Эффект сто первой обезьяны. Хроники затомиса - Александр Беляев

Почему-то Иего стало не по себе, он вдруг подумал, что этот грозный образ, который он принял вроде бы в шутку, совершенно не совместим с его истинной природой сына света, и он, словно бы чего-то устыдившись снова принял облик пантократора Иего (хотя, что значит облик? Чистая условность, он что, в образе человеко-динозавра более эстетично выглядит)? В тот момент, когда он менял образ, возникло странное не контролированное ощущение, что из него что-то темное исторглось во вне. Когда же через мгновение очередная вспышка осветила горизонт, ему показалось, будто где-то вдалеке в сплошном облачном мареве появилась летящая фигура, как бы выразился современный ученый антропоморфного телосложения, правда с гигантскими когтистыми крыльями за плечами. Именно так только что выглядел Иего, и это наверняка была просто его тень, возникшая во вспышке молнии. Впрочем, обмануться (даже если бы очень хотелось) мог кто угодно, но только не лимуриец, его сознание тут же включило функцию ночного видения, и он убедился, что это не собственная его тень и не обман зрения (какой может быть обман зрения у Творца целого мира!). Впереди него и вправду летело существо в точности похожее на того высеченного из мрамора атлета-гиганта с развивающимися, темными как смоль волосами, как несколько мгновений до этого выглядел сам Иего.

– Это еще что такое, – подумал великий демиург, – еще один симптомчик наступающего маразма? С какой это стати я начал непроизвольно фантомов творить? Да тем более не в буфере, а в Энрофе? У меня ведь не было планов здесь свои ментальные образы материализовывать, тем более такого жутковатого вида! Одно дело – Фейри, сильфиды, фавны, райские животные, а это-то что за чудище? Впрочем, насчет чудища – это я, наверное, зря, во первых он по-своему красив, а во вторых – это же точная копия того образа, который я сам только что принимал: Печальный демон, дух изгнанья! Наверное это навеяли на меня еще ненаписанные человеком строки! Сентиментальным становлюсь и силы перестаю контролировать. Ладно, невелика беда, сейчас мы его развеем, благо, что это продукт моей ментальной энергии.

Иего подумал как лучше развеять невольно материализованный им призрак, и решил, что в такую демоническую ночь лучший способ – молния. Он притянул к своей деснице готовящийся к прорыву разряд и запустил гигантский электрический зигзаг в летящую в отдалении фигуру. Промахнуться он не мог. На мгновение существо озарилось ярчайшим голубым пламенем аннигиляции и исчезло. И тут произошло нечто непредвиденное: антропоморфная сущность не исчезла, но превратилось в облачко, словно бы состоящее из мириадов черных шипов (что оно состоит из дискретных частиц на таком расстоянии мог углядеть только Иего с его универсальным зрением). Затем это аспидное облачко просыпалось этими шипами вместе с продолжающим бушевать ливнем, и достигнув поверхности земли, вспыхнуло ослепительным плазменным шаром – как сказал бы современный гипотетический наблюдатель – маленьким ядерным взрывом… положившим вокруг себя добрую сотню гигантских деревьев.

– Вот те на, – удивился Иего, – я же собирался его без последствий развеять! Как совершенно незапланированный побочный продукт. А он таких бед натворил! А ведь данное разрушение в моем провиденциальном плане не предусматривалось и это может привести к некоторому нарушению Великого равновесия, а значит и история земли может пойти по-иному. Что же это я такие ляпсусы допускаю?! Квалификацию потерял, непростительно в моем статусе!

Чтобы более детально оценить незапланированный ущерб, Иего пошел на снижение, завис над здоровенной воронкой, вокруг которой где догорали, где дымились поваленные деревья, затем нечто на дне воронки привлекло его внимание, и он медленно опустился на край зияющего жерла. На самое дно ему почему-то не захотелось опускаться и он сам не мог понять причины своей нерешительности, учитывая тот факт, что им созданный мир был полностью ему подконтролен. По крайней мере должен был быть, как считалось десятки миллионов лет. Впрочем события последнего эона, которые мы тут описали вносили некоторые коррективы в его убежденность; может быть это и привело Иего к странному чувству неуверенности и тревоги, которые прежде были ему абсолютно несвойственны. Даже в реальности синхронизации, которая изначально не была подконтрольна ни одному лимурийцу, ему было нечего опасаться. Конечно, сам по себе катаклизм подобного масштаба не мог как-то радикально повлиять на ход эволюции земли. Какой-нибудь серьезный вулкан, цунами или продолжительная засуха бед могли натворить куда больше, чем этот небольшой по меркам планеты взрыв, но все естественные цунами, вулканы и смерчи были заранее учтены в информационной матрице мини-мира земли и входили в сложнейшую взаимосвязанную систему причин, следствий, флуктуаций и противовесов, которые в своем интегральном единстве и составляли баланс Великого равновесия, его всеобъемлющую формулу для отдельно взятой реальности. Неучтенных мелочей тут не могло быть, поскольку всю эту гигантскую систему взаимодействий и соответствий можно было охарактеризовать шотландским стишком: не было гвоздя – лошадь захромала, лошадь захромала – командир убит… армия разбита, армия бежит. Враг заходит в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя. Поэтому, собираясь запустить молнию в ментальный фантом, Иего рассчитывал на абсолютную изолированность процесса: объект должен был исчезнуть, как исчезает мысль без каких-то внешних последствий. Собственно и молния была притянута для вида, поскольку Иего был не чужд театральных эффектов – она и без того бы ударила в соседнюю тучу в то же мгновение, а значит данное событие абсолютно вписывалось в сумму причин и следствий Провиденциального плана, а следовательно никак не могло нарушить великое равновесие! А тут вдруг такое! Никаких шипованных облаков не было предусмотрено в его творческой мини-реальности.

В этот момент что-то зашевелилось на дне темной воронки глубиной в несколько десятков метров. На минуту великому демиургу показалось, что тьма сгустилась еще больше, затем эта тьма в нескольких местах была изнутри вспорота красноватым тлеющим пламенем, словно на груду почти угасших углей подул сильный ветер и оживил доселе невидимые тлеющие участки. Затем вся эта груда углей взметнулась ввысь, словно доселе только прикрывала скрытую под ней фигуру, и тогда на дне воронки возник тот самый «печальный демон, дух изгнанья, который еще несколько минут назад казалось бы сгорел в синем анигиляционном пламени. Своими размерами он примерно соответствовал комплекции и росту Иего, впрочем это не имело значения, поскольку сам Иего мог менять свои формы и габариты как ему вздумается. Вот только если глаза пантократора сияли небесным звездным светом, то у неведомого существа они напоминали тлеющие угли так, словно изначально охвативший всю массу угля рубиновый огонь сконцентрировался где-то за глазами, словно за ними открывалась бездна, в глубине которой тлели огни адского пламени. Не успел Иего как-то среагировать на воскрешение им же самим созданного призрака, как существо сцепило руки над головой и метнуло в Иего молнию, но не ослепительно-белого, а тлеюще-рубинового цвета. все это было настолько дико для великого иерофанта, безусловного хозяина своего творческого мини-мира, что он даже никак не среагировал на энергетический удар, способный испепелить любой материальный объект. И пока он стоял, объятый рубиновым пламенем и горел, как могло показаться бы стороннему наблюдателю, темное существо совершило гигантский скачок и оказалось на краю воронки, неподалеку от пылающего Иего. Впрочем горел наш демиург не по-настоящему, поскольку проникая в пространство созданной им реальности, он не являлся материальным объектом и представлял из себя сиайру – определенным образом структурированное ментальное поле, которое какой-нибудь спиритуалист конца 19 века назвал бы ничего не значащим словом «эктоплазма». Разумеется, Иего мог бы и не вспыхнуть, если бы ожидал нападения, и весь заряд обернулся бы против его пославшего, однако то, что произошло было настолько неслыханно для создателя миров, что великий иерофант впервые за миллионы лет оказался в замешательстве. Впрочем замешательство его длилось долю секунды, надо было прояснять ситуацию, устанавливать личность незнакомца, который, как оказалось не являлся спонтанной флуктуацией его ментального поля (иначе бы ни о какой ответной агрессии, да и самом воскрешении из пепла не могло быть и речи). Иего вышел из пламени, оставив его догорать в стороне, словно обозначив своими контурами то место, где только что стоял, и грозно, как того требовал образ в котором он собирался являться первым пророкам своего культа (какому-нибудь Аврааму или Моисею) обратился к незнакомцу: