Новогодняя ночь - Светлана Томских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тихонов Вячеслав, — съязвила она.
— Не оскорбляй меня, — вяло протянул он. — Ладно бы хоть с Робертом де Ниро сравнила. Надо знать вкусы современников.
Степка повернулся к ней спиной, давая понять, что разговор закончен, и тут же засопел.
Стефке хотелось продолжить разговор, но запал уже пропал, ей стало жалко брата, и она вышла на цыпочках из его комнаты. А потом — опять все сначала: картошка, апельсины, помидоры, затем сон.
Утром, сидя в подсобке, она с неудовольствием вспоминала о вчерашнем звонке, она не выспалась. Не было еще ни Наумыча, ни Лешки, а новый зам работал в другую смену. Из всех продавцов работала только Нина, которая лениво продавала картошку, небрежно сдувая со лба растрепанные волосы.
— Иди, поспи, — сказала Нина, — Лешка говорил, что сегодня машина с яблоками придет, тебя на лоток поставят.
Стефка зашла в маленькую каморку, где располагались ведра уборщицы. Она закрыла глаза. Слышно было, как в развесную чашку падает картошка, и это было похоже на то, как камни падают с горы — с тем же глухим звуком.
А гора примерно как с картины Рериха — такая же величественная и игрушечная одновременно — насыщенный синий цвет переходит в голубоватую дымку. Камни падали мерно, отзывались эхом и катились вниз в восторге падения, кувыркаясь, давая почувствовать всем своим граням скорость, как мячики, отталкивались от каменной поверхности. Вспышка горизонта, мерцающий островок неба, скачок вниз и наконец беспредельность падения — ворчащий затихающий голос камней, устремившихся в никуда, скользящих и подчеркивающих неподвижность самих ультрамариновых гор.
Дверь в подсобку со скрипом открылась. На пороге стоял Лешка, уже успевший облачиться в грязно-белый халат.
— Здорово. Просыпайся. Наумыч не приходил? Я на базу ездил, сейчас машина придет. Поставим тебя на лоток. Не холодно будет?
— Да не жарко, ну что сделаешь.
Стефка прошлась по подсобке, поискала безхозную гирьку для Степки, и засунула ее в сумку.
В магазин ввалился Роман. Стефка никак не могла понять, как он работает: то его не было месяц, то он тусовался каждый день с раннего утра до позднего вечера — по какой-то странной договоренности с начальством — на картошку и лук, по крайней мере, его никогда не ставили, зато весь хороший товар проходил через его руки.
— Шеф, сегодня пошлешь меня торговать? — спросил он у проскочившего мимо Лешки.
— Яблоки только будут.
Роман поморщился, его раскосые глаза превратились в две маленькие щелочки:
— На яблоках много не сделаешь. Ты бы взял апельсины, бананы, все бы довольны остались. Ну и ты, естественно…
— Ну нет на нашей базе, я же тебе их не выращу.
— Так подсуетись, так твою в задницу… Машину я взял. Теперь бабки нужны. На техремонт, на бензинчик, туда-сюда.
— Смотри, как бы твой лимузин государству не достался. Конфискуют, и все твои старания — вот здесь.
Дальше следовал красноречивый жест.
— Да что я — дурак? Я на папашу записал. У меня все на него записано, вплоть до рубашек.
— Ну ладно, автолюбитель, приходи завтра. Может, что придумаем.
— Придумай, придумай. А у твоей тачки, Лешка, какой движок?
Мужики заговорили о технических деталях. Стефке стало скучно, она растопырила ладонь и стала ее разглядывать.
— Ты что, занозу ищешь? — заинтересовался Лешка.
— Да нет, пытаюсь себе погадать.
— Ну-ну, — сказал Лешка, — давай-ка мне посмотри.
Он протянул руку, и Стефка осторожно коснулась запястья, разгладила кожу:
— Жизнь у тебя будет долгая, но полная всяких превратностей.
— Ну еще бы, — буркнул он, — на такой-то работе.
— Бугор Марса не особенно развит. А вот кольцо Венеры… Женщины тебя любят.
— Да что мне женщины. Ты мне одно скажи: посадят меня или нет.
Стефка засмеялась:
— Ну этого я не знаю.
— Ну-у, — разочарованно протянул он. — Гадалка называется. А самого главного не знаешь.
— Давай еще посмотрю… Черт тебя знает. Вообще вот в этом месте черта жизни у тебя прерывается. Так что все может быть.
Лешка задумчиво откинулся на спинку стула:
— Ты меня, прямо скажем, не порадовала. Ну и хрен с ним, у меня тоже все барахло на родителей записано.
И Роман протянул руку:
— А меня, меня посадят?
Она закрыла его ладонь, улыбнулась:
— Воровать меньше надо. Тогда не посадят.
— А по-моему, ты создан для лесозаготовок, — сказал Лешка, — вон какой здоровый уродился. Ты просто еще не понял, что это твое истинное предназначение. С покупателями — «ля-ля», а душа твоя по бревнам плачет, заливается.
Роман гневно расправил широкие рыхлые плечи:
— Начальник, хочешь тебя с собой заберу, чтоб не скучно было, а там я буду у тебя начальником.
— Так, — Лешка стукнул ребром ладони по столу, — а не пойти ли тебе, Роман Ахметович, за прилавок? У тебя сегодня рабочая смена, насколько я понимаю?
— Иди ты со своим прилавком, я вон пять пузырей водки взял, сейчас по пятнашке спущу — и без проблем, никакой ругани. Если только поторговать, чтобы квалификацию не потерять.
— Ребята, привет, — в дверь заглянула Людка из соседнего гастронома, — одолжите червонец. У нас сервелат финский продают. Хоть бы немного купить. Народ берет по три палки. А я из отпуска, в кошельке два рубля.
Лешка оживился, вытащил десятку:
— На, нищета. А нам-то что не принесла?
— Принесла! Там народ выставил свой контроль. Директор им накладные показывал. Всю колбасу в зал вытащили. Собирались к вам принести, да куда там! Такой кордон.
— Стефка, пока машина не пришла, сходи с Людой. Возьми пару палочек мне и Роману.
— Мне не надо, — испугался Роман, — я на нее глядеть не могу — на эту финскую дрянь. Обожрался ей — вот так.
Стефка с Людкой вышли на улицу.
— Скорей, скорей, Галина ругаться будет. Столько народу, а меня нет, — торопилась Людка.
Она была в одном халатике и в старых босоножках, которые надевала в магазине. Ее коротенькие ножки все время увязали в снегу, и она, в очередной раз вытащив из сугроба ногу, внимательно разглядывала колготки, которые привезла из отпуска — не порвала ли.
Гастроном был битком набит народом.
У входа стояла очередная партия покупателей, нетерпеливо ждущих своей очереди.
— Может, с запасного зайдем? — спросила Стефка.
Людка махнула рукой:
— Там еще на Галину нарвемся.
Они пробрались к прилавку под подозрительными взглядами покупателей.
— Надя, взвесь мне…
— Вообще обнаглели, торгаши проклятые, — крикнули из очереди, — уже на глазах покупателей норовят себе товар захапать, да еще и дружков своих приводят. А ну отойди от прилавка.
— Мне прикажете в очередь встать, если я в этом магазине работаю?
— Нас не касается, где ты работаешь. А ну неси жалобную книгу, мы тебе покажем, как своих знакомых колбаской оделять. Это мы в очередях целыми днями стоим. А вам бы только воровать.
К Людке подскочил бодрый старичок с мясистыми дряблыми щеками, затряс какой-то книжицей:
— Я, ветеран, в очереди стою, а ты, молодая сучка, с собой хвост приводишь. Пошла отсюда, — он стал отпихивать ее от прилавка.
Ошарашенная Людка отвела его руку.
— Все видели? — закричали из очереди. — Она ветерана ударила. Мы сейчас милицию позовем.
— И жалобу напишем.
— Гнать таких надо. Видишь, как они обнаглели. Заворовались. Уважение к человеку потеряли.
Людку окончательно оттерли от прилавка. Она встала в уголок, заплакала.
— Ишь, крокодиловы слезы льет, — сказал кто-то насмешливо.
Стефка равнодушно оглядела толпу:
— Да ладно, брось, не реви, что ты не знаешь, какой народ у нас, когда в очередях стоит?
…— Ну где колбаса? — встретил ее нахмуренный Лешка.
— В магазине. Там скандал. Галина сказала, что на следующей неделе еще получат, тогда они нам принесут.
— На следующей неделе? Ты еще скажи, в следующем году. Ладно, я в 54-й позвоню, у них там тоже сервелат должен быть.
Через полчаса прибыл посыльный из 54-го с ящиком сервелата.
— Позвони Люде, — сказал Лешка, — скажи, что я оставил ей колбасу, пусть придет потом, заберет, когда у них эта помойка закончится.
— Леха, машина пришла, — крикнул Гриша-грузчик, уже успевший основательно залить шары. Дело, видимо, не обошлось без Романа, который торговал водкой.
— Не понял, ты что мне сообщаешь, чтоб я разгружать начал? — спросил Лешка, и тут же — шоферу: — Ты, шеф, не мог еще попозже приехать? К вечеру в самый раз было бы торговать.
Лешка вытащил из сейфа трояк.
— А то ты у меня один, — огрызнулся шофер, спокойно засовывая трешку в карман.
Грузчик Гриша, лениво матерясь, стоял в обнимку с ящиком яблок, стараясь не поставить его мимо телеги. Стефка наклонилась, чтобы выбрать себе весы. Одни из них были индивидуальные — Веры, она потрудилась, чтобы стрелки на них отставали граммов на 200 — кроме Веры на них никто не работал. Роман, Нина и другие продавцы предпочитали обвешивать без топорной работы, более виртуозно — на нормальных весах, даже стрелка у них стояла ровно на нуле. Веру неделю назад повязали ребята из ОБХСС — и она, быстренько подписав у Наумыча заявление об уходе по собственному желанию, без отработки, забрала в РТО трудовую книжку, прежде чем отдел кадров, загруженный кипами бумаг, успел на этот инцидент отреагировать.