Игрушка судьбы - Клиффорд Саймак

— Но почему же меня так беспокоят эти трое? Не возникло ли у меня то отношение, которое испытывает ребенок по отношению к строгому отцу? Придет, посмотрит на мои шалости и накажет…

— Все мы, преосвященный, не вы один, — сказал Робертс, — согнуты, придавлены комплексом неполноценности. Это, увы, наш крест, и приходится его нести. Дайте нам еще несколько тысячелетий, и мы избавимся от него.

— Как верно вы говорите, преосвященный, как верно… По трезвом размышлении я нахожу внутри себя столько вины, столько грехов — о, это невозможно выразить словами! Порой бывают времена, простите меня, преосвященный, когда мне приходится испытывать вину за то, что мы стали создавать его святейшество. Я говорю с самим собой и спрашиваю себя: не святотатство ли это? Ведь на самом деле — его святейшество всего-навсего один из нас, никакой не святой, а просто-напросто машина, еще один значительно усовершенствованный робот, кибернетическая тень, которой мы слепо поклоняемся…

— Ваше преосвященство! — в ужасе воскликнул Робертс. — Надеюсь, вы больше никому не высказали этих еретических мыслей? Как старый друг, я могу отпустить вам этот грех, но…

— Клянусь всем святым, я никогда никому не говорил об этом, — сказал Феодосий, — Только вам, старому товарищу. Я бы и сейчас не сказал, если бы не стечение обстоятельств. Видение рая, бывшее одной из наших Слушательниц…

— Да, очень плохо, — согласился Робертс, — На братию это подействовало гораздо сильнее, чем я ожидал. Я надеялся, что слух пройдет и о нем скоро позабудут. Слушательница Мэри, как я слышал, была на пороге смерти. Умерла бы — и всей этой глупости пришел бы конец. Но этот врач…

Глава 16

Мэри поправлялась. Температура снижалась, одышка почти исчезла. Взгляд ее становился все более осмысленным, и она уже узнавала тех, кто ухаживал за ней, могла сидеть в постели.

Те, кто знал Мэри раньше, не могли не заметить разительных перемен в ее поведении. Она стала карикатурно величественной — этакая престарелая, потрепанная гранд-дама. Ворчала на Теннисона, помыкала сестрами, игнорировала предписания.

— Это все из-за рая, я уверен, — высказал как-то предположение Экайер, — Она теперь считает, что стала лучше, выше других Слушателей. Конечно, она и была одной из лучших. Многие годы она добывала для нас ценнейшую информацию. Но такой важной ни она, ни кто другой еще не разыскивали никогда. И как это ни парадоксально, я опасаюсь, что эта находка поставит на ней крест как на Слушательнице. Быть хорошим Слушателем означает преданность делу, искренность и скромность. Сама задача Слушания достигается через глубокое смирение. Слушатель призван смирять себя, укрощать свою гордыню, должен стараться свести на нет собственное «я». Очень жаль, что клоны Мэри…

— Да, насчет клонов, — кивнул Теннисон, — Ты уже как—то говорил мне про клоны, но коротко. Хочешь сказать, что вы ухитрились создать других Мэри?

— Примерно так, — согласился Экайер. — Когда нам попадается выдающийся по своим способностям Слушатель, мы прибегаем к клонированию. Это недавнее достижение. Смею предположить, что биоинженерной лаборатории Ватикана удалось в этом плане опередить всю Галактику. Точные, четкие повторения избранного субъекта — до сих пор не наблюдалось никаких аберраций. Хороших Слушателей найти очень трудно. Такую Слушательницу потерять мы просто не имеем права и должны дублировать ее. У нас уже есть три ее клона, но пока это маленькие дети. Они растут. Но даже когда они вырастут, у нас нет гарантии, что хотя бы один из них найдет путь к раю. Мы можем надеяться, что у них будет для этого больше возможностей, чем у других Слушателей, которые с Мэри кровными узами не связаны. Да, ее дубли будут прекрасными Слушателями, но насчет рая мы все равно не можем быть уверенными.

— Значит, Мэри — ваша единственная надежда?

— Именно так, — покачал головой Экайер, — Самое печальное, что она это знает. Вот почему она стала такая важная.

— Могу я тут чем-нибудь помочь? Сделать что-нибудь такое, чтобы подкорректировать это состояние?

— Не трогай ее, Джейсон, — посоветовал Экайер, — Обращай на нее поменьше внимания. Чем больше ты будешь с ней носиться, тем больше она будет нос задирать.

Джилл решила остаться и написать историю Ватикана.

— Ничего страшного, — объяснила она Теннисону, прогуливаясь с ним под руку по саду. — Ну, представь: следующий корабль прилетит сюда с Гастры не раньше чем через пять недель. Только через пять недель можно будет подумать о том, чтобы убраться отсюда. За пять недель, если буду сидеть сложа руки и ничего не делать, я тут с ума сойду! Я не умею ничего не делать.

— Ну знаешь… могла бы, к примеру, на горы любоваться. Они такие красивые. Все время меняют цвет. Я никогда не устаю смотреть на них.

— Ну и смотри, — пожала она плечами, — А я к этим красотам совершенно равнодушна.

— А ты не боишься втянуться в работу? Вдруг в истории Ватикана тебе будет так интересно копаться, что ты просто не сможешь оторваться? Если Ватикан вообще позволит тебе оторваться… Может настать момент, когда ты будешь знать слишком много, чтобы они позволили тебе уйти.

— Рискну, — твердо сказала Джилл. — Рискну. Знаешь, я раньше и не в таких переделках бывала, но всегда успевала улизнуть в последний момент. Господи, тут же все, о чем я только могла мечтать, — вся информация! Полный, детальный отчет…

Она с головой ушла в работу. Выпадали дни, когда Теннисон вообще не видел ее. Появлялась она только к обеду и рассказывала, рассказывала…

— Просто передать тебе не могу, до чего интересно, — восхищалась она, наспех глотая еду, — Столько всего… Все, абсолютно все, что они планировали, думали, делали.

— Я тебе говорил, что втянешься, — предостерегал ее Джейсон. — Смотри, так ты никогда отсюда не улетишь. Станешь этаким книжным червячком, увязнешь в работе.

— Не бойся, не увязну, — твердо заявляла Джилл, вытирая губы салфеткой, — Где-то внутри меня никуда не делась прежняя Джилл Робертс — бесшабашная, свободная как ветер журналистка, возмутительница Галактики, ищущая сюжеты по всему свету. Настанет время… но ладно, хватит об этом. Что это мы все про меня да про меня. У тебя как дела, Джейсон?

— Я привыкаю.

— И счастлив?

— Счастлив? Трудно сказать. Что такое счастье? Удовлетворен — да. Доволен маленькими профессиональными успехами, но их мало, совсем мало. Знаешь, я никогда не был врачом-фанатиком, которому только и надо, что добиваться немыслимых высот в работе, чтобы его непрерывно похваливали. Неужели недостаточно просто делать добро ближнему? Пока те случаи, с которыми сталкиваюсь по работе, позволяют чувствовать, что я на своем месте. Пока, повторяю, пока это все, что мне нужно. С Экайером мы уже на «ты», и с остальными я неплохо лажу.