Тайна в его глазах - Эдуардо Сачери

13

Уже прочитав письмо два раза (первый раз при получении, второй — вслух), Дельфор Колотто решил сделать это еще раз, пока его жена ушла в магазин, чтобы удостовериться, что он все понял правильно. Он нацепил очки и присел на кресло-качалку в галерее. Читал медленно, чтобы не сопровождать чтение движениями губ: было бы неудобно, если бы кто-то увидел его так в палисаднике.

Закончив, он снял очки и сложил письмо по первоначальным линиям сгиба. Бумага была мягкой и очень белой, резко отличавшейся от грубой, похожей на наждак кожи его рук. Он все понял, несмотря на изначальное опасение, так как некоторые росчерки в паре написанных изящным почерком строк вызывали у него сомнения. Особенно он напрягся на «в полнейшей требовательности». У него были идеи, что это могло бы означать, но на всякий случай он заглянул в словарь, который его девочка оставила дома, и — святые угодники! — его зятю была нужна помощь… срочно, очень нужна, обязательно. Начиная с этого момента, ему стало все ясно. Зять заканчивал письмо словами «отдаю дело в ваши руки», потому что уверен, что «у вас это получится в лучшем виде». В этом и была сложность поручения, из-за которого Дельфор Колотто чувствовал, будто ему в штаны насыпали горячих углей, и чувство это не покидало его.

Он поднялся. Оставшись сидеть в палисаднике, единственное, чего бы он добился, так это еще больше разнервничался бы. Может, план и не был хорош, но другого не приходило в голову. Зятю надо было яснее выражаться в своем письме. Дельфор чувствовал, что он не был до конца с ним откровенен. Думал, что ему нельзя доверять? Или, что еще хуже, раз он не закончил школу, значит, вообще полный идиот? «Лучше не накручивать себя», — подумал Колотто. Может, он не вдавался в детали, чтобы не заставлять его нервничать еще больше? В таком случае он поступил правильно. Если уже и так, с тем немногим, что он знал, и с тем многим, что себе нафантазировал, он сходил с ума и едва смог ночью сомкнуть глаза. Может, если бы он знал больше или если бы подтвердилось то, чего он боялся, было бы еще хуже. Кроме того, зять всегда ему нравился, хотя это «всегда» было несколько велико для… Сколько раз они виделись? Три, четыре максимум. Не так много, честно говоря, он его и знал, но, черт возьми, парень не был в этом виноват.

Эти мысли дали ему последний толчок, в котором он нуждался. Он вошел в дом, прошел в спальню, взял рубашку, аккуратно висевшую на спинке стула, и надел ее поверх майки. Заправил ее в брюки и затянул ремень. Вышел из дома и дошел до угла. Кивнул паре соседей, которые сидели и пили мате у своих домов. В декабре выпало несколько дней ужасной жары, и все искали хоть глоток свежего воздуха в относительной вечерней прохладе.

За углом он свернул направо. «Это же наша общая мансана», — подумал он. И почувствовал себя неудобно от собственного ворчания. Остановился напротив дома, так похожего на его собственный, да и на все остальные, построенные по государственному плану. Небольшой садик перед домом, галерея, дверь, сбоку от нее два окна, американский потолок. Постучал в дверь. Две собаки залаяли и прибежали из задней части дома. Донесся голос женщины, шедшей открывать, она почти заставила псов замолчать. Сеньора невысокого роста, белокожая, со светлыми глазами, вышла, вытирая руки о передник:

— Как дела, что расскажете, дон Колотто? Вот так сюрприз — видеть вас здесь.

— Да так, потихоньку, донья Кларисса, потихоньку.

Было видно, что женщина не знала, что еще сказать.

— Как ваша жена? Давненько я ее не видела в поселке.

— Да тоже, знаете, потихоньку. Чуть получше. — Дельфор почесал затылок и нахмурился.

Женщина поняла это как желание сменить тему, протянула руку, чтобы открыть калитку, и продолжила:

— Ну, вы проходите, проходите. Будете мате?

— Нет, донья, большое спасибо. — Он выставил вперед ладони, как бы мягко, но уверенно подтверждая свой отказ. — Спасибо, но я так зашел, на минутку. На самом деле я ищу вашего племянника, Умберто.

— А-а…

— Для одной работенки. Там, на строительном дворе, в муниципалитете, распорядитель попросил меня кое-что переделать у него дома. Понимаете? И мне, наверно, будет нужен помощник, и я тут подумал, что лучше всего Умберто…

— Ох, ну как же жалко, дон Колотто. Дело в том, что он уехал помочь моему брату, знаете, на ферме, там, в Симоке.

— А… конечно. — Колотто подумал о том, что дело оказывается для него простым. В любом случае, хоть беседа и продвигалась по его плану, ему это стоило нервов, но не было невозможным. — Вот досада. Я ведь, чтобы не доверять работу незнакомым. Понимаете?

— Ах, вот благодарю, дон Дельфор, что вспомнили…

— А скажите-ка мне, донья Кларисса («Сейчас или никогда», — решил он), а Исидоро что поделывает? Может, его заинтересует работенка?

— Н-е-е-ет… — Это было продолжительное «нет», уверенное и невинное. — Исидоро вот уже почти год как уехал в Буэнос-Айрес. Вы не знали? Ну вот. Нет, не год, чуть меньше. Просто, когда скучаешь, кажется, что больше.

Колотто вытаращил глаза. Женщине это показалось просто удивлением.

— Дайте подумать. Сейчас начало декабря… — Она подняла руки и начала считать на пальцах. — Выходит, десять месяцев как уехал. В конце марта. Я думала, вы знали… Конечно же я со своим ревматизмом так мало куда хожу…

— Конечно, донья, конечно. — «Еще чуть-чуть, Дельфор, ради бога, умоляю, контролируй себя», — сказал он сам себе. — А я, знаете, и не знал ничего. Мне вроде казалось, что он тут… работает.

— Да нет… прошлым летом было очень мало работы. Так, какая по случаю если подвернется… Совсем ничего. Ба, я говорила ему, чтобы старался чуток, искал бы. А он иногда сердился, знаете ли. Но так все и было. Он все у себя в комнате торчал, целыми днями, и лицо хмурое, все в потолок глядел. Не выходил никуда, хотя бы просто развеяться. Я его все спрашивала, что с тобой Исидорито, расскажи маме, что с тобой. А он, смотрите, ничего. И… весь скрытный, в отца, мир его праху, это ж был праздник — выбить из него хоть два слова, знаете ли. Так что я от него отстала. Метался по дому, как лев в клетке, лицо все осунулось. До тех пор пока как-то и не выдал мне это, про Буэнос-Айрес, что, мол, здесь он ничего знать больше не хочет. Я поначалу расстроилась, видите ли. Единственный сын, и так далеко: сердце же не железное. Но ему ж было так плохо, так… словно злой какой-то, знаете ли… что под конец мне уже и самой показалось, что так лучше.

Женщина хотела продолжать рассказывать, но стоять столько времени у нее не было сил, и ей приходилось все время переминаться с ноги на ногу. В конце концов она облокотилась о стену.

— Хотя, как знать, дон Дельфор. Он каждый месяц высылает мне денег. Это да еще пенсия, мне с лихвой хватает, знаете ли…

«Осталось последнее, — подумал Колотто, — еще одно».

— Ну, как хорошо, донья. Как я рад. Смотрите, как хорошо — найти постоянную работу, и так быстро…

— Ну конечно, — с энтузиазмом подтвердила женщина, — и я об этом говорю. Ты беги, поблагодари Деву дель Милагро, Исидорито, говорю я ему. Ба, Исидоро, говорю я ему, а то ему по-другому не нравится. Надо быть благодарным. Потому что он с самого начала поехал с рекомендациями в одну строительную компанию, которые для него раздобыл мой деверь, но там не получилось. И все равно, быстро, быстрехонько ему подвернулась работенка на другой стройке. И кажется, это большая стройка, так что работа надолго.

— Да вы что… Прям хоть рассказ пиши. — Колотто сглотнул.

— И то правда, дон Колотто! Здание там где-то, в Кабачито, он мне сказал. Там, около… Примера Хунта, там вроде? Около этой станции, как ее, метро… Здание этажей на двадцать.

Из сказанного ею далее Колотто почти все упустил, потому что раздумывал о том, радоваться ему теперь или печалиться из-за тех сведений, что получил. Он попытался сосредоточиться на том, что продолжала говорить сеньора, а свои сомнения пока оставить. Она говорила о том, что хотела бы доехать до Сальты к празднику Девы дель Милагро, если только ревматизм ей позволит. Потому что она очень почитала Деву дель Милагро.

— Ну, донья Кларисса, я вас оставляю… — Он опять кстати вспомнил о предлоге для разговора: — Если вдруг узнаете, что кому-то нужна работенка… конечно же кому-нибудь из знакомых.

— Не беспокойтесь, дон Дельфор. Хоть я здесь сижу, ничего не знаю, но если вдруг что услышу, обязательно вам скажу, благослови вас Господь.

Дельфор Колотто направился к своему дому, его дорогу освещали только что зажженные уличные фонари. Как странно. Пару лет назад он перевернул вверх дном небо и землю, чтобы, как президент общины Фоменто, добиться публичного освещения улиц. А сейчас это, как и все остальное, ни черта для него не значило.

Он зашел в дом и посмотрел на часы. Было уже поздно, чтобы идти на переговорный пункт. Пойдет позвонить завтра с утра. С кухни доносился шум от кастрюль. Его жена готовила ужин. По пути в спальню он снял рубашку, аккуратно повесил ее на спинку стула. Опять вышел из дома и сел в галерее. Там было свежее.