Маникюр для покойника - Дарья Донцова

«Я – служитель Мельпомены, – гордо говорил Катуков, – артист одного из ведущих московских театров…»

Девушки просто складывались штабелями, ну мало того, что мужчина хорош собой и интеллигентен, так еще принадлежит к таинственному и влекущему миру кулис…

Вот только денег у Костика никогда не было, и он перебивался с хлеба на квас. Но лет семь тому назад положение изменилось. Один из знакомых Катукова, блестящий скрипач Леня Маслов, собрался в отпуск. У него дома лежала скрипка Амати. Леня страшно боялся оставлять инструмент, цена которого исчисляется не одной тысячей долларов, в пустой квартире. Отнести драгоценную виолу в банк и положить в ячейку он тоже не решался, бывший советский человек успел за время дикого российского капитализма полностью потерять доверие к банковским структурам. Зная патологическую честность Кости, Леня попросил приятеля покараулить скрипку.

Катуков забрал черный футляр, положил в диван и протрясся двадцать четыре дня, поджидая возвращения Маслова. Отдохнувший Леня дал ему триста долларов. Костя сначала отнекивался, но приятель буквально силком запихал банкноты в карман. Через неделю Леня позвонил вновь. На этот раз требовалось помочь художнику, подержать пару деньков несколько статуэток, и вновь в кармане приятно зашуршали бумажки.

Скоро слава о Костике разлетелась по Москве. Он прятал деньги, драгоценности, столовое серебро, видеоаппаратуру, документы и старинные книги. На вырученные деньги Котя отремонтировал квартиру и оборудовал в ней несколько тайников. Потом начались другие дела. Например, следовало сесть в поезд и доставить во Владивосток странно молчащую девушку. Поездка не доставила актеру никакой радости, спутница за всю дорогу не раскрыла рта, отвечая только «да» или «нет» на предложения пообедать и выпить чаю. Зато за труды дали отличную сумму. Потом Костя отправился на дачу в Снегири и ровно в восемь вечера подошел к телефону и сказал: «Герман Сергеевич скончался». Зачем он это делал, Костю не интересовало. Скоро ему стали поручать пикантные дела, которые стеснялись делать сами. Например, одна дама, театральный критик, личность знаковая в актерской среде, крайне интеллигентная, даже жеманная, попросила Костика… вымазать дерьмом дверь в квартиру бывшего мужа. Катуков не дрогнул и лишь сухо поинтересовался:

– Человеческим?

– Можно собачьим, – милостиво разрешила критикесса, – главное, погуще и чтобы воняло посильней.

Костя набрал во дворе ведерко фекалий и, тихо посмеиваясь, выполнил приказ. Такое ему приходилось делать впервые, но интеллигентная дама не поскупилась и отвалила за труды тысячу долларов.

В последний год от клиентов просто не было отбоя, и Костя, не желая отказывать людям и упускать заработок, привлек к бизнесу Нину. Ей доставались дела попроще, например, доставка корзины цветов известному дирижеру… С криминальными делами Костя не связывался, впрочем, Нина не знала точно, любовник особо не распространялся о своей работе… Да и клиенты ценили его в первую очередь за безупречную честность и молчаливость.

– Знаете, где расположены тайники? – спросила я, когда фонтан сведений иссяк.

Никитина кивнула, подошла к окну, аккуратно нажала пальцем на едва заметный гвоздик. Раздался тихий щелчок, словно открыли консервную банку. В ту же секунду парикмахерша ловко подняла подоконник.

– Смотрите.

Я глянула в приоткрывшийся узенький ящичек и невольно присвистнула.

Все пространство было забито ассигнациями. Интересно, сколько тут?

– Понимаете теперь, – тихо спросила Нина, – что я взяла только свое? Если б была воровкой, стащила бы все.

Резон в ее словах определенно был, но я нахмурилась и поинтересовалась:

– Еще где?

Всего любовница знала о пяти тайниках. Два из них – в ножке стола и в кухонной стене – оказались пусты, два других – под ванной и в днище кресла – содержали деньги, золотые старинные карманные часы и телефонную книжку. Но никаких бумаг, листочков синего цвета и фотографий не было и в помине…

– Он хранил вещи только дома?

Нина пожала плечами:

– Во всяком случае, мне ничего не давал, может, Яне?

– Яне?

– Ну да, – недовольно протянула Никитина, – он про нее ничего не рассказывал, но я поняла, что они друзья детства, в одной песочнице сидели, он ей как себе доверял…

– Ладно, – вздохнула я, – пошли…

Но Ниночка не торопилась. Девушка сосредоточенно наморщила гладкий лобик.

– И чего теперь с этим делать? – ткнула она пальцем в тайник с деньгами.

Я растерянно вздохнула. А и правда, что?

Ниночка неожиданно заулыбалась:

– Знаю!

Она метнулась к письменному столу, вытащила простую записную книжку и радостно сообщила:

– Котя прямо бухгалтер. Вон как дела вел, глядите.

Я раскрыла потрепанный переплет. Перед глазами предстали ряды цифр, расставленные по графам.

– Получено. 9.06. 815.79…

Отдано 12.06 514.28…

В отсеках со словом «отдано» виднелась цепочка крестиков, только последние четыре строчки зияли пустотой.

– Вот, – улыбалась парикмахерша, – возьмите книжечку, установите личности, позвоните им и скажите: так, мол, и так, заберите вещички. А я вам ключики отдам, запомнили, как тайнички открываются? Берите, берите, – совала мне Нина в руки «гроссбух». Она явно хотела избавиться от ответственности за чужое добро.

– Записи-то закодированы, – промямлила я.

– Ну так что? – удивилась Никитина. – У вас небось целый отдел сидит, шифры отгадывает, правда?

Пришлось кивнуть головой, сунуть помятый кусок кожи в карман и забрать ключи.

ГЛАВА 9

Назад я принеслась около пяти. В голове царила каша, скорей всего человек, убивший Костю, унес документы, но кто он? Может, на мое счастье, актер отдал бумаги Яне? И как расшифровать записи? По мере приближения к дому в голове стали появляться иные мысли: интересно, собаки дождались меня или описались в коридоре? Что сделать на ужин?

Вихрем я влетела в железную палатку и схватила котлеты «Богатырские». Интересно, как живут другие женщины? У них что, голова тоже все время забита думами о домашнем хозяйстве? Потом, как они успевают, уйдя из дома в 8.00 и возвращаясь в 19.00, сварить обед, убрать квартиру… Не у всех же есть домработницы!

Собаки принялись прыгать. Убедившись, что никто из них не набезобразничал, я радостно прикрикнула:

– Муля, Ада, Рейчел, – гулять!

Многолаповый комок выкатился во двор. Муля, как всегда, устроилась у подъезда, Рейчел отбежала к клумбе. Я проводила ее взглядом. Ада покрутилась немного на одном месте, потом присела… Я чуть не упала в обморок: под ее тучным задом расплывалась ярко-красная лужа.

– Ада, – пробормотала я плохо слушающимися губами, – Ада, что с тобой?

Мопсиха потрусила ко мне. На снегу четко выделялась цепочка алых капель.

– Домой, – завопила я, леденея от ужаса, – немедленно домой!

Собачки послушно побежали наверх. В квартире я схватилась за телефон и узнала координаты ветеринарной клиники.

– У моей собаки кровотечение, просто ужасно, лужи кругом, она умирает.

– Животное попало под машину? – уточнил невидимый собеседник.

– Нет, утром была здорова.

– Везите, – коротко велел доктор.

Я заметалась по квартире, отыскала в шкафу байковое одеяльце, завернула в него мерно сопящую Аду и вылетела на улицу. Мопсиха оказалась страшно тяжелой, просто неподъемной, правая рука онемела, но я прижимала к себе горячее тельце. Когда речь идет о жизни и смерти, деньги ничто, и я замахала левой рукой. Тут же затормозили старенькие «Жигули».

– Куда? – поинтересовался молодой парень в черной куртке.

– Самсоновская улица…

– Знаю, – кивнул водитель. – В ветеринарку? Садись.

Я влезла в салон и принялась тихонько укачивать Аду.

Выглядела мопсиха отвратительно. На морде – полная тоска, глаза закачены вверх, и дышала она прерывисто, словно в воздухе мало кислорода. Волна жалости поднялась из моей груди. Маленькое, абсолютно беззащитное существо явно доживало последние минуты. Невольно из глаз полились слезы, и я судорожно забормотала, целуя черную мопсихину морду:

– Адонька, ну пожалуйста, потерпи чуть-чуть, сейчас приедем…

Мопсиха глянула на меня беззащитными карими глазами и упала в обморок, а я зарыдала в голос.

Ворвавшись в приемную и увидев несколько человек с тихо сидящими животными, я взмолилась:

– Пропустите, моя собачка истекает кровью.

– Конечно, конечно, – закивали головами посетители.

Я внеслась в кабинет и завопила:

– Ада умирает!

Молодой парень, чуть толще швабры, не отрывая глаз от бумаг, спокойно произнес:

– Будьте любезны, положите животное на смотровой стол.

Я тут же сунула ему под нос прямо на исписанные листочки одеяльце с мопсихой, издававшей предсмертные звуки.

Ветеринар вздохнул, взял Аду и отнес в огромное железное корыто на ножках. Размотав байку, он осторожно принялся осматривать несчастную. Его руки действовали ловко и, наверное, аккуратно, так как мопсиха ни разу не взвизгнула. Процедура продлилась минут десять. Со всей тщательностью парень выслушал легкие, оглядел глаза, уши, пасть, потом вновь вздохнул и сообщил: