Плутоний для «Иисуса» - Фридрих Незнанский

И Лисовский рассказал следователю все, что сам знал о секретном отбойщике Фрола Колбина Геннадии Боброве, даже про половину монеты не забыл упомянуть. А закончил рассказ так:

— …Секач собирается ехать со мной в Москву. Молодой, горячий, болтливый, выпил у меня полбутылки коньяку, раздухарился, стал кричать, что, если на него московская братва наедет, за то, что убийц проморгал, он меня отдаст на заклание, потому что ему кровь из носу надо в регионе хозяином стать. Ну и какое у меня после этого должно быть настроение? Я поехал бы на тот сход, отчитался, послушал, может, зацепка какая-нибудь про убийц нашлась бы. Фрол, Бог с ним, он рано или поздно умер бы не своей смертью. А директора жалко, ни за что претерпел.

— Так уж ни за что? Хорошо небось зарабатывали?

— Ну-у… — неопределенно протянул Лисовский.

— На одних тренажерах столько не заработаешь, так ведь?

— Нет, — согласился коммерческий директор.

— Я слышал даже такое предположение: вся эта структура, в которой и вы имеете честь состоять, создана только для того, чтобы легче было за рубеж стратегические материалы переправлять.

— Да что вы?! — всплеснул руками Лисовский. — Что вы?! Это же риск какой! Зачем он директору завода, если он и так неплохо живет?

— Да вы не беспокойтесь, Александр Андреевич, я по сути своей профессии голословным утверждениям не верю. Будут доказательства, тогда не обессудьте. Если я правильно вас понял, вы боитесь этого Секача?

— Не то слово! До того боюсь, что иду на опрометчивый шаг — предлагаю работнику Генеральной прокуратуры сделку…

— Ну-ну! — подбодрил Лисовского Турецкий.

— Я уже сказал: Генка приходил только ко мне, больше никому на глаза не показывался, никто его не знает. Следовательно, сделка — вы берете Секача, я сдаю все, что удастся узнать про убийц.

— Сделка приемлемая, — поразмышляв, признался Александр Борисович. — Но вопрос: как его взять, Секача? За что? Может, он в миру добропорядочный труженик и примерный семьянин.

— Наемник он! Ни семьи, ни кола, ни двора. Живет в квартире, что для него Колбин снял. И повод для ареста есть: он по заказу Фрола двух человек в Челябинске убрал. Убийства не раскрыты…

— Так, улики есть?

— Кое-какие.

— Адрес?

— Имеется.

— Хорошо, Александр Андреевич, я благодарю вас за искреннее желание помочь. Я должен проверить вашу информацию, после чего созвонимся и договоримся окончательно, идет?

— Конечно.

— В таком случае уточните, если можно, когда были убийства и кто жертвы?

— Примерно полгода назад бандитов-предпринимателей братьев Смысловых Секач расстрелял из автомата. Они в машину садились, а он подъехал на мотоцикле и прошелся длинной очередью по обоим. Я вам больше скажу — у него на хате золото есть, которое родственники могут опознать, и наркоты немножко.

— Сколько — немножко?

— Граммов пятьсот.

— Действительно мелочь! — хмыкнул Турецкий. — Ладно, Александр Андреевич, позвоните мне часа в три.

— Обязательно.

Они расстались радушно-доброжелательно, хотя думали оба друг о друге без радужных иллюзий. Турецкий был убежден, что Лисовский чего-то недоговаривает, а коммерческий директор, млея от переживаний, гадал, выгорит его затея или нет. Ему казалось, что от этого зависит успех всего мероприятия.

Информация Лисовского подтвердилась: Егор и Дмитрий Смысловы, имеющие по две судимости, учредители малого предприятия, действительно были застрелены из автомата возле своего офиса. Убийцу многие видели — дело было в двенадцать часов дня, но свидетелей, желающих дать показания, не нашлось.

Полковник Сергеев рассказал, что подозрение сразу упало на «быков» Генерала, но у каждого из тех, кто уже был засвечен, а таких большинство, — у каждого было отличное, подтверждаемое свидетелями алиби. Поэтому дело было приостановлено ввиду не розыска убийцы и зависло.

Александр Борисович Турецкий, слушая, как Сергеев уговаривает его пойти на сделку с Лисовским, прикидывал в уме, как сделать так, чтобы все были довольны? Он понимал порывы начальника криминальной милиции области: раскрыть полгода нераскрываемое убийство — большая радость для всего коллектива управления внутренних дел. А какая польза будет мне? — вопрошал себя следователь Генпрокуратуры. Польза может быть такая: если Лисовский не врет, значит, сдавая мне Секача, он тем самым сдает Секачу себя. Тот догадается конечно же, благодаря кому угодил на нары, а догадавшись, скорее всего подельника несостоявшегося не пощадит. Для следствия плюс. Вопрос второй: зачем это надо Лисовскому? Наиболее вероятно самое простое объяснение — Александр Андреевич устал ходить под Генералом и молча наблюдать, как тот забирает себе львиную долю прибыли. И повторения этой ситуации не желает.

Какая-то не принявшая еще конкретных очертаний идея готова была вот-вот проклюнуться среди извилин, ну что-то связанное с двойной игрой. Но сейчас, правда, было пока не до этого, и Турецкий без сожаления отвлекся от зародыша идеи. Всего лишь на время, он знал, что уже не забудет даже такой сырой материал, как только придет время, все вспомнится до мельчайших деталей.

А пока Александр Борисович согласился с Сергеевым, что Секача надо брать.

В пятнадцать часов без одной минуты коммерческий директор предприятия «Тонус» позвонил следователю и, услышав желанную весть, сообщил всю необходимую для оперативных действий информацию.

Лучшим временем для захвата Секача Лисовский назвал три часа ночи. По его словам, Геннадий Бобров следил за поддержанием своей физической формы, поэтому жил без излишеств, укрепляя тело и свой преступный дух суровым режимом дня и тяжелыми тренировками. Он неизменно ложился спать в одиннадцать вечера и вставал полседьмого утра. Судя по всему, товарищ в работе опасный, поэтому следовало хорошенько подготовиться к ответственной операции. Турецкий предложил, правда, чтоб слишком не рисковать, пригласить из областного центра группу захвата ОМОНа, но тут взыграли амбиции не только у полковника Сергеева, но и у начальника райотдела. Над нами смеяться будут целый год, если мы из-за одного никому не известного бандита будем отряд вызывать! Таковы в общих чертах были их аргументы. И хотя в них было больше эмоций, чем здравого смысла, Турецкий не стал спорить. В конце концов, догонять, хватать и вязать — это их дело, пусть справляются. Но на арест пожелал пойти безоговорочно.

Глубокой ночью Сергеев, Турецкий и трое местных спецов по захвату и обезвреживанию преступников, все в бронежилетах, спецы с автоматами, — поднялись на второй этаж пятиэтажного панельного дома в городе Копеевске. Здесь, в квартире номер восемь, проживал, не имея ни прописки, ни паспорта, Гена Бобров, получивший от своего крестного папы Фрола Колбина кличку Секач.

Еще трое оперативников при помощи раздвижной лестницы пожарной машины, работавшей без фонарей и сирен, подбирались к окнам восьмой квартиры.

Секач жил беспечно. Дверь у него обычная, не укрепленная, без глазка.

Один из оперативников нажал кнопку звонка. Никакой реакции по ту сторону двери не последовало. Опер нажал еще раз, а Сергеев пробормотал вполголоса:

— Крепкий сон — признак чистой совести.

— Думаешь? — обронил Турецкий, которого оперативники ненавязчиво оттесняли от двери за свои широкие спины.

Сергеев, после ранения в спину малоподвижный и в схватке бесполезный, сам предусмотрительно стал в сторонку.

После третьего звонка, ну прямо театр, из-за двери вдруг послышался голос:

— Ополоумели, что ли! Чего надо?

Турецкий и Сергеев обменялись многозначительными взглядами: мол, видишь, как ходит — крадучись, профессионал!

— Телеграмма! — отозвался оперативник.

— Кому?

— Тебе!

Некоторое время Секач молчал, соображая, видно, сквозь туман сонливости, что за идиотский разговор он ведет через дверь в три часа ночи.

— Ты кто? — спросил он.

— Говорю — телеграмма!

Опер, понимая, что инициатива уходит от него к Боброву, злился.

— Ну так прочитай — и вали! — почти насмешливо произнес Секач.

И тут на Турецкого накатило. Неожиданно для себя он закричал высоким, почти на грани истерики голосом:

— Да ты че в натуре, мужик, попух там, что ли?! Открывай хату! Возьмем чего надо — и свалим!

— А-а, вон это кто? Генераловы шестерки, что ли?

— Мы не шестерки, а вот ты фраер долбаный. Открывай, все равно ввалимся!..

— Как ввалитесь, так и вывалитесь, козлы!

— Дверь выбивайте! — шепнул Турецкий оперативникам.

То, что началось потом, потрясло его не меньше, чем собственная дерзость, и он понял, что не знал раньше, как необъятна и дика его родина. Александр Борисович наивно верил, что захват будет производиться по всем правилам современного оперативного искусства: сейчас ребята достанут спецкарабин и спецпатроном в момент вышибут двери… а дальше — дело техники.