Без иллюзий - Андрей Мартьянов

На часах половина седьмого вечера. Возвращаться в Бржежаны рановато, радушный хозяин за завтраком предупредил, что сам окажется дома лишь около девяти. Почему бы не заглянуть в Прагербург? Погода отличная.

— В крепость, — скомандовал я водителю, вольно расположившись на заднем сиденье «Мерседеса». — Хочу погулять.

Ненавязчивую охрану ко мне все-таки приставили. За моим автомобилем с раннего утра следовал неприметный «Опель» с еще более неприметными личностями в штатском, наверняка вооруженными чем-то очень действенным и эффективным. Конечно, обергруппенфюрер может себе позволить передвигаться по «собственному» городу без сопровождения, но не дай бог что-нибудь неприятное произойдет с господином рейхсминистром — бывали ведь случаи, достаточно вспомнить покушение на Эрнста фон Рата в Париже в ноябре 1938 года.

Промышленный комплекс BMM расположен сравнительно недалеко от центра города на Колбеновой улице, до Прагербурга ехать не больше восьми километров. Град территория охраняемая, но меня заверили, что в Праге я могу посещать любые места, какие заблагорассудится. Главное не соваться в подозрительные районы вроде Жижкова — да и то тамошняя дурная слава начала улетучиваться после того, как германские власти удалили из города всех цыган. Помню, лет шесть назад в городе было не так чтобы не протолкнуться, не встретив цыгана, но число грязных попрошаек оказалось существенно выше, чем в любой другой из посещенных мною столиц Европы.

Я покинул машину на Градчанской площади и неторопливо зашагал мимо резиденции архиепископа, прошел через ворота Матиаша во второй двор. Неприметные личности чинно шествовали следом, метрах в двадцати за мной. Удивительное дело, часовые не обратили на меня и малейшего внимания, будто министра Шпеера тут и вовсе не было — уверен, господин Гейдрих постарался.

Наслаждаться изумительной архитектурой и дворцами Прагербурга не было ни малейшего желания. Хотелось подумать в тишине и одиночестве — неприметные личности не в счет, в конце концов, они на службе и желания мне мешать не изъявляют. Дисциплина.

…Предъявленные мне вчера обергруппенфюрером досье на многих наших промышленников (как представляющих государственные структуры, так и лиц частных) поначалу показалось мне чем-то из области эсхатологической мифологии — ничего подобного попросту не может быть! Это исключено! Это не оправдывается никакой логикой! Гейдрих же выкладывал на стол передо мной документы, подлинность которых не вызывала сомнений. И от каждой бумаги исходил запах беспрецедентного воровства и прямой государственной измены.

Примеры? Сколько угодно. Фирма «Société du Pneu Englebert», исходно бельгийская, теперь с преобладанием германского капитала. Ее основатель, Оскар Энгльбер, начинал еще в 1877 году со штамповки резиновых ковриков и детских сосок, одиннадцать лет спустя он организует производство пневматических шин для велосипедов и входящих в моду автомобилей. В 1926, компания открывает завод в Аахене и сегодня является крупнейшим поставщиком шин, прежде всего для вооруженных сил. Часть акций, разумеется, выкуплена вездесущей «Рейхсверке Герман Геринг».

Это всё прекрасно, к качеству продукции и срокам исполнения контрактов к «Englebert» нет никаких претензий. За исключением одной небольшой, почти никому не заметной детали: фирма успешно продолжает сотрудничать с англичанами со взаимным размещением заказов, платежами через банк «Credit Suisse» и товарооборотом через нейтралов — та же Швейцария, Швеция и Испания. Партнеры? Да хоть «Daimler Motor Company» из Ковентри, тоже занятая в производстве стратегической военной продукции. С британской стороны, само собой[6].

— Никакой ошибки? — потрясенно спросил я у Гейдриха. — Фальсифицированные бумаги? Происки конкурентов? Немыслимо — прямое сотрудничество с врагом! Когда гибнут наши летчики и подводники, эти… Эти… Но тогда почему вы молчите? Никому не докладываете? Вы начальник службы Имперской безопасности! Господин обергруппенфюрер, это ваша прямая обязанность!

— Повторяю исходный тезис о вашей политической неопытности, доктор Шпеер, — усмехнулся Рейнхард Гейдрих. — Документацию по «Englebert» мои орлы раздобыли, да. Заметьте, на немецком и английском языках. Секретные контракты, платежные поручения, деловая переписка — более чем достаточно для военно-полевого суда с непременной виселицей в сухом остатке…

— Не преувеличивайте, — я вздохнул. — Дела о государственной измене рассматривает Народная судебная палата, а не военные.

— Считайте мои слова неудачной метафорой, доктор Шпеер, но в упомянутом сухом остатке тогда гильотина[7]. Встает насущный вопрос: как мне дать ход делу, если во главе предприятия номинально стоит Геринг, как председатель «Рейхсверке»? Скомпрометировать второго человека в империи после фюрера?

— Вот дьявольщина, — только и сказал я.

— Конечно, я доложил рейхсфюреру. Гиммлер поразмыслил и распорядился отправить бумаги под сукно. Пускай занимаются своими мелкими гешефтами, в конце концов, никакого существенного вреда «Englebert» не причиняет, а если смотреть широко — одна сплошная польза. Кто-то ведь должен обеспечивать моторизованные части шинами? Зачем ради нескольких прохвостов из директората портить отношения с рейхсмаршалом, который непременно огорчится и в расстроенных чувствах наломает дров? Мне продолжать, или одного эпизода будет достаточно?

— Продолжайте, — я безнадежно махнул рукой. — Только я не уверен, что хочу всё это знать.

— При чем тут «хочу» или «не хочу»? — очень серьезно сказал обергруппенфюрер. — Вы обязаны быть осведомленным. Среди окружающего нас карнавала безответственности должны быть люди, которые твердо знают, каково истинное положение вещей. Которые не станут питать иллюзий.

Я и прежде подозревал, что РСХА — контора серьезная и бездельников там не держат, в отличие, допустим, от партийного аппарата. Рейнхард Гейдрих снова подтвердил эту истину: «экономическое» досье было составлено исключительно скрупулезно. Я бы даже сказал, пугающе.

Комплексного плана развития экономики нет и в состоянии войны быть не может. Пресловутая четырехлетка имеет под собой только демагогические цели — пятилетние планы русских, у которых Гитлер подхватил эту идею, подразумевали создание мощной промышленности, которой в СССР не было, создание системы с вертикальными и горизонтальными связями; у нас же это превратилось в череду абсолютно бессвязных и зачастую нелепых мероприятий.

Тут мы хотим сталелитейный завод, вот здесь автостраду, вон там реконструкцию Берлина, а еще дальше — народный автомобиль. Как эти планы будут взаимодействовать — непонятно, а взаимодействовать такие проекты обязаны! В итоге около 80 процентов государственных доходов уходит на непродуктивные цели. Кошмар.

Кстати о «народном автомобиле». Реализацию проекта «машины для каждого» KdF начали в 1938 году, построили огромный завод, возле которого появился новый город для рабочих с нестерпимо пафосным названием Штадт дес КдФ-Вагенс бай Фаллерслебен. Потратили почти сто семьдесят миллионов марок. Причем большая часть этих средств была собрана с подданных Германии в качестве аванса за автомобили, предполагавшиеся выпускаться в будущем — финансовые операции шли через Трудовой фронт Роберта Лея.

Естественно, никакого KdF в настоящий момент нет и в ближайшее время не предвидится — завод перешел на выпуск военной продукции, кюбельвагенов, танков, амфибий. 340 000 простых немцев вложили свои деньги в этот проект, и нет никакой уверенности в том, что в один прекрасный день они получат свой KdF.

Тем более откуда взять бензин для столь неимоверного числа частных автомобилей? Вы над этим не задумывались? Никто не задумывался!

А вот, доктор Шпеер, взгляните на доказательства того, что партайгеноссе Лей положил в собственный карман около десяти миллионов рейхсмарок из аванса на строительство предприятия. Как вы думаете, откуда у него роскошный особняк на берегу Ванзее? Через его руки ежемесячно проходит сумма до пяти миллионов, выплачиваемых в виде налогов Трудовому фронту — как тут не соблазниться?..

Или, к примеру, рейхсляйтер Рихард Дарре, ваш коллега, министр сельского хозяйства, глава Управления аграрной политики НСДАП, руководитель фермерской организации и прочая. Его идея установить внутренний контроль над ценами за продовольствие, чтобы стимулировать внутреннее сельскохозяйственное производство, в корне не так уж и плоха, — здоровый протекционизм, — но реализация… Реализация весьма своеобразная.

Германия вынуждена импортировать продовольствие, своих ресурсов не хватает. В итоге товары, закупаемые на бирже по текущему курсу за границей, перепродаются на германском рынке по курсу, назначенному господином Дарре. Разница существенная; в отдельные годы может достигать нескольких сот миллионов марок.