Место на земле - Мухаммед Теймур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не виноват!
Перевод А. Султанова
Господин судья! Ей-богу, я не виноват! Я в жизни не воровал, даже в сад старосты не лазил. А редис, которым я торговал, пока не сломал ногу, я покупал в деревне по двадцать пиастров за мешок и продавал в городе по тридцать пиастров, только таким образом зарабатывая на жизнь. Ей-ей, я никогда не попрошайничал, в чем вы соизволили обвинить меня! Коли вру, пусть мне глаза выколют! Я глуп, это верно. Но что делать? В этом виноват мой отец, который не обучал меня в школе, пока я был еще мал. Пусть бог покарает тех, кто посмеялся надо мною и накликал на меня беду!
Я нес мешок редиса из деревни в Каир. Нога у меня тогда еще была здоровой, не в гипсе, как сейчас. Я всегда хожу в город пешком. И вот шел я с мешком по городу, и вдруг у моста Абуль-Аля на меня наехала машина. Я даже гудка не слышал и не успел опомниться, как уже лежал под машиной, а все мои редиски рассыпались по мостовой. Хорошо, нашлись добрые люди и отвезли меня в больницу Каср-аль-Айни. Там наложили гипс на сломанную ногу, перевязали меня и отпустили, сказав, чтобы я пришел через неделю.
Вышел я из больницы и вижу, что с больной ногой мне до деревни не дойти, а вернуться через неделю в город я и подавно не смогу. Что делать? Темный мой разум подсказал решение. Я же говорил вам, что я — крестьянин, в школу меня не отдавали. Вот и говорю себе: «Иди-ка ты к воротам мечети Сейда-Зейнаб и переночуй там!» А что еще делать? Ведь я человек деревенский, темный, глупый, в школах не обучался. Потащился я с больной ногой к мечети и сел у ворот. Через пять минут проходит мимо меня какой-то человек, важный, вроде вас, господин судья, кладет мне в руку пиастр и заходит в мечеть. «Бог милостив, — думаю я, — раз он посылает мне хороших людей. Я смогу набрать себе на ужин!» Так и сижу я, а мимо меня проходят почтенные беки, вроде вас, господин судья. Я только протягивал руку, а уж они сами подавали мне кто сколько мог. Дело благочестия, господин судья!
Просидел я до вечернего намаза[34] и набрал пятьдесят пиастров! «Да, — подумал я, — это лучше, чем торговать редиской».
Прошла неделя. Пора было идти в больницу на перевязку. Но темное мое сознание опять подсказало: «Не ходи! Это бог послал тебе гипсовую повязку, чтобы ты мог кормиться ею. Если в больнице ее снимут, кто станет подавать здоровому человеку? Разумно ли самому стать причиной собственного несчастья?»
Прошел месяц, другой. Нога поправилась, но, пользуясь божьим даром, я продолжал сидеть у ворот мечети. И вот теперь нашелся такой скверный человек, который пожаловался; будто я попрошайничаю. Подошел этот эфенди ко мне, а я ему говорю:
— Сыночек! Подай пиастр бедному!
Он лукаво засмеялся и говорит:
— А целый фунт не хочешь?
— Грешно смеяться над бедным стариком, — говорю я ему.
— Разве я смеюсь над тобой? — отвечает он. — Эх ты, неотесанный! Недавно один богатый и благочестивый хаджи вернулся из Мекки и теперь оделяет всех бедняков. По целому фунту дает каждому!
А я ему и поверил. Необразованный я, господин судья, круглый невежда — в жизни не был в медресе. И вот повел он меня через улицу в большой дворец, недалеко от мечети Сейда-Зейнаб. У ворот стояли вооруженные солдаты, я даже испугался, когда их увидел. Но он меня успокоил. «Они дворец охраняют», — сказал он, и я ему поверил, господин судья. Ведь мой отец в жизни не учил меня школьной грамоте.
Поднялись мы наверх, и никто нас не задержал. Вошли в комнату, а там за столом сидит офицер. Я снова испугался, но эфенди заверил меня, что это и есть тот богач.
— Но он полицейский офицер! — возразил я.
— О, он начальник всего округа, человек богатый, совершил паломничество в Мекку! Он может тебе дать фунт и даже больше, если будешь его слушаться.
Я по своей глупости, господин судья, поверил этому эфенди и подошел к офицеру. А он и спрашивает:
— Это тот самый, что попрошайничает перед мечетью Сейда-Зейнаб?
— Я человек бедный, — говорю я начальнику, — нога у меня сломана, а ты, хаджи святых мест, подай мне фунт!
Начальник — да будет ему благословение божье! — улыбнулся и отвечает:
— Один фунт? Ты заслуживаешь пяти фунтов!
Я поблагодарил его за хорошие слова, моля бога, чтобы он простил все прегрешения этому благочестивому хаджи. А он открыл какую-то книгу и стал спрашивать, как меня зовут, откуда я и сколько мне лет. «Зачем бы ему это?» — удивился я.
А эфенди мне шепчет:
— Эх ты, невежда, протокол ему надо составить. Ведь должен он знать, кому сколько дать денег. Отвечай на его вопросы!
Ну, я рассказал ему все, о чем он спрашивал, и приложил к протоколу большой палец для удостоверения, стало быть, личности. Приложил и говорю начальнику:
— Ну, давайте деньги!
А он взял меня за руку и говорит:
— Подождешь в гостиной, пока не вызовут!
Я снова поверил, господин судья, и он повел меня в гостиную. Но гостиная эта была почему-то очень узкая и грязная, господин судья. Там даже стула нет, посидеть не на чем. Гостиная у нашего старосты в деревне — и то лучше!
Короче говоря, запер он за мной дверь и ушел. И с того дня я все ждал, пока вот сегодня не привели меня к вам, господин судья. Ей-ей, в жизни я не попрошайничал. Я человек неповинный. Темный я, неграмотный. Отец мой во всем виноват: ему бы отдать меня в школу, пока я был еще мал…
«В состоянии прийти сам…»
Перевод О. Ковтуновича
Проснулся я от стука в дверь. Неужели в такой холод мне, больному, придется вылезать из теплой постели?..
В Каире я живу один. Меня перевели сюда из города, где я родился и вырос, где учительствовал до последнего времени и где теперь осталась моя семья.
В комнате было холодно. Я спрятал под одеяло руку, которую уже было вытащил, и попытался снова уснуть. Но в дверь опять постучали. Надо вставать.
Я сел на постели и попытался согнуть больную ногу. Видимо, врач, который меня лечит, неплохой специалист: еще позавчера я не мог пошевелиться, а сегодня мне уже значительно легче.
Между тем стук в дверь повторился еще настойчивее. Я отозвался и попросил подождать. Кто бы это мог быть? Может, старый фельдшер пришел сделать мне укол? Но сейчас только девять часов, а он обычно бывает в десять. Или он пришел так рано потому, что сегодня он должен сделать последний укол и хочет поскорее получить свое вознаграждение? Тут я вспомнил, что денег у меня всего фунт с небольшим, а фельдшеру я должен и за посещения — это была любезность с его стороны, — и за вакцину, которую он покупал за свой счет. Я стал подсчитывать на пальцах: сколько же я ему должен? Ага! Всего он сделал три укола, сегодня будет четвертый. Это составит шестьдесят пиастров, сорок пиастров за визиты — итого один фунт. А мне самому остается только голодать.
В дверь забарабанили еще сильнее. Отбросив мысли о голоде — он угрожает мне не впервые, как-нибудь выкручусь! — я откинул одеяло, взял костыль и заковылял к двери.
Передо мной стоял не старик фельдшер, а весьма элегантный молодой человек среднего роста. В руках он держал какую-то книгу, которую продолжал читать, стоя перед дверью. Я взглянул на заглавие: «Женщин много. Похождения знаменитого вора Арсена Люпена».
Этого юношу я видел впервые.
— Что вам угодно? — вежливо спросил я.
— Я ищу господина Омара.
— Я — Омар.
— Вы больны?
— А в чем дело?
— Разве не вы писали заявление с просьбой освободить вас от работы? Я из врачебно-контрольной инспекции.
Я сразу же переменил свой сухой тон и провел его в комнату, подчеркнуто тяжело опираясь на костыль. Он сел и спросил:
— На что жалуетесь?
— Ревматизм у меня, — сказал я, показывая на ногу.
Он пощупал мой пульс.
Я снова повторил:
— У меня ревматизм.
— А кто вам сказал, что у вас ревматизм?
Я молча добрался до стола, стоявшего в углу комнаты, достал заключение врача и подал ему. Он просмотрел заключение и сказал:
— Следовательно, вы уже лечитесь…
Прежде чем я успел ответить, в дверь снова постучали. Я открыл. Это был фельдшер со своим кожаным чемоданчиком. Он сразу прошел в кухню, чтобы прокипятить инструменты. Вернувшись в комнату, где я оставил молодого врача, я увидел, что тот углублен в чтение своего романа. Я сказал ему:
— Могу ли я выйти завтра на работу?
Ничего не ответив, он вынул из кармана пачку бумаг, порылся в них, нашел наконец мое заявление, в котором я просил дать мне бюллетень по болезни, и стал что-то писать прямо на заявлении. Затем, обратившись ко мне, сказал:
— Сейчас пойдете во врачебно-контрольную инспекцию, там вас осмотрят.
Я очень удивился:
— Но ведь вы же пришли сюда для этого!
— Раз вы уже в состоянии двигаться, то, согласно инструкции, должны явиться туда сами.