Пурпурный рассвет. Эпидемия - Руслан Темир

— Не переживайте, надеюсь, с ним ничего серьезного. Максимум, грипп или ротавирусная инфекция. Через пару недель будете вспоминать как интересное приключение.

— Вадим, можно на ты? Не знаешь, с чем это связано? — Девушка указала рукой на небо.

— Да, конечно, давай на ты, — Вадим поднял глаза и еще раз посмотрел на фиолетовое небо. — Не знаю, но думаю, если бы было что-то серьезное, уже бы забили тревогу. А пока все тихо.

— На меня это навевает какой-то ужас. А не может быть болезнь с этим связанна?

— Вряд ли, мы-то здоровы, так бы всех коснулось.

За разговором не заметили, как прошло время. Промеж деревьев начали мелькать небольшие домики пансионата.

— Почти пришли. Отведу тебя к станции скорой помощи, там могут и спасателей вызвать.

— Спасибо большое. Мы теперь тебе жизнью обязаны, без тебя я бы точно заблудилась. Ты хоть номер телефона оставь. Потом созвониться, встретиться, отблагодарить.

— Вы просто позвоните и скажите, что все хорошо. Записывай.

Юля быстро сохранила номер и убрала телефон в карман. Станция скорой помощи находилась почти в центре поселка в двухэтажном здании. Вадим провел Юлю к входу и распрощался. Идти по центральной улице с рюкзаком и футляром с ружьем было не по себе, и он заспешил домой. Открыв дверь, начал разуваться и услышал глухой хрип из спальни матери. Быстро скинув ботинки, вбежал в ее комнату. Мама лежала на кровати с пепельно-серой кожей, местами покрытой красными пятнами. Пот крупными каплями покрывал лоб и верхнюю губу. Тяжелое дыхание с трудом прорывалось сквозь открытый рот. Увидев Вадима, она приподнялась на кровати и сдавленно улыбнулась.

25 июня.

Приёмный покой городской больницы забит до отказа. Лавочки, проходы и свободные стены заняты людьми. Кто-то ждал приема, кто-то вестей о своих родных или близких. Душный и пропитанный запахом пота воздух сотрясали крики и стоны о помощи. Суетливые медсестры сновали между, раздавая лекарства и градусники. Санитары с носилками с трудом проталкивались к пациентам в критическом состоянии.

Не в силах больше переносить этот ад, Вадим вышел в фойе, где меньше людей. От постоянного шума и переживания сильно разболелась голова, еще и медицинская маска, которую заставили надеть при входе, мешала дышать.

Медсестра, у которой он осведомился о состоянии матери, пообещала узнать у врачей и тут же скрылась за дверью инфекционного отделения. Посетителей в инфекционное не пускали, слишком высок риск заразиться. Утром, когда Вадим с небольшой группой людей пытались добиться хоть какой-то информации, он видел в открывающуюся дверь, что каталками с больными был забит даже коридор. Суровый врач со следами сильной усталости на лице, выйдя из инфекционного отделения, бесцеремонно отправил ждать на первый этаж. Время тянулось бесконечно долго. Воеводов каждые пять минут смотрел на часы и ловил взглядом любого человека в белом халате. Но никто не подходил к ожидающим и не собирался прервать их томительную муку. Врачи наоборот, завидев толпу, тут же ускоряли шаг и спешили скрыться за дверями кабинетов.

В момент, когда Вадим почти отчаялся, из отделения вышла невысокая плотная женщина с выбивающимися из-под белой шапочки седыми волосами. Она держала в руках планшет со списком, исчерканным ручкой и покрытым различными надписями. Встав посередине фойе, женщина начала громко зачитывать фамилии. Люди, боясь прослушать нужную, начали собираться вокруг. Женщина не вдавалась в глубокие рассуждения о состоянии больных, просто однозначно говорила: болен, подлежит карантину, состояние тяжелое. Словно молнией поразило то, как она произнесла слово «скончался», словно констатировала факт пропажи продуктов в холодильнике — легко и безэмоционально. Даже громкий плач и рыдание не заставили дрогнуть ни одну мышцу на её лице.

— Кто-нибудь есть к Воеводовой? — оторвав глаза от списка, женщина пробежалась взглядом по толпе.

— Да, я! — Вадим слегка растерялся, но быстро начал проталкиваться сквозь стоящих людей. — Как она?

— Пока в тяжелом состоянии… — он почувствовал, как ладони моментально вспотели, а весь скудный завтрак устремился к горлу. — Но стабильном. Мы делаем все, что в наших силах. Сейчас посещения запрещены, минимум три дня. Езжайте домой. Телефон свой в регистратуре оставляли? — Вадим молча кивнул. — Хорошо, как только ее состояние измениться, мы дадим знать.

Добравшись до автовокзала, сел в душный и почти пустой автобус. Бессилие давило. Руки непроизвольно сжимались в кулаки, но он не мог ничего сделать. Единственный родной и близкий человек почти при смерти, а он просто едет домой. Но болезнь — это не враг, ее нельзя убить, сломать или покалечить. Нужно ждать. Ждать и надеяться, что врачи делают все, что могут. Но он — реалист и понимает, что при такой загруженности вряд ли мама получит должное лечение. Даже коммерческие клиники не выход. Во-первых, места там и так уже забиты, учитывая переполненность городской больницы. Во-вторых, лечение будет стоить денег, которых у него нет.

Дорога из города занимала почти полтора часа, постоянные остановки и старенький двигатель делали свое дело. Когда автобус начал карабкаться на перевал, шум мотора заглушил любые разговоры в салоне и сильно ударил по ушам. Дополняя обстановку, завоняло сожжённым сцеплением, даже открытые окна не спасали от этого запаха. Вадим пересел на соседнее сидение, ловя поток свежего воздуха из люка в потолке. Пожалел, что не ездит в город на своей машине. Его старенький УАЗг8ик плохо подходил для езды по трассе, и несколько инцидентов с поломками давно отбили у него желание к таким поездкам.

Очень много машин скорой помощи. Они проносились навстречу автобусу, истошно вопя сиреной, подрезали на светофорах, обгоняли на подъеме на перевал. Одна за другой. Сирены только дополняли общую картину подавленности. Они звучали своеобразным саундтреком к начинающейся истерии, и все это под гнетущим фиолетовым небом. Вадим посмотрел через окно на изменённый небосвод.

«Это связано. Этот цвет не просто так. Фиолетовый цвет, цвет гангрены, воспалений и синяков. Или болезнь от него, или он от болезни. Но почему про это молчат? Или люди уже не видят этого, из-за общей паники?»

— Разболелся народ-то совсем! — заговорила старушка, сидящая на два сидения впереди Вадима. Она говорила сама с собой, смотря в окно пустыми глазами и вещая менторским тоном. — Скоро помрут все, а им и дела не будет.

— И не говорите! Вон у нас, в десятом доме, почти половина первого подъезда слегла, — ответил бабушке пожилого вида мужчина. — А Антонина Петровна вообще Богу душа отдала, не выдержала на старости лет хвори этой.

— Я же и говорю, помрут! — не отворачивая взгляда от окна, ответила бабушка.

— Может, и так.