Комедия убийств. Книга 2 - Александр Колин

«Не давайте святыню псам; и не мечите бисер перед свиньями, да не попрут их ногами и, обратившись, не разорвут вас»[10].

«Разве не справедливо? Все норовят рядиться в личину патриотов, коммунисты-краснокафтанники в церкви ходят, крестом себя осеняют, ну не диво ли? Пора открыть глаза народу, пусть посмотрит он, каковы на самом деле оборотни от политики!»

Анатолий Эдуардович положительно был доволен собой. Однако… опытный гроссмейстер, ведущий поединок сразу на нескольких досках, не может успокаиваться. Олеандров нахмурился. Сведения из источников, заслуживавших доверия, не радовали: Шаркунов, человек, финансировавший партию, как выяснилось, вел двойную игру.

«А чего бы ты еще хотел от еврея? — спросил себя политик. — Чего? Они ведь тоже оборотни! Впрочем, национальность — не главное, люди…

Люди в основном делятся на две категории: часть из них принадлежит к тем, кто способен правильно понимать диалектику борьбы, остальные просто не в состоянии этого делать».

Прозвучал зуммер устройства внутренней связи. Начальник охраны сообщил, что пришел Игорь Владимирович.

— Что, черт меня возьми, происходит? — с несколько притворным раздражением поинтересовался политик, строго глядя на Важнова. — Вы неожиданно пропали куда-то…

— Имею же я право отдохнуть с дороги? — как ни в чем не бывало ответил Важнов, который намеренно не замечал тона шефа, босса, хозяина. Впрочем, Игорь Владимирович, всегда остававшийся сам по себе, не использовал ни одного из вышеизложенных обращений. — Путь, согласитесь, не близкий: туда и обратно — половина окружности земного шара.

— Вы нашли это!

— Что?

— Мэ-э… — протянул Олеандров. — Как что?

— Вы про изумруд? Нет, но я знаю, у кого надо искать камень. Более того, мне почти удалось заполучить его, но, к сожалению, яшик, в котором лежал смарагд, оказался пуст.

— И у кого же он?!

— Я занимаюсь этим вопросом, — заверил Олеандрова собеседник.

— Да… И у кого же?

— Не важно.

— Как это так, это… это… мэ-э-э… — Анатолий Эдуардович так не закончил фразы. — Э-э-э… А это… Это… Выходит, вы зря съездили?

— Вам жалко потраченных средств?

Надменный тон, которым Важнов задал вопрос, несколько обескуражил Олеандрова; люди давно уже избегали разговаривать с председателем Русской национальной партии в подобном тоне.

— Мне жалко не средств, — возвышая голос, произнес Анатолий Эдуардович. — Мне… мне…

«А чего мне жалко? Черт меня подери, мне жалко, что я связался с этим гнусным типом!»

Политик ощутил прилив негодования.

— Так чего же вам жалко? — осведомился Важнов.

— Что?! Мне ничего не жалко! — Олеандров уже почти кричал. — Что вы себе позволяете? Что это? — Он принялся яростно тыкать указательным пальцем в стопку газетных вырезок, лежавших на столе. — Несколько убийств, самоубийства… Вот полюбуйтесь!

Важнов бросил безразличный взгляд на газеты.

— Подобное положение дел несомненно свидетельствует о неважном здоровье нации, — равнодушно проговорил он. — Все эти прискорбные факты указывают на то, что психическое напряжение индивидуумов, населяющих нашу страну, достигло красной отметки… Умерщвление, преимущественно насильственное, есть, если угодно, нечто вроде выпускного клапана на паровом котле. Если никто не будет никого убивать, котел разнесет на части…

«Он опасен, он опасен! — пронеслось в мозгу Олеандрова. — Он чертовски опасен, надо приставить надежных людей… Не одного или двоих, а несколько… — Анатолий Эдуардович вспомнил о сопровождающих, которых он отправил на Чукотку наблюдать за Важновым, разумеется, втайне от последнего. Один из них глупейшим образом опоздал на самолет и отстал еще в Домодедове, второй «потерялся» во время пересадки в Магадане, да так, что до сих пор не вернулся. Вместе с тем сам Важнов упустил камень. — Упустил? Упустил ли? — Теперь Анатолий Эдуардович смотрел на этот вопрос под совершенно иным углом. — Неужели решил вести свою игру? А что, если… Что, если Важнов уже заполучил изумруд?!. Нет, тогда бы его здесь уже не было… Он стакнулся с Шаркуновым. Проклятый еврей подкупил Важнова?! Надо быть готовым в любой момент изолировать его».

Вслух он произнес:

— Убийства, о которых я говорю, все они имели место в период вашего пребывания на Чукотке, мне это представляется довольно… довольно…

— Вы хотите сказать, что я убил людей, о которых тут пишут?

— А откуда вы знаете, что тут пишут? — спросил Олеандров, подчеркивая последние слова.

— Вы мне сказали, — невозмутимо ответил Важное и добавил: — А я вам верю.

— А что вы скажете насчет убийства господина Сланцева? — Анатолий Эдуардович взял одну из вырезок. — Вы вернулись, и… началось…

— Вернее будет сказать — продолжается, — проговорил Игорь Владимирович.

— Продолжается? — проговорил Олеандров точно во сне. — Продолжает… Продолж… Но убийца… по городу бродит убийца, созданный вами! — возмутился политик. — Он опасен…

Важное пристально посмотрел на «босса».

«Что за упорный тип! — подумал Игорь Владимирович. — Впрочем, чему тут удивляться? Политики и журналисты — неуемны, как душевнобольные некоторых категорий. Ну ничего, сейчас я помогу тебе».

— Разве все, что происходит вокруг, не опасно? — спросил он вслух. — Все, если можно так выразиться, плоды достижений человечества опасны в той или иной степени. Взять хотя бы автомобиль или самолет, я уж не говорю про ядерные реакторы. Так что он опасен не более, чем что-либо другое. Правда, немного расшалился, ничего, я призову его к порядку. Хотя… что плохого, если немного под-сократится поголовье… м-м-м, скота? Разве вы не считаете весь этот народ просто стадом?

— Мэ-э-э… — протянул Олеандров. — Конечно, вы правы. Я всегда так думал, эти избиратели порядочные скоты, а рост преступности нам только на руку, верно? — Не дождавшись ответа, Анатолий Эдуардович с несколько виноватой интонацией спросил: — Вы не будете возражать, если я немножечко вздремну? Очень много работаю, знаете ли…

Олеандров недоговорил, он откинулся в кресле и, одарив Важнова блаженной улыбкой, закрыл глаза.

LXXIV

Мы не сделали им ничего плохого, просто вспороли животы.

И вот, наконец, все князья, бароны и даже простые воины поняли, что находиться долее в городе, где смерть гуляет как вольный ветер по руинам домов, где голод и мор косят все живое, нельзя. Оставалось два пути: первый — договориться с Кер-богой, чтобы он позволил осажденным уйти за откуп, второй — и к нему склонялось большинство — дать отчаянный бой туркам.

В пятый день до календ июля[11] решено было отправить к врагу посольство. Так как никто особенно не надеялся, что турки станут уважать статус парламентеров, выбор единодушно пал на Петра Пустынника: кандидатуру последнего, ввиду явной бесполезности, предложил Боэмунд, и товарищи с редким и завидным единодушием поддержали его.

В обязанности Петру вменялось сделать атабеку предложение о выкупе (в возможность такого поворота событий верили бы только самые простодушные, а таких среди руководителей похода не наблюдалось). Посланец имел полномочия предложить врагу и другой вариант мирного решения проблемы, который, вполне возможно, сгодился бы дома, в Европе, где всякий уважал кодекс рыцарской чести. Кочевники-мусульмане были невежественны и не понимали законов, по которым жили цивилизованные европейцы.

Так или иначе никто не удивился, когда Петр, вернувшись (чем еще раз доказал свою необычайную живучесть), рассказал, что Кербога отверг предложение франков, которое состояло в том, чтобы устроить поединки между силачами (по одному или, если угодно, по нескольку от каждой армии). В случае, если победу одержит турецкая сторона, все крестоносцы становятся пленниками Кербоги, при противоположном обороте дела атабек отводит войска и дает франкам возможность покинуть крепость и убраться домой.

Едва ли следовало ждать иного оборота событий, ведь мосулец резонно полагал, что держит пальцы на горле врага.

Между тем один рыцарь, переодевшись монахом, добровольно отправился с Петром в качестве переводчика. Этот молодой человек, по всеобщему признанию, обладал уникальными способностями к языкам, не было такого наречия, которое он не освоил бы самое большее за две недели. Он-то и принес командирам похода ободряющие новости.

Оказалось, что в стане неприятеля царит весьма нездоровая атмосфера. Атабек начал вести переговоры с Радваном Галебским, что возмутило извечного врага последнего, эмира Дамасского, который во главе своего войска находился в лагере мосульца. Рыцарь, конечно же, не знал этого, но зато видел, что множество врагов (главным образом арабы, бедуины-кочевники) начало покидать расположение турецких орд. Последнее само по себе не слишком-то ослабляло Кербогу, но дезертиры подавали дурной пример, грозя превратить исход немногих во всеобщее бегство.