В России жить не запретишь - Сергей Донской

Конягин с силой потер занемевшую шею, погонял во рту подслащенную нитроглицерином слюну. Худо ему было. Пожалуй, даже хуже, чем когда увидел Ларочку, застывшую в луже крови. Несчастная девочка… Жила себе, радовалась, шоколадки кушала, к поступлению в институт готовилась, и вдруг нате вам: допрыгалась… Подвела деда под монастырь, соплячка!

– Изучил? – нетерпеливо спросил Воротюк.

– Я тебе что, штабной писарь? – обиделся Конягин.

– Тогда читай-читай. У меня через два часа самолет.

«Чтоб ты не долетел», – мысленно пожелал начальнику Конягин. Но без злобы, машинально. На эмоции сил не осталось. Их едва-едва хватало на то, чтобы вникать в смысл статьи.

Один из аудиторов Счетной палаты России, с которым негласно встретился наш корреспондент, сообщил, что его коллеги зафиксировали крупные финансовые нарушения в ходе ревизии по Северо-Кавказскому военному округу. Только за период с октября 2004 года по май 2005-го общий объем хищений исчисляется в сотнях миллионов рублей.

По словам сотрудника ревизионной комиссии, о результатах проверки было доложено министру обороны, который признался, что с такими откровенными хищениями Россия не сталкивалась с 1995 года…

– Ну, как тебе это? – мрачно спросил Воротюк у задыхающегося Конягина, уронившего газету на стол.

– Клевета, – пропыхтел тот. – Наглый поклеп. Эти журналюги думают, что так легко миллиарды слямзить. Ну, попользовались чуток, так большая часть средств все равно по прямому назначению пошла. – Конягин обиженно шмыгнул носом. – Разве ж я тут бы сейчас сидел, если бы такую хренову тучу денег огреб?

Воротюк согласно кивнул:

– Вот и я так думаю. Взять бы этих пепперони за шкирку – и в нашу гарнизонную тюрьму, недельки так на две.

– Папарацци, а не пепперони. Но взять бы их за шкирку не мешало. Мы бы им свободу с гласностью показали, выродкам.

– Сейчас не до праздных мечтаний, – напомнил Воротюк, запуская палец в ухо. – Что-то предпринимать надо, Павлуша, стрелки переводить. Проверки сами по себе процедура неприятная, но по документам все чики-пики. Если и привлекут кого-то, то не нас с тобой.

– Не нас с тобой, – эхом откликнулся Конягин, впервые за весь разговор попытавшийся улыбнуться.

– При условии, что не всплывет твой долбаный компьютер!

Слабая улыбка на губах Конягина превратилась в болезненную гримасу.

– Черт, – сказал он. – Как же все это некстати.

– Не то слово, Павлуша, не то слово, – печально подтвердил Воротюк. – Однако способ закрыть тему есть. Один-единственный.

– Какой?

– А как Александр Македонский рубил концы, помнишь?

– Он гордиев узел рубил, а не концы.

– Тем более! – воскликнул Воротюк, воздев перепачканный желтым палец. – Мы тоже должны действовать решительно. По-македонски. – Генеральская ладонь рассекла воздух столь воинственно, что на столе зашевелились бумаги, тронутые воздушным вихрем. – Высадим в Чечне десант. Небольшую группу захвата из десяти-пятнадцати человек. Задача перед бойцами должна быть поставлена, сам понимаешь, какая. Сколько времени тебе понадобится на то, чтобы сформировать такую зондеркоманду?

– Нам не зондеркоманда требуется, – прошептал Конягин, подчиняясь внезапному наитию.

– Вот как? – Воротюк заинтересованно пошевелил бровью. – А кто тогда за компьютером отправится? Эскадрон гусар летучих?

– Эскадрон нам тем более не пригодится. Чем больше людей будет задействовано в операции, тем больше языков станут болтать о ней, согласен, Николай?

– Резонно. Что же ты предлагаешь? Снарядить в Чечню какого-нибудь супермена-одиночку? – Воротюк хохотнул, давая понять, что лично он в суперменов не верит.

– Нам нужен парень из другого ведомства, – произнес Конягин тихо. – Не армейский спецназовец, не сотрудник ГРУ. У меня есть такой на примете. Капитан ФСБ Бондарь Евгений Николаевич. О нем ходят легенды, а он в настоящий момент не у дел. Боевые ранения залечивает.

– Ты в своем уме, Павлуша? Доверить фээсбэшнику компромат на самих себя? Да он твой компьютер в два счета раскурочит, информацию своим сольет, а нас с тобой – под колпак. – Воротюк тяжело задышал. – Бред сизой вороны. Ни в какие ворота не лезет.

– А если капитан не вернется с задания? – предположил Конягин. – Если он с компьютером сгинет? Тогда как?

Воротюк подпрыгнул так резво, словно из сиденья его кресла внезапно высунулся острый шип:

– Нет, ты определенно спятил! ФСБ как тот дракон о ста головах. Одну срубишь, а остальные в тебя вцепятся и порвут, как Тузик – грелку. Что за нелепые идеи? Сколько вчера на грудь принял, признавайся?

– Норму, – отрезал Конягин, взгляд которого стал застывшим, как у человека, находящегося в гипнотическом трансе. – Это к делу не относится. Ты вникай, вникай, Николай. Фээсбэшника нужно использовать втемную. Он сейчас в отпуске мается, небось не знает, чем себя занять.

– И поэтому ринется в Чечню на чужих дядей работать?

– Почему нет? Предложим ему негласно послужить Родине. В частном порядке, так сказать, на договорной основе. Денег посулим, лапшу на уши навешаем.

– Как же твоему Бондарю лапши на уши навешаешь, если он такой ушлый? – недоверчиво прищурился Воротюк.

– В деле ушлый, – пренебрежительно скривился Конягин. – В житейских ситуациях – простофиля, иначе давно ходил бы в полковниках.

– Определенный резонанс в твоих словах есть.

– Резон.

– И резон, соответственно. – Воротюк заерзал на месте. Если в его кресле и торчал шип, то теперь он как бы вминал его задницей обратно. – И что, он сейчас свободен, твой герой-одиночка?

– В длительном отпуске, – ответил Конягин.

– На него можно положиться?

– Больше не на кого.

– Меня интересует его квалификация.

– Сейчас удовлетворю твое любопытство, – пообещал Конягин, вставая. – Схожу за личным делом этого Бондаря. Я давно за ним наблюдаю, с тех пор, как он со спецназовцем ГРУ в Севастополе на пару работал. Как чувствовал, что парень нам однажды пригодится.

Конягин тяжело направился к выходу.

– У тебя и на меня дело заведено? – крикнул Воротюк ему вдогонку.

Заместитель замер. Обернулся через плечо и отрицательно покачал головой. А начальник штаба вместо облегчения почувствовал такой приступ изжоги, что, оставшись один, согнулся пополам в своем кресле, нашептывая искривившимися губами:

– Ох, доля моя проклятая! Устал я жить в этом сраном гадюшнике, ох, устал. Помереть бы, да так, чтобы разом, без боли… Но ведь не дадут, не позволят…

Кого он имел в виду? Уж не ангелов ли небесных, в которых сроду не верил?

К тому моменту, когда Конягин возвратился в кабинет с тощей папочкой в руках, генерал-майор Воротюк успел не только справиться с припадком отчаяния, но и опрокинуть полстакана неразведенного спирта. Точнее говоря, сначала он принял на грудь, а потом уж расслабился. Свекольная окраска генеральской физиономии сделалась от этого только интенсивнее, зато на сердце полегчало. Хоть песни пой. «Из полей уносится печаль, из души уходит прочь тревога…»

– Ну, что там у тебя? – спросил Воротюк, перемалывая зубами миндальный орешек. – Хвастайся, заместитель.

Ноздри Конягина чутко шевельнулись:

– Кажется, водочкой попахивает.

– У тебя одно на уме, Павлуша. – Тон начальника был сух и укоризнен. – Не до водки сейчас. Излагай.

– Вот, тут все написано.

Представив себе, как он станет читать дело, отлавливая одним глазом расползающиеся строчки текста, Воротюк возвратил придвинутую папку обратно:

– Доложи устно. Ты же знаешь, я на слух лучше воспринимаю.

– Да знаю, знаю, – проворчал Конягин, косясь на шкаф, в котором начальник держал запасы спиртного, столь же регулярно пополнявшиеся, сколь и опустошавшиеся.

– Тогда докладывай, – поторопил Воротюк, тоже поглядывая в сторону заветного шкафа. – Четко и ясно, без лирики. А то начнешь заливать, как тот соловей российский, славный птах…

По правде говоря, его не слишком занимало досье, принесенное заместителем. Какая разница, где бывал и чем занимался этот капитан Бондарь, если жить ему осталось всего ничего? Как и Конягину. Таких проколов прощать нельзя, не то за первым последует второй, а там пошла писать губерния… Или плясать?.. Гадая об этом, Воротюк благосклонно кивал, по мере сил и возможностей вникая в биографию капитана ФСБ.

Первое, на что обратил его внимание заместитель, это отличная физическая подготовка Бондаря. В молодости он активно занимался борьбой, боксом и плаванием, позже зарекомендовал себя великолепным стрелком, мастером рукопашного боя и вообще человеком, умеющим переносить боль и экстремальные нагрузки. Если бы не страсть к курению, то Бондаря можно было бы смело записывать в отряд космонавтов. Правда, одно время он частенько баловался спиртным. Причиной тому была трагическая гибель жены и четырехлетнего сына. Они попали в автокатастрофу, когда сидевшая за рулем Наталья Бондарь попыталась разминуться с мчавшимся по встречной полосе «Саабом». В служебных записках сослуживцев утверждалось, что капитан винил в случившемся себя, поскольку настоял, чтобы жена обзавелась водительскими правами. Неделю спустя ее не стало, а Бондарь заимел привычку регулярно закладывать за воротник и проводить ночи у могил на Новодевичьем кладбище.