Группа Векслера - Глеб Леонидович Бобров

Майор выдержал паузу, потом протянул руку руководителю:

— До свидания, Петр Петрович. На связи... — И, козырнув остальным, направился к своей машине.

— Простите, товарищ подполковник... — негромко сказал Туманов.

— Плакида, сколько вас непосредственно брали Вадима Попытченко? — спросил начальник ГОВД.

— Трое, — ответил старлей.

— Так вы как-то переговорите между собой... Предварительно, перед сочинением рапортов... Дабы разнобоя в общем хоре не случилось. Некрасиво выйдет...

Помолчав, он перевел взгляд на капитана.

— Не ссы, Туманов. Циклоп циклопу, как говорится, глаз не высосет... — И, вновь повернув голову к телам, продолжил: — Видал, сколько красавцев собралось в одном логове?

Капитан подошел поближе.

— Старый упырь откопался, выходит?

— Не-е-е... — хмыкнул Петр Петрович. — Все значительно интересней... Дед, — он указал на труп седого старика, — это Бронислав... Бронислав, — поиграл милиционер ударением в имени, — Бронислав Станиславович Фобяк — родной брат Леси Станиславовны Попытченко. В девичестве, естественно, тоже Фобяк. Гарик и Вадим — это ее дети от брака с убитым немцами Попытченко-старшим. А вот эти двое — Лесь и Зорян Фобяки — дети Бронислава. И все трое — вахманы немецких шталагов на территории Западной Украины.

Начальник ГОВД выразительно посмотрел на капитана.

— Это еще не все. Самое удивительное, что по документам МГБ все трое проходят как погибшие. И лишь сегодня, когда подняли биографию старухи, — офицер кивнул на Упыриху, — все встало на свои места...

Петр Петрович еще раз серьезно посмотрел на капитана.

— Вот такой зверинец вы сегодня наглухо законопатили. И знаешь почему? Потому что сильные всегда бьют хитрых.

Глава 6. Десятая линия

Строй почетного эскорта занимал место справа, сразу за большой группой милицейского начальства, военных, партийных и советских руководителей. Впереди стояли два гроба, рядом — вооруженный почетный караул и знамена.

Перед закрытым, с синей фуражкой на крышке, где находился Владлен, на груди пожилого майора с фронтовыми медалями на армейском кителе замерла небольшая женщина с короткой стрижкой. Возле открытого, с телом Узлова, во всем черном, возвышалась статная вдова с опрокинутым внутрь взглядом, с потемневшим лицом и сцепленными большими кистями рук.

Военный оркестр ждал отмашки дирижера левее. Перед ним застыл строй сотрудников кинологической службы областного управления МВД. Начальник, пожилой капитан, не таясь, вытирал слезы левой рукой. В правой, чуть позвякивая наклепанной стальной чешуей, темнел ошейник Фроси.

Строй личного состава милиции, разбившись по коробкам представителей областных, городских и районных отделов и служб, занимал весь центр площади.

Когда зазвучал гимн, Векслер, тяжело опираясь на руки Туманова и Плакиды, неловко поднялся с инвалидного кресла, отставляя вперед загипсованную выше колена ногу.

Литаврист отбил начало и конец минуты молчания, руководители сказали положенные слова, сухо рявкнул тройной залп карабинов эскорта. Оркестр исполнил траурный марш.

Собаки прядали ушами и тревожно озирались...

На перроне вокзала у поезда Ворошиловград — Москва, как всегда, бурлил людской поток. Кто-то грузил вещи, другие обнимались и в который раз диктовали поручения и наказы «на дорожку». Какой-то мужик с двумя большими белыми арбузами под мышками, переминаясь у вагона, кричал вдаль: «Люся, быстрее! Опоздаем».

Два капитана — Туманов и Дробот — отошли чуть в сторону от этой толчеи.

— Ты не понимаешь, Никита... Что значит «родина»? Вперед — Москва зовет, потом в отпуск приедешь, всех вдумчиво расцелуешь по очереди. Где Чебоксары и где столица?! — горячился начальник отделения участковых инспекторов Каменнобродского РОВД.

Он внешне, казалось, абсолютно не изменился, однако чуть скособоченная к правому плечу голова говорила, что ничего в этой жизни просто так не проходит.

— Да все нормально, Валек. Приеду, маму обниму, а там видно бу-

дет — Москва, Астрахань, Казань... Союз — большой!

— И шо тебе лично с этих просторов? А девкам твоим?! Вот я тебе историю расскажу... Знаешь, в городе, откуда я родом, был такой район — шахтный поселок Верочка. И жила там в тридцатых знатная красотка Раечка Клейнерман. Что это за дева была! Словами не передать... Стройная, тонкая, с точеной фигурой и правильными округлостями в нужных местах. А глазища — царица Савская от жабы слюной бы захлебнулась. По ней вздыхало полгорода, но решительно подступиться к такой мамзели не решался никто. В двадцать лет ее, в конце концов, поимел Яша Ассириец. Опылил без спросу маменькин цветочек. И даже не женился потом. Вот так! А кто там за ней воздыхал душевно — никто уже и не упомнит...

— Ты к чему это?

— Да к тому. Появилась малейшая возможность — хватай! Плюнешь на дар, судьба глянет на такое твое небрежение и обидится. Потом хоть извернись и за жопу себя кусай — все без толку будет! — Он вдруг взял капитана за предплечье. — Смотри, Палыч...

В голубовато-серой тройке и на полтона более темной шляпе Векслер выглядел, как всегда, немного франтовато, невзирая на седину, палочку и еще более заметную хромоту.

— Думал, не дождетесь, — приветствовал он коллег.

— Как же мы без тебя, дядь Жень, я бы поезд тормознул на крайний пожарный, — хохотнул Дробот.

— За тобой не заржавеет... — улыбнулся Евгений Павлович.

И, повернувшись к Туманову, спросил:

— Все-таки решил вернуться?

— Да, вначале домой, там видно будет... Ты-то сам как? Как нога?

— Да прям не знаю. Надо либо святой водой ее окропить, либо куда-то к старцам ехать на отчитку. Сколько можно-то — в одну воронку? — улыбнулся Векслер.

— Ну а делать-то что собираешься? — пытливо вглядываясь в старшего товарища, спросил Никита.

— У-у... Хороший вопрос. Годик отдохну, там видно будет. Может, приму одно из предложений, может, преподавать пойду, а то и заведу себе участок: курочки там, козочки... — И, подмигнув, добавил: — «Участок Векслера» — звучит?!