По-моему, он гораздо умнее своих лет!.. Но как он мог вообразить себе, что я его мать!.. Бедный малютка… Как будто его мать могла быть такой, как я! Наверно, она была женщина серьезная… степенная… А все же, Элиза, нам следует с тобой подумать…

— О чем, сударыня? — Да что из него сделать?

— Что сделать… теперь?..

— Нет, не сейчас… Он пусть себе растет, как деревцо!.. А вот впоследствии, когда ему будет лет семь или восемь?.. Кажется, в эти годы детей посылают в школу?

Элиза собиралась ответить, что мальчишке уже нечего привыкать к пансионской жизни после того, как он побывал в Ragged school. Его следует отправить в более подходящее заведение, но мисс Анна не дала ей высказаться:

— Как ты думаешь, Элиза?..

— О чем, сударыня?

— Будет ли наш херувим любить театр?

— Он-то?..

— Да ты присмотрись к нему!.. Он будет, кажется, красив… У него чудные глаза… благородная осанка… О, уж теперь заметно, что он будет восхитительным первым любовником.

— Та-та-та! Вот вы и поехали!..

— Я научу его играть па сцене… Ученик мисс Анны Уестон! Как это хорошо будет звучать.

— Через пятнадцать лет.

— Так что ж, пусть и через пятнадцать лет! А все же он будет тогда прелестным молодым человеком, и все женщины…

— …будут вам завидовать! — договорила Элиза. — Знаем мы это! А по-моему, так вот что, сударыня.

— Что, Элиза?

— Этот ребенок никогда не согласится быть актером.

— Почему?

— Потому что он слишком серьезен для этого.

— Ты, пожалуй, права! — согласилась мисс Уестон. — Впрочем, увидим потом.

— Времени на это еще много, сударыня! Действительно, времени оставалось еще много, и если бы, вопреки мнению Элизы, Малыш оказался способным играть на сцене, то все должно было кончиться к общему благополучию.

Пока же мисс Уестон явилась удивительная мысль, мысль, только и могущая зародиться в такой голове, как у нее, а именно — она решила, что Малыш должен в ближайшем времени выступить на лимерикской сцене.

Ему выступить на сцене!.. Поистине, только такая взбалмошная женщина, какой была эта звезда современной сцены, способна была выдумать подобную несообразность.

— Впрочем, почему же несообразность?.. Пожалуй, даже мысль ее была на этот раз вполне удачна.

Мисс Уестон разучивала в ту пору одну из тех захватывающих пьес, каких немало в английском репертуаре. Драма или, вернее, мелодрама «Терзания матери» извлекла уже из глаз целого поколения столько слез, что с успехом бы можно было заполнить ими реки Соединенного королевства. В ней была роль для ребенка, покинутого по необходимости матерью, которого она потом находит в самой ужасной нищете.