Роковой срок - Сергей Алексеев

Это был знак божественной власти рода.

В последний раз Тарга приходил на жертвенный пир к костру рода Урагана двести и девять лет назад. Турья шкура давно истрепалась и истлела, разнесенная ветром по земле, а от огромного черепа оставались лишь кучка праха и два золоченых рога. И напрасно сродники, желая продлить срок Владычества рода, укрывали постамент от дождя и снега сначала тяжелым войлочным шатром, затем и вовсе воздвигли каменный храм.

Но тленные останки не укрыть было от времени.

Знание имен богов, иначе называемое причастие, хоть и возвышало избранника Тарбиты, хоть и наделяло Владычной властью, однако все государи последнего столетия, предки Урагана, не испытывали от своей части ни радости, ни удовлетворения, ни утешения. Напротив, это таинство становилось великой обузой, бременем, коему бы не позавидовал ни один завистник, если бы изведал его тяжесть.

Получивши свое наследство, Ураган не утратил памяти, по недомыслию не осчастливил саров, разгласив тайные имена. И роковая нить его рода хоть и истончилась, но не прерывалась.

Однако он редко обращался к богам, поскольку всякий раз, взывая к ним, сжигал кожу на ладонях. Это означало, что боги не принимают земного жертвенного огня, который должен был слететь с рук и подняться в небо, не опалив даже перста. А причиной сего была беззаконность саров, и, прежде чем тревожить богов, следовало вернуть народ под сень обычаев и правил, в лоно закона, иначе называемого совесть, который единожды был установлен на земле самим Таргой.

Ни дед Урагана, ни его отец и ни он сам, имея Владычество, не владели им, как прежние государи.

И теперь, узрев след турьего стада на кочевом пути, государь узрел разгадку знака. Но она не сулила блага, ибо сводила начало, бывшее двести девять лет тому назад, с концом Владычества: ведь если туры так близко подошли к кочевью, значит, в их стаде появился жертвенный бык, который может прийти к кострищу рода, избранного Тарбитой.

Весь день и ночь ехал Ураган конским, волчьим и турьим следом, но так и не настиг кочевья: изголодавшиеся табуны и стада шли слишком скоро, ибо чуяли близкие нетронутые пастбища. А государь не погонял лошадь и все оглядывался назад, чуя, будто за спиной едет кто-то, но так далеко, что не только шапок, но и копий еще не видно.

Конечно, от долгого похода притомились кони у Скуфи, а те подводные, что взяли с собой, наверняка тоже были под седлами, если сваты отыскали невест в племени рапеев. Трудно будет нагнать кочевье, которое встанет лишь на нетронутом пастбище, да и то на короткое время.

Иногда государь спешивался и подолгу шагал по раскисающей от талого снега земле, и казалось, она все еще подрагивает, как наплакавшееся чадо.

И лишь еще через сутки он услышал пронзительный скрип многих тысяч колес и позже узрел впереди шатры и телеги временного стана, раскинувшегося на берегу пополневшей реки Денницы, однако подъезжать не стал, поскольку внезапно увидел на другой стороне турье стадо!

Ему выпала редкая удача – увидеть так близко священное земное племя, и Ураган остановился, посчитав это добрым знаком. Степные великаны, нагуляв за лето жиру, теперь безмятежно спали, словно люди, собравшись в круг возле важачки – у туров государыней была самка. Круторогие, свирепые быки, охраняющие покой племени, явно видели человека, однако не обращали внимания, должно быть, признавая избранника Тарги. Поэтому государь расседлал изможденную кобылку, отпустил пастись, а сам прилег на берегу, расстелив войлочный потник и укрывшись плащом: если рядом были туры, опасаться на этом свете было нечего...

И только смежил веки, как увидел сон, будто с великой добычей идет Скуфь, обоз из сорока кибиток растянулся на три поприща, но лишь в трех из них сидят по дюжине рапейских дев, и все они образом так похожи на Чаяну, что не отличить! А встречают они витязей втроем: справа от Урагана стоит младший брат Кочень, слева – приемный сын Ровен.

– Выбирайте себе невест! – будто бы говорит им государь. – Позрите, сколько красных дев!

И сам стал высматривать среди них жрицу Чаяну, да никак не высмотреть, не признать, поскольку у нее космы были распущены, а у этих в три косы заплетены, но все равно волосы такие светлые, что сияние исходит.

– Есть ли среди вас жрица Чаяна? – будто бы спрашивает Ураган.

А девы закричали вразнобой:

– Я Чаяна!

– Я жрица!

– Это я была с тобой на реке Деннице!

– Это мне ты пришелся по нраву!

– Меня возьми!

И заходила у государя голова кругом от этого коловращения: никак не выбрать себе одну-единственную невесту, ибо все они похожи на Чаяну и так прелестны, и так маняще взирают, что сердце заходится.

Кочень с Ровеном тоже стоят растерянные – взоры разбегаются!

А ярый муж отчего-то голову повесил и лишь тяжко вздыхает. Тут и узрел государь, что доспехи на нем в старой крови, уже и ржа охватила, будто в земле лежали.

– Отчего ты такой угрюмый и доспехи ржавые? – спрашивает Ураган.

– Меня белый пар сразил, – признался Важдай. – Я теперь мертвый и в горах лежу.

– Кто это – белый пар?

– Царь рапейский, именем Сколот.

– Где же Скуфь? Где витязи мои?

– Да вот же они!

Государь только сейчас и увидел, что вместо коней в кибитки воины впряжены и дышат тяжело, будто загнанные. Все как один обнажены до пояса, словно на смертную схватку подымались, и только шапки на головах дымятся.

– Что это с ними приключилось?

– Их белый рапей в огне спалил, – будто бы походя отвечает воевода. – Бери невесту, государь!

Ему бы загоревать, но беловолосые девы перед глазами мелькают, смеются и руками манят. Обоз из кибиток встал в круг и ходит, будто хоровод, земля под ногами трясется. Причем половина из них черные, а другая половина – белые, покрытые сафьяном.

– Кто же из них жрица именем Чаяна? – спрашивает он у воеводы.

– Они все жрицы, – отвечает ярый муж. – И имя у них одно – Чаяна.

– Какую же мне взять?

– Возьми какую пожелаешь, – отвечает. – По уговору и совести. Остальные будут наши невесты.

– А брату моему и приемному сыну которых взять?

– Им будет довольно тех, что в закрытых кибитках едут, – отчего-то рассердился воевода.

– Кто же в закрытых кибитках едет?

– А там девы, которые тебе не по нраву будут. Так мы их сродникам твоим дадим и за себя возьмем.

– Все равно покажи!

И тут пологи на других кибитках откинулись, а оттуда разом высунулись люди срамного образа – нагие! Да вида неясного: вроде и девы, но бородаты, вроде и пары, но с косами!

Тоже замахали руками, заблажили визгливо, как сакалы:

– Меня возьми, государь! Меня огласи!

– Таких мне не надо! – Ураган бичом погрозил. – И сродникам не посоветую взять. Сгиньте с глаз моих!

Но Кочень с Ровеном закричали:

– А нам по нраву! Мы возьмем!

– Коли по нраву – берите! – зло засмеялся ярый муж. – Вам по достоинству!

Сродники подъехали к кибиткам с худыми девами, однако Кочень внезапно выхватил себе деву из другой кибитки – ту, что по образу похожа на жрицу Чаяну, бросил ее поперек седла и умчался прочь. Тут кибитки затворились, и Ровен, не успев взять себе невесты, вдруг опустил голову и заплакал.

– Не плачь, – сказал ему Ураган. – Возьми себе красную деву-рапейку!

– Не дам ему никакой! – вдруг заявил Важдай. – Не успел выбрать, так и пусть живет бобылем. А ты, государь, выбирай!

– Зачем же ты таких срамных невест себе взял? – спросил государь. – Какого племени? Да девы ли они?

– Отчего же срамные? – вдруг рассердился воевода. – Нам, мертвым, они впору. Только на Обаву твою не похожи, как ты хотел. Эх, государь, верно, ослеп ты и красы не позрел!

А беловолосые рапейки тянут к нему руки и зовут:

– Ко мне иди, государь! Меня возьми!

– Я достойна! Возьми меня!

Ярый муж все сердится и торопит:

– Выбирай скорее! Зайдет солнце – девы уснут! Нам ничего не достанется.

– На твою волю полагаюсь, – сказал будто бы Ураган. – Которую дашь, ту и оглашу.

– Добро! – Воевода подвел к нему деву под алым покровом. – Вот тебе невеста.

Государь поднял покрывало, а под ним Обава!

– Это же дочь моя! Да как ты посмел?..

– Тогда вот эту возьми! Она тебе будет по совести.

Выхватил из кибитки и дает ему на руки еще одну деву, только теперь, как и полагается, под синим покровом, сквозь который просвечивается дивный лик. Ураган взял ее, прижал к груди и понес к своей лошади. А дева такая теплая, ласковая и притягательная, что забилось государево сердце – умчать бы скорее в свою вежу и вено сотворить! Только почему-то он не в седло ее посадил, а стал поперек укладывать. Она же вырвалась и говорит:

– Ты зачем кладешь меня, как пленницу? Я тебе невеста!

Ураган сорвал с нее покров и содрогнулся от омерзения – утлая, древняя старуха с темным, сморщенным лицом! Огляделся, а рядом ни Важдая, ни обоза с рапейками...

– Не нужна мне старуха!