Свинцовый взвод - Сергей Самаров

Сознание вернулось, как показалось, вместе с возвращением дыхания. Но возможность дышать почему-то пульсировала. То получалось сделать вдох, то не получалось. Это было странно и непривычно. И потому казалось совершенно непонятным. Хотелось даже открыть рот, как рыбе, вытащенной из воды.

Попытка открыть глаза сразу тоже не удалась, каждое поднятие век было чревато яркой вспышкой, бьющей по глазам. Боль при этом проникала глубоко в голову и била по мозгу, словно разряд электрического тока. Раскатов пробовал трижды, и трижды у него не получалось ничего увидеть. Он это уже ясно осознавал, уже контролировал свое состояние, хотя и не сумел еще осознать свое место в пространстве. Но вместе с возвращением сознания вернулась и способность слышать. И, возможно, из-за невозможности смотреть слух обострился и стал острым, каким не был никогда. И этот острый слух тоже с болью, как глаза восприняли свет, воспринял звуки автоматных очередей. Казалось, что стреляли по нему. Прицельно по ушам. Так это было неприятно. А потом послышалась длинная, как показалась, радостная и торжествующая тирада, произнесенная на незнакомом языке. А еще через несколько секунд снова стало возможно дышать. Но ненадолго. Грудь опять сдавило, и воздуха явно не хватало, чтобы сделать несколько полноценных вдохов и выдохов. Новая попытка открыть глаза тоже не увенчалась успехом. Веки реагировали не на приказы человеческой воли, а на боль, идущую в голову извне, и потому не желали открываться.

Опять появилась возможность дышать.

– Вы же живы, я вижу, дышите… – сказал голос с откровенным кавказским акцентом, тем не менее правильно произносящий русские слова.

Старший лейтенант хотел что-то сказать, но сумел только промычать нечто нечленораздельное. И постарался продышаться.

– Я не могу пять лет держать это дерево. Выбирайтесь из-под него. Перекатитесь. Умеете перекатываться? Вы же военный. Перекатитесь. Простой перекат…

При общем тумане в голове, при отсутствии зрения старший лейтенант Раскатов все же сообразил, что от него требуется, понял, что без этого он не сможет полноценно дышать, собрал силы и заставил себя, как ему показалось, поднять двумя руками земной шар. Тем не менее, превозмогая боль во всем теле, он перекатился на два оборота.

– Вот так, – сказал голос. – Вы молодец…

И рядом что-то грузно, словно бы даже со стоном, упало. Уши старшего лейтенанта по-прежнему работали и за глаза, и он услышал, как увидел, что кто-то подходит к нему, приседает. А потом на лицо полилась вода. Чужие пальцы легли старшему лейтенанту на веки, протерли их, протерли переносицу и нижнюю часть лба. Просто пальцы, даже без носового платка. Раскатов открыл глаза, увидел перед собой эти окровавленные пальцы и понял, что ничего увидеть он не мог по той простой причине, что у него была рана на лбу, и рана эта сильно кровоточила, залив кровью глаза. Он сумел поднять руку и потрогать лоб.

– Это вам веткой кожу разорвало. Голова цела, не волнуйтесь, – сказал обладатель руки.

– Какой веткой? – не понял Раскатов, когда чужая рука удалилась от его лица, и он сумел рассмотреть собеседника, которого сразу узнал. Это был тот человек, которого пинали два бандита Парфюмера, когда Раскатов застрелил их. Более того, тогда старший лейтенант не видел лица избиваемого. Теперь же он увидел лицо, и его тоже узнал с первого взгляда. Помощь ему оказывал не кто-то, а сам эмир Хамид Улугбеков.

– Веткой дерева. Когда мина у вас за спиной взорвалась, вас взрывной волной с тропы сбило. А вслед вам и дерево свалило. Прямо на грудь. Сначала дерево вас спасло от осколков, на себя приняло, а потом обиделось и придавить вас хотело. Хорошо, что это елка. У елки лапы снизу начинаются. Они амортизировали удар. Иначе могли бы и убить. И ствол так удачно упал, что вы между веток оказались, иначе могло бы насквозь проколоть, как шампуром. Но по лбу вам все же досталось. Да и помимо этого, думаю, есть повреждения. Но вы везунчик, иначе не скажешь.

– Это вы везунчик, – ответил Раскатов. – Не занеси меня сюда, под скалу, вовремя, вас бы убили. А ведь я мог и поверху пойти, со своими солдатами.

– Да, сразу поблагодарю вас за спасение, – легко согласился Улугбеков. – Так это ваши солдаты по ту сторону скалы вели бой? А я уж надеялся, что кто-то из моих людей остался в живых.

– Я слышал стрельбу. Там был бой?

– Да. Парфюмер вместе с эмиром Чупаном выбили ваших людей с тропы. Я потом слышал стрельбу намного ниже. Почти у выхода из ущелья. Значит, солдаты оставили своего командира точно так же, как мои моджахеды оставили меня.

– Они не знали моего положения. Но я думаю, что они вернутся.

– Трудно. Парфюмер перекрыл ущелье уже понизу и поверху. И пристрелял минометами все возможные проходы. Трудно будет прорваться.

– Вы не пробовали пройти через засеки?

– Откуда вы знаете про засеки? Вы до них еще не дошли.

– Мне сказали ваши люди.

– Мои люди? Вы узнали меня?

– Конечно. У меня в планшете лежит лист принтерной распечатки с вашим портретом. Ориентировка для поиска. Обычно изображения в ориентировках бывают хуже. Вам повезло. Или мне… Не берусь судить.

– Вы захватили моих людей?

– Да. Троих здесь. Одного внизу. Гражданина Катара.

– Был у меня такой. Много хвастал, а в деле – никакой…

– Возможно. А здесь вроде бы все были местные. Впрочем, я документы не смотрел, а разговаривал только с одним.

– С кем?

– С Умаром Магометовичем.

– А, Умар… Он вообще-то человек неразговорчивый.

– Тем не менее рассказал мне про засеки. – Раскатов не стал говорить о том, что вызвало разговорчивость Умара Магометовича из опасения за собственные плавающие ребра.

– Куда вы их дели?

– Мы оставили их связанными на тропе.

– Значит, люди Парфюмера расстреляли их. Если только солдаты не отступали той же тропой и не освободили пленников.

– Мне неизвестно, что там произошло, – обтекаемо ответил Раскатов.

Самому старшему лейтенанту казалось, что солдаты без приказа пленных бандитов не освободят, хотя в данной ситуации те трое бандитов могли бы стать союзниками в бою с превосходящими силами других бандитов, и даже полезными союзниками, потому что уже знают местную обстановку. Ведь, похоже, сам эмир Хамид стал союзником старшего лейтенанта. Хотя бы временным. И от такого союза грех отказываться.

Голова у старшего лейтенанта Раскатова уже начала работать и просчитывать плюсы и минусы сложившейся ситуации, но сам он при этом не шевелился, всем своим видом показывая собственную неспособность к ведению боевых действий. Обычная манера поведения спецназовца. Как правило, гораздо лучше, когда противник недооценивает тебя и считает неспособным к действию, чем ситуация, в которой он тебя опасается и постоянно находится настороже. Конечно, и у этого принципа, как и у всех других, бывают исключения. Иногда следует противника запугать, чтобы поставить на место и тем самым парализовать его действия. Но пока такой момент не наступил. Кроме того, Константин Валентинович по-настоящему чувствовал благодарность к эмиру Хамиду, не бросившему его в сложной ситуации умирать под деревом. Раскатов посмотрел на ствол и удивился. Надо быть очень сильным человеком, чтобы приподнять такой ствол и позволить старшему лейтенанту выкатиться из-под дерева. Причем поднимать пришлось, видимо, так, чтобы лапы ели не мешали раненому и придавленному перекатиться в сторону. То есть, по крайней мере, до уровня груди.

Эмир Хамид Улугбеков роста был среднего, но широкоплечий и крепко сбитый, с мощными и длинными руками, наверное, достаточно сильными, обладатель мощной груди с сильными легкими. Да и не приходилось сомневаться в силе этих рук и этого тела, только взглянув на ствол упавшего дерева. При этом следовало учесть, что самого эмира только перед этим избивали ногами и наверняка нанесли ему несколько повреждений, если не переломов. Конечно, все это будет болеть потом, может быть, уже на завтрашнее утро, но пока эмир Хамид сумел со стволом справиться. А это сумел бы не каждый. Даже старший лейтенант Раскатов, несмотря на всю свою тренированность, не был уверен в своих способностях тяжелоатлета и, возможно, не сумел бы ствол приподнять на нужную высоту. Впрочем, Раскатов никогда не работал с большими тяжестями, давно усвоив для себя истину тех людей, которые его самого когда-то тренировали и готовили: лучше не браться за вес, превышающий вес твоего собственного тела. Но с этим весом, в том числе и с самим телом, нужно работать спокойно, почти без напряжения, и делать все, что в голову придет. А вес Раскатова никогда не превышал восьмидесяти килограммов, даже в самые «толстые» времена, наступающие обычно после отпуска. Свое тело старший лейтенант умел поднимать, бросать, раскручивать и вообще обращался с ним свободно. Но силы эмира Хамида были другого характера. И это подчеркивалось его фигурой.