Одноглазый дом - Женя Юркина

– Это тайный документ, – заявил он. – Отчет полагается только для домографа.

– Вы отчитываетесь о том, как прошло собрание?

– Совет, Флориана, правильно говорить «совет», – мягко поправил Дарт, уйдя от ответа. Это лишь подтвердило ее предположения.

Она ожидала услышать что-то еще о безлюдях или лютенах, но Дарт молча потягивал кофе, смакуя каждый глоток, точно специально испытывал ее терпение. Не поддаваясь на его уловку, Флори делала вид, что увлечена видом книжных полок, и размышляла, как добраться до верха, если нет библиотечной лестницы.

Наконец Дарт отлип от чашки, вытер губы рукавом пижамы и неожиданно сказал:

– Мео был моим другом. – И тут же умолк, тяжело вздохнув.

Его чувства отозвались в ней глухой болью. Флори хотела бы успокоить Дарта, сказать что-то вроде: «Когда-нибудь станет легче. Посмотри на меня, с этим можно жить», – но слова застряли в горле, точно кусок черствого хлеба. Она так ничего и не сказала, а Дарт продолжил:

– Рин считает, что это вина вашего безлюдя, но Мео слишком осторожный и правильный, чтобы лезть в неизвестные ветки тоннелей, которых даже на карте нет.

– Но ты же полез. – Флори небрежно пожала плечами. До сих пор оставалось загадкой, как Дарт обнаружил подземный ход, ведущий в подвал их дома.

– Я осматриваю тоннели раз в месяц. Это часть моей работы, – пояснил он, а затем снова помрачнел, заговорив о друге: – Его Дом-на-ветру один из самых богатых безлюдей в городе. Возможно, на него напали, а Мео пытался скрыться через тоннели и совершенно случайно обнаружил выход в ваш подвал.

Флори почувствовала укол совести. Она не хотела говорить этого, слова сами вырвались наружу:

– Мы слышали его, но не помогли. Мне очень жаль.

– Вы здесь ни при чем.

Между ними возникло неловкое молчание. Ей пришлось делать вид, что она увлечена содержимым чашки. Ох, как же глупо!

– Значит, кто-то нападает на лютенов? – спросила Флори спустя долгую паузу.

Дарт пожал плечами:

– Поговорим об этом завтра.

– Тогда о чем прикажешь говорить сейчас? – Чашка раздраженно звякнула о блюдце.

– Ну, например, о том, как нехорошо подслушивать разговоры, – сказал он мягко, почти с улыбкой на лице, однако Флори встревожилась.

Она предполагала, что выходка Офелии не останется незамеченной, и тем не менее подумать не могла, что отвечать за это придется ей самой. Что ж, такова доля старших сестер.

– Слушай, – Дарт наклонился вперед, опершись на подлокотник кресла, – я знаю о каждом вашем перемещении по дому. Где бы вы ни находились и что бы ни делали. Так что впредь давайте без глупостей, ладно?

– Ты следишь за нами? – ахнула Флори.

Дарт усмехнулся, довольный, что так легко получилось запугать ее.

– Не я, мой хозяин.

Уютная библиотека тут же превратилась в душную комнату, а сидящий напротив человек – в коварного врага. Больше всего Флори хотелось уйти и хлопнуть дверью посильнее, чтобы стены содрогнулись.

– Если наше присутствие здесь такая проблема, почему бы не отправить нас в другое место?

– Вы связаны с безлюдем, вокруг которого творится что-то неладное. Вам лучше не теряться.

От возмущения у нее даже дыхание перехватило. Значит, вот кто они: ценные свидетели, запасные ключи, припрятанные на всякий случай. Наверно, она выглядела обиженной, поскольку Дарт смягчился и даже попытался успокоить:

– Знаю, ты считаешь меня злодеем и психом, но, поверь, это самое безопасное место для вас с сестрой.

– Я не… – начала она. Ее тут же перебили, не позволив оправдаться:

– У стен есть уши.

Флори вспыхнула, будто пламя, и взметнулась вверх, подскочив с кресла.

– А как же кофе? – бросил Дарт.

Уходя, она ответила ему обжигающим взглядом:

– Пейте его сами, господин Даэртон! Счастливой бессонницы!

Всю ночь Флори пыталась усмирить свои чувства: они свербели внутри, мешая уснуть и вызывая то мурашки, то жар. Она задремала уже под утро, а когда открыла глаза, то увидела первые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь витражное окно.

Осторожно, стараясь не разбудить сестру, Флори выскользнула из постели. Офелия пролепетала что-то и, заворочавшись, тут же заняла освободившееся пространство на кровати. Ее длинные волосы разметались по подушке изящными завитками, напоминая чернильные росчерки на белой бумаге. Флори подумала о папиных чертежах. Она любила разглядывать их: точность линий, нанесенных уверенной рукой, вселяла веру в то, что и своей жизнью можно управлять так же осмысленно, твердо и продуманно. Флори скучала по ровному и спокойному прошлому, по аккуратным абрисам зданий, с которыми работал отец, по нему самому. Сейчас она разрешила себе подумать о нем, позволила горечи заполнить ее целиком, до самых кончиков пальцев, – так, что руки показались невероятно тяжелыми. Это напомнило о том, что даже огромное, сложное, непостижимое можно подчинить своей мысли, если превратить в чертеж.

Воспоминания об отце придали уверенности, и Флори твердо решила найти другое убежище. В этом доме их с сестрой считали запасными ключами, отложенными в пыльный ящик. По размерам безлюдь во много раз превосходил воображаемое место хранения, но даже в нем было тесно и неудобно. Флори сбежала бы отсюда сегодня же, будь у нее достаточно денег, чтобы оплатить комнату на постоялом дворе, да только за оставшиеся монеты не снять и койки в коридоре.

Прежде семья Гордер никогда не бедствовала, хотя и больших накоплений не имела. Бюджет истощали быт, ремонт фамильного дома и швейная лавка матери. Нередко ателье работало в убыток, существуя ради самой идеи. Они жили так, будто не допускали мысли, что может произойти плохое. Внезапная трагедия перевернула жизнь сестер и доказала: плохое не просто возможно, а неизбежно. Ему плевать, во что ты веришь, кем являешься и сколько денег имеешь; как бы то ни было, однажды оно появится в твоей жизни и попытается разрушить ее.

После смерти родителей у них отняли все: вначале дом в Лиме, а затем и мамину швейную лавку, которую прибрала к рукам предприимчивая тетушка Уайли. Она работала модисткой, звалась маминой подругой и была вхожа в их близкий круг. С детства Флори дружила с ее детьми и никогда бы не поверила, что они смогут с легкостью предать многолетнюю дружбу.

Ни друзей, ни семьи, ни дома, ни денег. Последние сбережения они потратили на похороны, переезд и отчаянные попытки вернуть то, что у них украли. Недавняя поездка в Лим тоже оказалась напрасной. Городское управление нашло лазейку, чтобы не отдавать дом, тетушка Уайли за полгода успела продать ателье, а на его месте новые владельцы открыли кабак. История швейной лавки утонула в