Училка и мажор (СИ) - Малиновская Маша

Стоит мне расслабиться и засмотреться на счастливое рыжее семейство, как телефон в руках снова вздрагивает. И на это раз это уже точно Радич.

“Жду внизу” — всплывает на экране поверх других приложений сообщение.

По телу мелкими иголочками пробегает электричество. Дурацкая реакция. Сделаю всё, как решила. Просто возьму и серьёзно поговорю с ним. Объясню, что подобное его поведение оскорбляет меня и унижает, что я слишком многим рискую, да и вообще… старше, вообще-то. Но в первую очередь — я его преподаватель. Мы в социуме и должны соблюдать устоявшиеся социальные роли.

Так и скажу. Радич хоть наглый и вредный, но далеко не дурак. Думаю, если нормально поговорить, он поймёт.

Стягиваю волосы в небрежный пучок, набрасываю капюшон и куртку и выхожу.

Полосатый бамблби припаркован у подъезда и тихо фырчит. Из водительского приоткрытого окна свисает рука с ярким огоньком сигареты. Пока подхожу к машине, огонёк улетает в снег, а машина рычит, готовая уже стартовать с места.

Открываю дверь и сажусь рядом. Меня окутывает уже знакомый запах салона его машины, в котором смешались нотки мужской туалетной воды, сигаретного дыма, мятной конфеты и кожи кресел.

— Привет, — говорю, пока сажусь и пристёгиваюсь. На Семёна не смотрю. На руки, ремень, панель спереди, но не на него.

— Привет, — отвечает он и окидывает меня внимательным взглядом, от которого хочется поёрзать на сидении. — Как дела?

Семён возвращает взгляд на дорогу, и я немного выдыхаю. Стараюсь расслабить спину, но это сложно в его присутствии. Да и вообще, если учитывать ситуацию.

— Нормально, — пожимаю плечами. Вопрос слишком обширный, чтобы отвечать на него что-либо конкретное, поэтому я отвечаю стандартно.

— Рыжий глобус разродился?

— Фу как грубо, — смотрю на него осуждающе, но проявленное участие радует. — Да, у неё сын и дочь.

И вдруг…

— Прикольно, — растягивается в улыбке. — Мелкие такие смешные. У Марка мамка два года назад родила сестричку ему. Так эта коза там всех строит, прикинь? И я как-то видел, как она ползала на пузе. Это ж все мышцы пашут, как на скалах. А говорят, дети слабые. А ты вот как они попробуй — чтобы всё тело включено.

В какой-то момент, пока он говорит, я даже ловлю себя на том, что от удивления сижу с приоткрытым ртом и не моргаю. Просто… я почему-то думала, что маленьких детей такие, как Семён, воспринимают как нечто надоедливое, крикливое, раздражающее. Или неинтересное, как минимум. И уж точно не “прикольное”.

— Да, — растерянно киваю. — Они милые.

Разговор на этом иссякает. Я молча наблюдаю за дорогой и как на навстречу летит лапастый снег, подсвечиваясь светом фар.

Целых минут пятнадцать мы сидим в молчании под негромкую какую-то музыку. Паренёк читает рэп о том, какая непростая у них с его девушкой любовь.

Мы влезли друг другу под кожу

Это может нас уничтожить…

Интересно, что такого они несут друг другу взаимной любовью, что их обоих это может уничтожить?

Жаль, я не вслушивалась с самого начала, чтобы понять.

— Семён, куда мы едем? — всё же спрашиваю, заметив, что петляем мы уже минут двадцать.

— Туда, где будем учить тебя расслабляться и снимать напряжение, — отвечает, продолжая наблюдать за дорогой.

— А с чего ты взял, что мне это нужно? — во рту пересыхает от внезапной горячей волны по телу.

— Только слепой не заметит, в каком напряге ты живёшь, Адамовна. Ты не умеешь расслабляться, надо учиться, иначе сгоришь.

Я хочу возмутиться его выводами обо мне, но попросту не успеваю, потому что он притормаживает у какого-то дома и паркуется.

— Пошли, — подмигивает.

Я выхожу из машины и осматриваюсь. Мы на заднем дворе какого-то здания. И только когда входим через боковую дверь, я понимаю, куда он меня привёз.

— Это очень плохая идея, Семён! — резко останавливаюсь и складываю руки на груди. — Я не стану смотреть, как ты прыгаешь по стенам, как человек-паук. Зачем мне этот адреналин?

— Окей, можешь не смотреть, — легко соглашается он, а потом хватает меня за руку и тащит за собой.

Через несколько вынужденных шагов меня вдруг осеняет. Но только держит меня Радич за руку крепко и ведёт з собою стремительно, так что я даже притормозить не успеваю.

Он толкает дверь зала с искусственными скалами. Это не тот, где я недавно нашла его на полу — другой, не такой высокий и скалы более пологие, но всё равно у меня голова кружится только от одного взгляда на них.

— Даже не думай! Я туда не полезу, — отрезаю резко, протестующе выставляя ладонь вперёд.

Но Радичу, кажется, мои разговоры до одного места. Он молча подходит к свисающим вдоль стен с разноцветными выступами верёвок и дёргает с силой сначала одну, а потом вторую, подтверждая мои опасения.

— Полезешь, — берёт два мотка верёвок на полу под стеной и подходит ближе. — Или предпочитаешь отработать помощь рыжему глобусу другим способом?

Радич, кривовато ухмыльнувшись, подходит, а мне хочется импульсивно толкнуть его в грудь со злости. Прямо так — как настоящая истеричка.

Признаться откровенно, я настолько боюсь высоты, что часть меня, самая трусливая, даже готова выслушать о вариантах. Только бы не лезть на эту стену.

— Расслабься, Адамовна, — Семён подходит совсем близко, берётся за замок моей куртки и медленно тянет вниз, заставляя непроизвольно сглотнуть. Смотрит в глаза, парализуя. — Тебе полезно научиться делать это.

Он сталкивает с моих плеч куртку, а потом, приблизившись вплотную, совершенно непозволительно близко, обнимает мою талию двумя руками и защёлкивает сзади широкий кожаный пояс с карабинами.

— Я тебя научу, — почти выдыхает мне прямо у уха.

21

Колени дрожат, пальцы покалывает, когда я касаюсь ими первого выступа. Уже готова обернуться и предложить более гуманный и развратный способ отработки помощи. Но Радичу, кажется, мои страдания по кайфу, так что он вряд ли согласится, даже если я рехнусь настолько, чтобы это предложить.

— Ставь ногу на вот этот выступ и выжимайся, выпрямляя колено, на выдохе. Только потом перехватишь руку. Поняла?

— Поняла. Не поняла, зачем. — От страха случайно один раз икаю и становится жутко стыдно.

— Встречный вопрос, Адамовна, а почему нет?

— Потому что я не хочу? — спрашиваю с иронией, отирая влажные руки об одежду и примериваясь пальцами к выступам, на которые Семён указал.

— Нам часто кажется, что мы чего-то не хотим. На самом деле это страх и жизнь в скорлупе. А нужно идти вверх. Сейчас — в прямом смысле.

Вот каким бы вредным и наглым ни был Радич, есть в нём что-то… Что-то очень острое, что-то настоящее. Достаточно взрослый, даже я бы сказала зрелый взгляд на жизнь, её видение и понимание. Вопрос только в том, зачем он скрывает это за своим хамским поведением? Или это такой комплект? Нравится одно, бери и другое?

Я же никогда особой решительностью не отличалась. Всегда долго обдумывала каждый шаг, пыталась подстелить соломку. Казалось, что чем больше вариантов развития того или иного события я предугадаю, тем проще мне будет. Но на деле это лишь заставляло нервничать и корить себя за упущенное время.

Ладно, Радич, может ты и прав. Может мне и правда нужно выйти из зоны комфорта. Потому что я застряла. Увязла в проблемах, страхах и предательстве.

Резко выдохнув, я выпрямляю ногу, отрывая вторую от пола. Нахожу ещё один выступ, чтобы удачно её поставить.

— Отлично, — хвалит меня Семён, а потом даёт инструкцию, как лучше синхронизировать движения, чуть поправляет положение моей ступни на выступе.

Я продвигаюсь ещё на шаг вверх, оказываюсь от земли выше ещё на полметра и позволяю себе немного посмотреть по сторонам. Странное чувство появляется. Твёрдости под ногами нет, а внутри вдруг всё успокаивается. Конечно, ощущение опасности есть, но дрожь и тревога уходят, растворяются, и я уже куда смелее ставлю ногу на следующий выступ и выжимаюсь на ней.