Русский самородок. Повесть о Сытине - Константин Коничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не обошлось, конечно, и без неприятностей. Мировая статистика подвела Ивана Дмитриевича: оказалась не в пользу царской России. В календаре было сказано, что плата за рабочий день в Америке – 7 рублей 50 копеек, в Англии – 7 рублей, в России – 70 копеек, в Китае – 9 копеек. Полушин сообщал об этом в календаре, не ожидая неприятностей. Цензура проморгала, и ответственный издатель Сытин был вызван пред грозные очи начальства.
– Что вы делаете?! – возопило бдительное начальство, не терпящее малейших признаков крамолы. – Печатайте в календарях восход и заход солнца, предсказывайте погоду, но зачем вы предсказываете революцию? Сообщая такие сведения, вы искусственно возбуждаете недовольство рабочих в России!..
Во что обошлось Сытину объяснение по этому поводу – история умалчивает. В получении куша никогда ни в какие времена начальство расписок не оставляло. Наверно, поэтому осложнения не произошло, печатание календарей продолжалось – «всеобщих», «отрывных», «общеполезных».
Однажды – это было уже в 1887 году – Гатцук, в связи с пятидесятилетием со времени гибели Пушкина, на страницах своего захиревшего календаря решил высказать затаенную злобу на Сытина по поводу его издательской деятельности. Первым заметил это Полушин. Тщательно просмотрев календарь Гатцука, Полушин подчеркнул в нем одно место и показал Сытину:
– Смотрите, Иван Дмитриевич, наш соперник в чей огород камушки бросает?..
Сытин читал и, нервничая, теребил бородку.
Гатцук писал вот что:
«…пророчество Пушкина о том, что в России будет знать его „всяк сущий в ней язык“, без сомнения исполнится; но жаль, что упущено уже пятьдесят лет и, если дело ознакомления народа с его произведениями останется в руках торгашей-издателей, которые обыкновенно пользуются знаменитым в печати именем только для того, чтобы под его эгидою сбывать в народ всякую залежавшую дрянь… „Гуак“, „Прекрасная магометанка“, „Кровавый дух“, „Удалой разбойник“ и т. п., как сбывает теперь фирма „Посредник“ подобные произведения вместе с рассказами графа Льва Толстого, – то долго еще светлая, изящная и мощная поэзия Пушкина не пройдет в русский народ».
– Ах он мерзавец! Он отлично понимает, что все эти «Гуаки», «Магометанки» и «Разбойники» в моем деле явление переходное; зря хамит, мерзавец. Календари мои ему не по вкусу. Еще посмотрим, на чьей стороне будет Александр Сергеевич Пушкин! Раз право издания его стихов за наследниками истекло, то будь уверен, господин Гатцук, – Сытин и тут не опростоволосится! Двинем и Пушкина!.. Вот что, Подушин, считай, что мы этого плевка не заметили, ни отвечать, ни упоминать печатным словом Гатцука не будем. Падающего бить незачем, сам свалится…
Полушин, одновременно со Всеобщим календарем, составлял отрывной календарь. Он брал из гатцуковского календаря народные приметы и врассыпную использовал некоторые из них в численнике: «На Трифона звездно – весна будет поздно», «Апрель с водою – май с травою», «Май холодный – год хлебородный», «Овсы да льны в августе сильны», «На святого Петра дождь как из ведра – быть урожаю»… И так далее в этом духе.
Гатцук с претензией:
– Почему из моего календаря берете народные приметы?
– Да потому, что они народные. Берем и народу подаем. Сами понимаете, в календарном деле без совпадений не обойдешься… А фольклор – собственность всенародная, – отвечал Полушин.
Сытинские календари успешно распространялись. Год за годом тиражи их росли с невероятной быстротой. Так, накануне империалистической войны годовой тираж сытинских календарей всех видов достиг более двенадцати миллионов!..
Сделав свое дело, скончались старички – народник Полушин и дьякон Фелицын. Сытин заменил их новыми специалистами. Время требовало календарей более высокого качества. Всеобщий календарь становился глубже, интереснее. Главным редактором календарей стал деятельный организатор журналист С. А. Гусев. Повел он это дело на высокой научной основе. Благодаря ему календарный отдел сытинского товарищества стал выпускать двадцать пять видов календарей общих и специальных. Для интеллигентной городской публики выходил «Календарь царь-колокол». Были календари учительские, ученические, детские, дамские, конторские, сельскохозяйственные, охотничьи, военные, исторические, а для Киева и Одессы даже особые. Но основными оставались «Всеобщий русский» и массовый стенной. Для суеверной публики отдельно издавался «Брюсов календарь на 200 лет» с предсказаниями о судьбе каждого человека, о погоде, об урожаях, солнечных и лунных затмениях, с приложением таблиц «несчастных дней». Но поскольку «научные» основания Брюсова календаря были сомнительны, он выходил в свет наряду с изданиями «народной» литературы, такими, как оракулы и сонники.
Многомиллионная, разнообразная, не сходная по своим запросам создалась у календарей аудитория. Но Сытин находил с ней общий язык, угождая вкусам городской публики, а главное, опираясь и рассчитывая на запросы деревни, начавшей жадно поглощать знания. Ведь что до календаря было у крестьянина в избе из книжек, расширяющих его кругозор? Ничего. В божнице, на полке, рядом с постаревшими иконами, – поминальник во здравие и за упокой, измятая оброчная книжка, по которой он вносил подати в волостное правление. Молитвенник далека не у каждого, да псалтырь – один на три-четыре деревни. И вот появился почти в каждой избе нарядный, привлекательный и познавательный сытинский календарь. Всеобщий – он принес всеобщее удовлетворение народу на том уровне его развития.
Календарь вошел в быт. Календарь стал новогодним подарком. И кажется, лучшего подарка не придумать – подарок для всех и на каждый день и на целый год!..
А сколько писем стало поступать в сытинскую контору с подсказами, чего еще и кому не хватает в календаре! И как только не величали в этих письмах Сытина!
«Ваше сиятельство Иван Дмитриевич…»
«Господин главный профессор календаря…»
«Редактору сочинителю…» и т. д.
И о чем только не просили люди в этих простецких, незамысловатых письмах:
«В следующем году напечатайте, что, где и кем делается и что построено».
«Для неграмотных постные дни подводите черной чертой».
«Помещайте и еврейский календарь, но с указанием их праздников, потому что мужик везет хлеб на базар верст за 10, 16 и больше, а евреи-закупщики закрыты; у них праздник, а мужик и не знал. В нашем селе торговцы евреи, как хлебным так и красным товаром…»
«Напишите в будущем смысл, понятие и доказательство, что было в темном океане до сотворения солнца и из какого материала бог создал солнце и от какой магнитной силы притяжения держится земля и вертится…»
«Нельзя ли пожить в редакции и посмотреть в телескоп на небесные планеты, познакомить нас с делами божьими…»
«Предсказания Брюсовы врут: у нас был дождь верно, по Брюсу, а из Саратова дочь пишет – там все лето ни капли».
«Сколько съедает хлеба человек за всю жизнь, это никак невозможно подсчитать. Одно дело мужик-пахарь, другое дело писарь. Или наши поповы дочки. Они не едят, а клюют, как птички. Я один против всех троих съем, и не хватит. Про то можно ли узнать?..»
«Напечатайте правильный лечебник, как спасать от утопления, замерзания и повешения…»
«Нет ли полного календаря о всех некрологах, где они побиты или еще где находятся…»
«Куда идут деньги со всего народа?..»
«Как распознать фальшивый кредитный билет от нефальшивого?»
«В календаре нет расписания, за какие преступления сколько лет каторги и за что смертная казнь…»
В тысячах написанных каракулями корреспонденции было много непогрешимой простоты и наивности. Иногда, разумеется, бывали и дельные советы. Ко всем голосам надо было прислушиваться, обобщать и изучать.
В результате такого изучения читательских интересов сытинские календари с каждым годом становились содержательнее.
ЮБИЛЕЙ КИРИЛЛИЦЫ
Неизвестно, которая азбука изобретена раньше – витиеватая глаголица или более простая для освоения кириллица. Ученые полагают, что разница во времени появления той и другой незначительная, ибо в глубокой древности были писаны священные книги знаками той и другой азбуки почти одновременно.
Предпочтение отдавалось кириллице. Ее изобретатели и основатели Кирилл и Мефодий, первоучители славянской грамоты, были причислены церковью к лику равноапостольных святых.
6 апреля 1885 года исполнилось тысячелетие со дня смерти Мефодия.
В этот день в Москве, Петербурге, Киеве и многих других русских городах справлялся тысячелетний юбилей славянской грамоты.
Это был всенародный праздник во всех славянских странах.
Тысячелетие отметили и сытинцы. Это был всем праздникам праздник, а печатникам и наборщикам тем более. Кирилл и Мефодий, Иван Федоров и Петр Мстиславец – это святые для них имена.
В те дни в ученом мире, в академиях, университетах, гимназиях, семинариях и различных культурных обществах – всюду проходили торжественные собрания, читались лекции-рефераты, а в селах учителя проводили народные чтения на тему: «Кому народ обязан своей грамотностью».
