Когда меня не стало - Анна Данилова

– А что, если она использовала девочку совершенно в других целях?

– Отдавала мужчинам?

– А почему бы и нет? Мне Макс так много рассказывал о подобных процессах…

– Что ты имеешь в виду?

– Старых извращенцев, которые любят маленьких девочек и готовы заплатить любые деньги, чтобы только заполучить их к себе в постель. Сколько в нашем городе было таких дел… Конечно, процессы были закрытыми, но видели бы вы, как много людей толпилось в коридорах суда… Вы словно только что родились, Григорий Александрович.

Они вошли в центральный особняк, прошли по длинному коридору с паркетными полами, натертыми сильно пахнущей мастикой, и остановились перед дверью с табличкой «Директор». Постучали.

– Заперто. Никого. Конечно, уже вечер. Но нельзя же вот так просто уехать, ничего не узнав. – Белла чуть ли не за руку вывела Григория Александровича на улицу. Они сели на скамейку и принялись наблюдать за игрой детей. Вдруг Белла сорвалась с места и побежала за мячом. Мальчик, который устремился за ней следом, остановился и приготовился поймать мяч от нее. Белла вместо того, чтобы ударить по мячу ногой, взяла его в руки, подошла к мальчику и о чем-то спросила его.

Когда она вернулась на скамейку, глаза ее блестели.

– Я его спросила, где могу увидеть Сосновскую… И он мне сказал. Только добавил, что она теперь не Сосновская, а Овсянникова… Лена Овсянникова. Это ее настоящая фамилия. Дети ведь все знают…

– Ну и где же она?

– В столовой дежурит.

– Тогда почему же ты не пошла туда?

– Понимаете, хочу сама определить, как девочка выглядит. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Пока нет.

– Рано или поздно она все равно выйдет из столовой. И не одна. Уверена, что Лена красивая девочка, с развитыми формами, хорошими волосами… Она должна отличаться от остальных. Ведь Сосновская выбрала почему-то именно ее, вот я и хочу узнать почему… И тогда сразу станет ясно, с какой целью она ее удочерила. Если девочка будет серенькая, как мышка, вот тут придется призадуматься…

Из столовой спустя четверть часа действительно вышли четыре девочки. И только одна приковывала к себе внимание своей фигуркой. Она была худенькая, но под трикотажной блузкой и спортивным трико угадывалось гибкое и стройное девичье тело. Да и грудь была развита не по годам. Кроме того, у девочки были густые каштановые волосы, собранные на затылке в тяжелый узел. Огромные глаза, словно подтянутые к вискам, делали ее лицо необычным и привлекательным. Маленький пухлый рот улыбался.

Белла вскочила со скамьи и быстрым шагом подошла к девочке:

– Здравствуй… Тебя зовут Лена Овсянникова?

Девочка сразу же побледнела:

– Да, а что?

– Ты не бойся, мы не из газеты и не из милиции… Просто я прочитала статью о Сосновской, и она произвела на меня сильное впечатление…

– Теперь ВЫ хотите меня удочерить? – По лицу Лены пошли красные пятна, а в глазах появились слезы.

– Да нет же… Успокойся… У меня есть свои причины задавать тебе вопросы. И, возможно, я покажусь тебе жестокой, но вполне вероятно, что Сосновская виновата в смерти моего мужа… Ты понимаешь?

– Но почему я должна верить вам?

– К сожалению, я не могу рассказать тебе всего, но, если ты скажешь мне хотя бы ее точный адрес, у меня будет возможность поговорить с ней…

– Она не будет с вами разговаривать.

– Почему?

– Да потому что она сейчас в тюрьме. Ждет суда. – Лена произнесла это с чувством уверенности в том, что Сосновская теперь надежно изолирована и не сможет потревожить ее покой. И Белла поняла, что Лена не знает, что Сосновская по-прежнему находится на свободе и в любую минуту может заявиться в интернат… Но то, что Сосновскую отпустили под залог, рассказал Белле Макс. А он не мог перепутать. Более того, он возмущался тем, что такая преступница на свободе и может в любой момент объявиться в интернате, чтобы угрожать девочке, а то и вовсе убить ее. Да, он так и сказал. Но почему Белла вспомнила об этом только сейчас? А что, если эта самая Сосновская и убила Макса?.. Ведь он мог докопаться до чего-то такого…

Она очнулась. Перед ней стояла Лена.

– Что с вами? – спросила девочка.

– Нет-нет, ничего… Так ты скажешь мне ее адрес?

– А почему вы сами не узнали его? Через паспортный стол или справку, а пришли ко мне? – Она смотрела на Беллу, чуть наклонив голову набок и сощурив свои и без того раскосые лисьи глаза.

– У меня мало времени.

– Белоглинская, 37, квартира 8. Это все?

– Скажи, что мне надо для тебя сделать, чтобы ты доверилась мне и рассказала все, что ты знаешь о Сосновской?

– Убить ее. – В голосе Овсянниковой прозвучали металлические нотки. – Я серьезно.

– Суд… суд все решит по справедливости, – неуверенным голосом проговорила Белла, – ты должна понимать это…

– Да ее отпустят, потому что у нее есть Оса.

– Кто?

– Никто. Больше я вам ничего не скажу. – И она, совсем по-взрослому вздохнув, медленно побрела по аллее в сторону спортивной площадки. Белла, смотревшая ей вслед, отметила, что Лена слегка прихрамывает, и от жалости к этому маленькому, но уже успевшему настрадаться существу у нее сжалось сердце.

– Подожди! – вдруг крикнула Белла и бросилась догонять ее. – Подожди, я оставлю тебе свой телефон… Никому его не показывай… Если понадобится что, звони. Пойми, я тоже пострадавшая. Мы должны помогать друг другу.

Лена равнодушно приняла из ее рук листок с номером телефона Пасечника и пошла дальше, не проронив ни слова.

Белла вернулась к Григорию Александровичу и передала ему весь разговор.

– Ты молодец, – похвалил он ее. – Я вот смотрел на нее и думал, как она вообще не сошла с ума?

– Я тоже об этом думала. Наверно, она сильная. Других объяснений не существует. Как вы считаете, когда я приду сюда в следующий раз, она доверится мне?

– Не знаю… Слишком уж жесткие условия она тебе поставила. Так какой она там адрес назвала?

Но к Сосновской они не поехали: вернувшись домой, позвонили Савельеву.

– Где вас черти носят? – рычал на другом конце провода Николай. – У меня даже телефон вспотел, а вы все трубку не берете… Я сейчас беру пива и еду к вам. Не могу сказать, что у меня хорошие новости, но кое-что есть.

– Коля, ты можешь не брать пива… У меня приличный запасец. Приезжай, мы тебя ждем.

Григорий Александрович положил трубку, но в это время раздался звонок в дверь. Принимавшая душ Белла вышла из ванной и увидела в прихожей Руфину.

– Ты с нами поужинаешь? – спрашивал Григорий Александрович гостью, принимая из ее рук сумочку. – Я тебя сейчас познакомлю со своей племянницей.

«Идиот, – подумала про себя Белла, – он так и хочет, чтобы меня кто-нибудь узнал».

– Какая вы высокая, – улыбнулась Руфь, по-хозяйски проходя в гостиную и плюхаясь на низкий и мягкий, обитый вишневым бархатом диван. – Вы надолго к НАМ?

– На всю жизнь, – сладко улыбаясь, ответила Белла.

– Понятно, – нервно засмеялась гостья и достала из кармашка своего ярко-оранжевого костюма пачку сигарет «Вог». Закурила.

Белла отправилась на кухню разогревать ужин. Невидимая Зина успела за время их отсутствия приготовить курицу и яблочный пирог.

– Какие у нее отвратительные духи! – выпалила Белла, едва в кухню вошел Григорий Александрович. – И что ты только в ней нашел? – Она незаметно для себя перешла на «ты». – Предупреждать надо… Если бы я знала, что у тебя есть женщина, я бы предпочла тебе Наполеона… У нас с тобой дела, а она здесь чего теперь крутится? Сейчас явится Савельев, как мы с ним будем разговаривать?

– Но не могу же я ее просто так выставить за дверь? И что с того, что тебе не нравятся ее духи?

– Да она и сама меня раздражает… Знаешь, что я тебе скажу: выбирай – я или она. И пусть это звучит пошло и по-ханжески, но меня этот треугольник не устраивает.

– Ты забываешься, Белла…

– Ничего подобного. Рано или поздно все это кончится, я объявлюсь, восстановлю свои вклады в банке и начну нормальную жизнь. У меня есть деньги, и я заплачу тебе за все, что ты для меня сейчас делаешь… Знаешь, чего я больше всего не люблю? Быть обязанной. Пренеприятное чувство. Так вот, я не хочу чувствовать себя обязанной кому бы то ни было. Даже тебе. Объясни своей Руфине, что ты сейчас занят, купи ей духи приличные, наконец, и отправь к муженьку. Не расслабляйся… Мы же так хорошо начали… Иначе я вынуждена буду уйти от тебя.

– Я не люблю ультиматумов.

– Это твое личное дело. Вот нож, надо нарезать хлеб… Ты меня понял?

– Руфь дает мне очень много. Только с ней я чувствую себя мужчиной, и ты хочешь лишить меня этого удовольствия?

– Какие же вы, мужчины, примитивные существа! Неужели сейчас, когда решается моя судьба, ты можешь думать о постели? Неужели секс занимает в твоей жизни такое большое место?

– Белла, ты не контролируешь себя. У тебя – своя жизнь, а у меня – своя.

– Тогда зачем было вообще морочить мне голову? Разве ты не говорил мне, что я нравлюсь тебе? Разве не ты провел со мной целую ночь в постели… И ты был, между прочим, голый… Разве это для тебя ничего не значит?