Из Парижа в Бразилию по суше - Луи Буссенар

В Тарме за умеренную цену путешественники купили у одного погонщика мулов трех животных под седло и одно — под поклажу. Друзья договорились с ним также, что он проводит их до Куско, километрах в пятистах от Тармы.

Путешественники довольно быстро пересекли красивый маленький городок Тарму, расположенный на высоте около трех тысяч метров над уровнем моря и являющийся одним из наиболее известных мест во всем мире, поскольку пребывание в нем рекомендовано больным чахоткой. В результате редкого и потому особенно ценного стечения обстоятельств довольно часто случается так, что больные, разъедаемые этой ужасной болезнью, выздоравливают, хотя недуг достиг уже второй и даже третьей степени. Согласно выводам известного медика доктора Журдане, который практиковал долгое время на высоких плато Кордильер и наблюдал многих больных, — а они живут в этом раю по два, а иногда и по три года, — смертельные исходы здесь носят единичный характер.

Прибыв в Уанкайо, где кончается долина Харха, друзья отправились на следующий день в Алкучо, чудесный город с двадцатитысячным населением и обилием примечательных памятников: у его жителей какая-то непонятная любовь к скульптуре.

На третий день путешественники перешли через речку Пампас, один из притоков Апуримака, по оригинальному навесному мосту — с настилом из огромной «скатерти», сплетенной из соломенных кос, переночевали в Андоуай-ласе и не мешкая продолжили нелегкий путь: поднялись вверх по реке Пачачака — другому притоку Апуримака — и переправились на противоположный берег по великолепному каменному мосту, увенчанному аркой, построенной испанцами.

А спустя еще какое-то время им пришлось пробираться по узким тропинкам, проложенным самым причудливым образом по скалам, подмываемым снизу бурным, с грохотом несшимся через встававшие на его пути каменные глыбы потоком, спешившим влить свои воды в мощную Укаяли — один из наиболее крупных притоков Амазонки. То был Апуримак, который, как сообщил Жюльен Жаку, многие знаменитые географы считают верховьем великой Амазонки: сии ученые мужи полагают, и не без основания, что созерцаемую в данный момент нашими друзьями реку, превосходящую по протяженности Мараньон[664] и зарождающуюся в окрестностях Гуанако[665], следует рассматривать как начальный участок водного гиганта, удлиняющегося в результате этого на целых двести лье.

Через два дня, первого декабря, небольшой отряд уже входил в Куско. Каким бы ни было происхождение этого довольно оригинального на вид города, построенного из гранита, песчаника, порфира[666] и других пород, отливающих серым, черным или голубым, и столь метко окрещенного месье Шарлем Вьенером Римом Южной Америки[667], французы решили здесь не останавливаться.

Железная дорога, соединяющая сегодня Куско с Пуно, на берегу озера Титикака, тогда только строилась. Но, поскольку прокладка пути близилась к завершению, друзья возлагали определенные надежды на рабочие поезда, везущие материалы. Однако в тот день таковых не оказалось, и им пришлось воспользоваться, выложив довольно круглую сумму и ссылаясь на то, что они иностранцы и к тому же французы, тендером[668], который должен был отвезти одного инженера в Сикуани, расположенный на полпути, в ста двадцати километрах от Пуно.

Пока все шло очень хорошо, и путешественники решили, добравшись до Сикуани безо всяких злоключений, и впредь нигде особенно не задерживаясь, столь же энергично продвигаться вперед, к конечной цели.

Жюльен, распоряжавшийся финансами, предложил инженеру проехаться до Хулиаки, откуда более или менее регулярно ходили железнодорожные поезда в Пуно. Инженер живописал невероятные трудности, которые ожидают их в пути, но, благодаря солидной горсти серебряных монет, именуемых пиастрами, все в конце концов уладилось, и через три часа после прибытия в Хулиаку путешественники оказались в Пуно — крупном порту на озере Титикака.

— Ну, дружок, — заявил Жюльен, — дальше мы поплывем!

— Понятно… Просто смешно: плыть по какому-то озеру!..

— Зато подобное короткое плавание не привносит практически никаких изменений в наш сухопутный маршрут.

— Когда отправляемся?

— Ну… через минуту… Если я не ошибаюсь, вот-вот подаст свой голос корабль, которому суждено переправить нас в Боливию.

— Скажи, а как высоко мы поднялись?

— Коли мне не изменяет память, это место расположено на высоте четыре тысячи метров над уровнем моря.

— А… эти пароходы надежны?

— Конечно. По озеру постоянно курсируют два драгоценных, изящных, как игрушки, судна-близнеца мощностью по десять лошадиных сил: «Явари» и «Япура».

— Их здесь строили или они — пришельцы с Луны?

— Корабли доставили сюда на мулах в разобранном виде североамериканские судостроители. Все детали были пронумерованы, чтобы не перепутать их, и вот теперь пароходы преспокойно плавают по Титикаке, облегчая связь между Перу и Боливией.

— А уголь?.. Его тоже доставляют на мулах? Если так, то он должен стоить чертовски дорого!

Жюльен рассмеялся.

— Что здесь смешного?

— Смех у меня вызвал вовсе не твой вопрос, вполне резонный. Просто я подумал о топливе для этих судов, по меньшей мере странном. Догадываешься, о чем я говорю?

— Нет.

— Я имею в виду высохшие экскременты[669] вигони, овец и лам, используемые в качестве топлива на высоких, лишенных древесной растительности плато.

— Должно быть, оно очень эффективно?

— Да, к тому же этот продукт нетрудно транспортировать, поскольку весит он немного.

— Но ведь для этого необходимо иметь огромные стада упомянутых тобою животных и многочисленный персонал для сбора экскрементов, которых может оказаться и недостаточно для нужд пароходства.

— Тут ты прав. Действительно, порой такого топлива не хватает. И однажды некий путник, которому предложили плохой обед, сославшись на то, что не на чем было приготовить еду, воскликнул: «Проклятая страна, где люди, чтобы поесть, должны ждать, когда скотина переварит пищу!»

«Япура» прервал своим гудком беседу двух друзей, и те прошли на прелестный пароходик, причем Жак выглядел при этом совершенно безмятежно.

Озеро, водная поверхность которого вспучивается порой довольно высокими волнами, на сей раз было сравнительно спокойно. Однако из-за ветров, дующих в Кордильерах, суденышко ввиду незначительных его размеров и легкости швыряло из стороны в сторону и то и дело подбрасывало вверх. На Жаке, впервые после своей неудачной попытки совершить водную прогулку из Гавра в Кан добровольно ступившем на борт корабля, — мы не упоминаем здесь кратковременное пребывание его на корвете «Шотландия», стоявшем на якоре, — постепенно стало сказываться совместное действие бортовой и килевой качки. Он побледнел, в висках застучало, к горлу подступила еле сдерживаемая тошнота, и затем… его вырвало.