Про коалу Ушастика, черепаху Сарли и Карроинги-эму - Лесли Риис

В один прекрасный день, когда Карроинги спокойно сидел на своих восемнадцати яйцах, его слух вдруг уловил быстро нарастающий шум. Уорри не было поблизости: она ушла на поиски пищи. Гнездо было расположено среди низких дубков возле заболоченной части равнины, и Карроинги надеялся, что его не заметят. У него были все основания рассчитывать на это, так как расцветка эму была защитной и сливалась с цветом деревьев и травы. Этим природа как бы помогала эму укрываться от врагов. Оставаясь совершенно спокойным, Карроинги приник к земле, вытянув длинную шею и приложив голову к самой траве; глаза и уши его были на страже.

Стук копыт быстро приближался. Одна лошадь или две?

Зимний день кончался. Белый туман повис над землёй, и тёмные силуэты ближних дубков, кривых и сучковатых, казались как бы выгравированными на светлом фоне неба. Далеко впереди равнина незаметно сливалась со взметнувшейся вверх громадой серых облаков.

Каждый нерв, каждый мускул Карроинги был напряжён. Он всё ещё надеялся, что стук копыт вдруг начнёт удаляться. Но нет! Он приближался прямо к нему. Карроинги в страхе прижался к земле. Когда лошадиное цоканье раздалось всего в нескольких ярдах от него, сердце его отчаянно заколотилось. С пронзительным криком вскочил он на ноги и бросился бежать.

Двое людей натянули поводья, чтобы успокоить испугавшихся лошадей.

– Вот гнездо, Билл!

– Посмотри-ка на чудака, спасающего свою жизнь!

– Ну и кладка!

Карроинги остановился в сорока ярдах от людей и беспокойно глядел на них. Пока один из всадников следил за ним, другой соскочил с гнедой лошади и быстро сложил в сумку из-под сахара все яйца.

Затем оба ускакали прочь.

Гневу Карроинги не было предела, когда он обнаружил, что все до одного яйца украдены. Вернувшаяся Уорри была совершенно потрясена, она никак не могла понять, что же случилось. Оба не знали, что делать. Хотя бы пять, четыре, даже два яйца оставили им!

Ни одного!

Люди слишком полюбили страусиные яйца. Один из них, тот, которого звали Билл, высчитал, что в одном страусином яйце столько же содержимого, сколько в восьми куриных.

– При этом они вкусны! – сказал он китайскому повару на буррингской ферме. – Пожалуй, они слишком остры, но для омлета или кекса вполне годятся. Попробуйте-ка их!

Повар воспользовался его советом и убедился, что из страусиных яиц получается прекрасная закуска, если их запечь с сыром. Только предварительно с них надо было снять слой жира после того, как они пролежат ночь в миске, без скорлупы.

Но всё это, конечно, не было утешением для Карроинги и Уорри, которые потеряли свой первый выводок.

На следующий год эму перенесли место кладки яиц на много миль в глубь страны. Поселения людей быстро разрастались, и эму стали мешать им. Некоторые фермеры огородили большие пространства для выгона овец. Другие вспахали узкие участки плодородной земли, кое-где перемежавшиеся серым песком, и засеяли их пшеницей или овсом.

Чтобы не оказаться вдруг в плену за изгородью, эму пришлось отступить на нетронутые ещё земли, где добывать пищу стало очень трудно.

К тому времени, когда Уорри была готова сделать вторую кладку, эму оказались на большом болоте. За узкой полосой высоких хинных деревьев, будто одетых в лохмотья, которые развевались по ветру, тянулось четверть мили водяного пространства. Глубина его была в несколько футов. Посередине этого озера находилось три или четыре болотистых островка, покрытых чайными деревьями и травой. Бросившись в заросшую гростником воду, Карроинги и Уорри доплыли до одного из этих островков, обошли его со всех сторон и решили, что это прекрасное и безопасное место для выведения птенцов.

Сырость не тревожила их, и они могли быть спокойны, что в таком месте люди уж не доберутся до их гнезда. Будучи по природе своей хорошими пловцами, эму в любой момент могли вернуться на берег.

Там Карроинги и Уорри сделали наспех гнездо из травы и сучьев, расположив их таким образом, чтобы яйца не могли раскатиться в разные стороны. Уорри снесла двенадцать яиц. И спустя семь или восемь недель их семейство могло уже насчитывать десять птенцов.

Почему десять? Да потому, что двоих отнял у них воздушный разбойник.

В один из редких дней, когда Уорри наконец было разрешено посидеть на яйцах, перед её глазами промелькнула чья-то тень. На неясном фоне деревьев она заметила птицу. Это был черногрудый сарыч, о котором её предупреждал ещё отец.

Сарыч вдруг опустился на землю. Приблизительно в семи ярдах от гнезда лежал небольшой круглый камень. Переваливаясь с ноги на ногу, сарыч подошёл к нему и захватил когтями. Что он задумал? Любопытство сменилось страхом в сердце Уорри.

А сарыч уже шёл прямо к Уорри, волоча за собой камень. Вдруг он неистово и угрожающе захлопал крыльями. Уорри не выдержала, с громким «Уа-а-а-аш!» она сорвалась с гнезда и убежала прочь.

Сарыч продолжал ковылять к гнезду. Когда он добрался до первого, ещё сохранившего тепло яйца, он поднял ногу и бросил камень прямо на толстую зелёную скорлупу. Скорлупа треснула, обнажив нежную светло-зелёную внутреннюю стенку. Сарыч поднял камень и бросил его опять. Трещина разошлась. Не обращая внимания на Уорри, которая стояла совсем недалеко, сарыч принялся высасывать яйцо.

Он уже покончил со вторым яйцом, когда прибежал Карроинги. С сердитым хлопаньем крыльев Карроинги бросился на сарыча и прогнал его…

Велика была радость родителей, когда на их маленьком островке начали вылупляться птенцы. Десять восхитительных малюток, которые жалобно пищат и просят есть! Уорри и Карроинги просто не знали, откуда взять столько имён для них всех. Наконец они выбрали: Подди, Уорри, Петта, Карри, Бёрри, Ког, Вурон, Путга, Гура и Булу.

Когда птенцы подросли настолько, что могли уже доплывать до берега, всё семейство покинуло своё надёжное, но, пожалуй, слишком сырое убежище и выбралось на более широкие просторы.

В следующую зиму Уорри не делала кладки. К этому времени стая ушла ещё на пятьдесят миль от болота.

В течение многих месяцев не было ни одного дождя, и земля совсем обнажилась. От травы остались одни корни, так что, когда они проходили по ней, они поднимали в воздух клубы удушающей ныли. Вихри размельчённой земли носились над равниной. Небо казалось неестественно жёлтым от медного солнца. Пыль толстым слоем лежала на листьях эвкалипта. Почву сдуло даже с корней деревьев, и они стояли высокие, голые и уродливые. Урожай квон-донга погиб, и лишь несколько плодов созрело на немногих кустах.

Наряд Карроинги и Уорри представлял теперь грустное зрелище: они похудели, измучились, перья у них все спутались и часто выпадали. Эму, так же как и другие птицы и звери, умирали от голода; их тела оставались лежать на земле и служили пищей чёрным воронам. И в этот год Уорри не снесла ни одного яйца.

Наконец засуха кончилась, и проливные дожди превратили коричневую, засохшую равнину в огромное волнующееся зелёное море.

Фермеры были столь же счастливы, сколь и исконные жители равнины, но счастье их поубавилось, когда они обнаружили, что эму снесли их изгороди и потоптали кое-где посевы пшеницы.

Так шли годы, пока наконец Карроинги не стал отцом стольких птенцов, что и сам не мог их сосчитать. Знакомство с врагами научило Карроинги и Уорри многим хитростям, с помощью которых они с успехом высиживали свои яйца.

Например, вот такая. Сделав гнездо, Уорри сносила в него только одно яйцо. На следующий день она выбирала место в каких-нибудь семидесяти пяти ярдах от него, под кустом, и клала туда ещё одно яйцо. На третий день она переходила на новое место, тоже поблизости, и сносила следующее яйцо. И так до тех пор, пока не заканчивала всю кладку. Тем временем Карроинги внимательно следил за всеми яйцами, бодрствуя и днём и ночью. Расположение яиц таким образом давало надежду, что если какой-нибудь враг, например орёл, спустится на гнездо, то ему удастся захватить только одно яйцо, а не всю кладку.

Но яйца надо было ещё высиживать. Поэтому, когда кладка была закончена, Карроинги и Уорри с помощью клюва и когтей катили по земле одно за другим все яйца по направлению к гнезду, пока они все не собирались там в плотную овальную группу. Настало время, когда Карроинги почти перестал узнавать, кто из стройных подросших эму его отпрыск, а кто нет. Стая выросла уже до двухсот птиц, и Карроинги был среди самых сильных и наиболее уважаемых её вожаков. Поэтому оказалось достаточно одного маленького случая, чтобы он выдвинулся вперёд.

Злейшими врагами эму были динго – хищные и отвратительные животные. Только за последние несколько лет, когда эму были вынуждены уходить всё дальше и дальше в глубь страны, эти жёлтые собаки погубили многих из них. Всё чаще стали они забираться ночью в страусиные гнёзда, хватали острыми зубами испуганную птицу и одним ударом сворачивали ей шею. К тому же дикие собаки постоянно крали неосторожных птенцов.