Очертя сердце - Буало-Нарсежак

И вдруг Ева узнала почерк Флоранс. Дома она поищет у себя в секретере… Там наверняка найдутся старые почтовые открытки, посланные из Дании, из Швеции в ту пору, когда Флоранс еще не стала… Точно, это был ее почерк, она его даже не изменила — глупый, вульгарный почерк…

«…а тот, кто довел человека до самоубийства, преступник. Полиция должна бы поинтересоваться, не причастна ли к смерти своего мужа Ева Фожер. Мое имя вам ничего не скажет. Я требую одного — правосудия».

Ева сложила письмо.

— Мы получаем подобные письма десятками, — сказал Борель как бы в свое оправдание. — От маньяков, завистников, одержимых… И однако…

— Однако? — переспросила Ева.

— Это часть нашей рутинной работы. Мы обязаны проверить…

— Вы считаете, что я виновата в смерти мужа?

— Вовсе нет, дорогая мадам Фожер. В случае с вами… Прежде всего я поддался искушению с вами познакомиться… и главное — хотел вас остеречь… Совершенно очевидно, кто-то точит на вас зуб… Вы не знаете кто?

Ева с отвращением положила письмо на кончик стола.

— О, конечно, знаю, — сказала она. — Но вы мне тут ничем помочь не можете.

— И однако, если кто-то будет изводить вас, преследовать, мое участие…

— Спасибо, — пробормотала Ева. — Вы очень любезны, но я справлюсь сама.

Борель едва заметно одобрительно кивнул головой.

— Так или иначе, я вас предупредил. Если кто-то попытается устроить скандал, не задумываясь, обращайтесь ко мне… Вам, конечно, неизвестно, в самом ли деле ваш муж имел обыкновение пользоваться объездом, как упомянуто в этом письме?

— Не имею понятия. Я всегда ездила в Ла-Боль поездом.

— Впрочем, самоубийство или несчастный случай, это дела не меняет, — заключил Борель.

Он проводил Еву до лестницы.

— Обращайтесь ко мне, не задумываясь, — повторил он. — Я на месте. Можете на меня рассчитывать.

Ева неторопливо сошла по ступенькам. Борель все еще стоял на площадке — она готова была в этом поклясться; он продолжал смотреть ей вслед… А потом она поняла, что он ушел, и, сама не зная почему, заторопилась, почти бегом кинулась к воротам. Лепра стоял на противоположном тротуаре, опершись о парапет.

— Видишь, — сказала она. — Меня не арестовали.

— Ты во всем призналась?

— Нет. Незачем было. Я мечтаю о чашке чаю.

Но, устроившись на банкетке в маленьком бистро, расслабленная, улыбающаяся, она вдруг передумала и потребовала белого вина.

— Как простые работяги, — сказала она.

— Расскажи же.

— Все очень просто. В двух словах: комиссар получил анонимное письмо. Я узнала почерк — это Флоранс.

— Ах, вот оно что!

— Флоранс обвиняет меня, что я довела Мориса до самоубийства.

— Не понимаю, — сказал Лепра.

— Я тоже сперва не поняла. Я ждала… так вот, нет. Флоранс ни о чем не подозревает. Она просто пытается мне нагадить. Вероятно, надеется, что это дойдет до газет, они что-нибудь опубликуют…

— И из-за этого он тебя вызвал?

— Да, из-за этого… Но еще, без сомнения, и по другой причине. Флоранс сообщает в письме, что Морис обыкновенно ездил другой дорогой именно для того, чтобы миновать крутые виражи Ансени.

— Вот как!

— Комиссар неглуп. Он ничего не знает. Ни о чем не подозревает. Но эти сведения насчет объезда, несомненно, его насторожили. За твое здоровье, милый Жан. Давай чокнемся.

Она дотронулась своим бокалом до бокала Лепра и с удовольствием выпила кларета. Лепра недоверчиво пригубил вино.

— В общем, твои впечатления? — спросил он.

— Что мы можем быть спокойны, пока.

— Но тогда, — воскликнул Лепра, — это не Флоранс посылает нам пластинки. Если бы она знала правду, она с восторгом сообщила бы ее комиссару. Она бы прямо обвинила нас.

— Постой! А ведь и правда, — проговорила Ева. — Я об этом не подумала. Я была так удивлена.

— В каком-то смысле это письмо снимает с нас подозрения, — продолжал Лепра. — Но если отбросить Флоранс, остается Мелио.

Ева допила свой стакан.

— Дай мне сигарету, — сказала она. — Сейчас половина шестого… Мне хочется ему позвонить.

— Кому? Мелио?

— Да.

— Зачем?

Ева сняла шляпу, тряхнула волосами, потом поудобней устроилась на банкетке, вздохнула с облегчением.

— Теперь мы твердо уверены, что это Мелио, так ведь?

— В психологическом смысле да. Кто, как не он. Он был другом, издателем.

— Ну так вот. Надо самим нанести решительный удар. Мне хочется попросить, чтобы он назначил мне встречу, и припереть его к стенке. Погоди, не торопись хмурить брови… Что, если Борель… это комиссар, его фамилия Борель… получит пластинку, он ведь сейчас же все поймет… Я его видела, понимаешь, я знаю, что это за человек… С другой стороны, быть может, Мелио вовсе не так уж гордится ролью, которую считает своим долгом играть… Если бить на его чувства, может, удастся заставить его переменить фронт.

— С условием, — возразил Лепра, — если во всем ему признаться.

— Ну что ж, я ему во всем признаюсь.

— А он на нас донесет.

— Нет. Не посмеет. На меня он не донесет. Просто потому, что таких вещей не делают. Мелио все-таки не первый встречный.

Лепра скрестил руки на круглом столике и погрузился в созерцание блюдец.

— Ты со мной не согласен? — спросила Ева.

— Нет. Совершенно не согласен.

— Ты предпочитаешь сидеть сложа руки и ждать, пока Борель явится нас арестовать? Потому что теперь одно из двух: Мелио или Борель… Встряхнись же, Жан.

Она продела руку под локоть Лепра и заговорила своим самым вкрадчивым голосом:

— Мы ни разу по-настоящему не объяснялись с Мелио… Я перед ним извинюсь…

— Ты? Ты признаешь, что была не права?

— А почему бы нет? Во-первых, это правда. Я должна была обходиться с ним по-другому… Я расскажу ему, как мы жили с Морисом. Он ведь наверняка не имеет об этом ни малейшего понятия. Я опишу ему, что произошло в последний вечер в Ла-Боль. Можно ведь по-разному представить дело. Люди сразу чувствуют, когда их не пытаются перехитрить… И потом, Мелио не сумасшедший. В конце концов, он коммерсант. Он поймет, в чем его выгода.

Лепра устало пожал плечами.

— Ева, дорогая, ты меня удивляешь. Несколько часов назад Мелио был самой последней тварью, а теперь он стал чуть ли не джентльменом.

Ева встала, отодвинув столик.

— Пойду позвоню ему, — сказала она. — Бывают минуты, когда надо идти ва-банк. Если я с ним не встречусь, я чувствую — мы погибли.

— Я тебя предупредил. Я не пойду.

Ева потеребила его за ухо, нежно склонилась к нему.

— Пойдешь. Обязательно. Я не хочу, чтобы в случае неудачи ты обвинил меня в неуменье.

— Но черт возьми, ведь пока еще у нас остается сомнение. Исходя из психологических соображений, мы уверены, что это он, но ты должна понять: несмотря ни на что, мы могли ошибиться. И что же? Ты за здорово живешь выложишь ему всю правду?

— Неглупое рассуждение. Если я увижу, что он неискренен, я промолчу. Знаешь, меня еще никто ни разу не обманул.

Ева гибко скользнула между их столиком и соседним и поднялась по винтовой лестнице на второй этаж. Прежде чем скрыться, она едва заметным движением руки послала ему воздушный поцелуй. Лепра подозвал официанта, который дремал, подперев плечом дверь.

— Два черных кофе.

Вдруг издателя не окажется в его конторе. Лепра цеплялся за эту надежду. Это так похоже на Еву — внезапный порыв, желание как можно скорее покончить с делом. Как убедить ее, что у комиссара, даже если он склонен их подозревать, никогда не будет улик, а так они сами снабдят Мелио решающей, смертоносной уликой? Надо ждать, чего бы это ни стоило! Даже если каждый день придется выдерживать пытку почтой. Другого выхода нет.

Лепра выпил свой кофе, выкурил последнюю сигарету из пачки. Его решение принято. Он не пойдет к издателю. Ева слишком легко забыла, что она ничем не рискует в этой истории. Не она ведь убила Фожера. Если дело обернется плохо, ее не осудят. Без четверти шесть… Может, Мелио куда-нибудь ушел… Остается еще надежда!

На верхней ступеньке показались ноги Евы, длинные, соблазнительные. «Возможно ли, — думал Лепра, — что я так люблю ее, точно я зверь, а она моя самка!» Ева сошла вниз, пылая молодым задором с подновленной косметикой на лице.

— Все в порядке, — сказала она. — Завтра вечером он нас примет, в десять часов. О, ты заказал кофе! Чудесно!

— В десять часов?

— Да. Это единственное время, когда он бывает один.

— Он не удивился?

— Нет… Скорее смутился… был уклончив. По-моему, он ждал от меня этого шага. Жан, дорогой, не строй такую мину. Я чувствую себя в ударе. Это реакция, конечно. Мне было так страшно, когда я входила в полицию. Твердый орешек этот Борель. Рядом с ним Мелио щенок.

7

Около восьми часов качался дождь. Теплый, стремительный ливень, после которого в городе вдруг запахло портом. Теперь низко над горизонтом загорелся узкий серп луны. Опустив боковое стекло такси, Ева в застегнутом наглухо плаще подставляла лицо ветру. Она чувствовала себя в Париже словно в громадном знакомом лесу. Ей нравилось, проезжая мимо, видеть девиц на пороге баров, проглядывающие сквозь решетку витрины, бегущий отсвет рекламных огней на фасадах старых домов. Улица Камбон была безлюдна. Ева приехала первой. Она прошлась перед магазином, увидела на углу бульвара высокий силуэт Лепра в плаще с поднятым воротником и почувствовала, как в ее чреве, словно дитя, встрепенулась любовь.