Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня

За этими мыслями меня застал Марк, вернувшийся в комнату после освежающего душа. Все было прекрасно этим утром — то, что мы оба были, наконец, свободны, что за окном стоял упоительно-ароматный июнь, что мы собирались провести целый день за городом, ближе к природе. Все, кроме только что прочитанной новости, которая не вызывала во мне даже беспокойства, одно недоумение. В голову приходила лишь мысль о том, что все это — дурацкий розыгрыш не очень умных корреспондентов, запоздалая и глупая первоапрельская шутка.

— Что-то случилось, Алеша? — моя растерянность не смогла укрыться от его внимательного взгляда.

Но, глядя на то, в каком прекрасном настроении он находится, мне не захотелось огорчать его, и я спешно заявила, что ничего страшного не произошло, так… небольшие недоразумения по работе. И, конечно же, они не помешают нашим сегодняшним планам, ни за то.

— Конечно, не помешают, — с улыбкой подтвердил Марк, притянув к себе кресло, в котором я сидела у компьютерного стола. — Сегодня я никому не дам украсть тебя у меня.

В другое время от этих слов у меня в груди вспыхнуло бы жаркое солнце, обдающее с головы до ног волной сладко-тягучей радости. Но не сейчас. Я была слишком растеряна, слишком выбита из колеи, и Марк сразу же почувствовал это, целуя мои холодные губы и глядя в пустые, ничего не выражающие глаза.

— Алеша? Да что с тобой такое?

— Ничего. Честно, Марк, ничего-ничего, все в порядке. Просто… мне как-то душно… Да, душно в квартире. Чего мы вообще здесь время теряем? Пойдем быстрее на улицу, я хочу на воздух. Давай, давай, скорее! Одевайся и пойдем!

И, вскакивая с кресла, я вновь увернулась от его объятий и выбежала в холл, оставив Марка в полной озадаченности.

Через несколько минут он присоединился ко мне, уже одетый. С подозрением наблюдая, как я набиваю сумочку необходимой всячиной — мобильным, солнцезащитным кремом и очками, он, не спеша достал свой портмоне, ключи от машины и открыл передо мной двери, не произнося ни слова.

Подходя к лифту, я чувствовала его взгляд, устремленный мне в спину, словно холодное лезвие меча. Нападать он пока не спешил, все еще оценивая ситуацию, которую я сама оценить была не в силах.

Мы продолжали молчать и в машине. Я, увлеченная своими мыслями, не торопилась ничего объяснять, пытаясь убедить себя, что по обыкновению что-то напутала. И, вообще, главное, что девочки, устроившие эту глупую эскападу, живы. А подростковое желание играть со смертью у них пройдет после того, как они чуть не перешли черту, к которой даже приближаться не следовало.

Марк же до сих пор не сказал ни слова отнюдь не из-за задумчивой отстраненности. Этой тишиной он откровенно давил на меня, всячески намекая, что лучше мне заговорить первой, пока он дает возможность объясниться.

Тяжелую паузу между нами разрушил еще один телефонный звонок. Звонили мои знакомые из той самой компании, с которой мы организовывали вечера открытого микрофона и которая, равно как и все другие, не впечатлила Марка своим творческим размахом. Шумно галдя и перебивая друг друга, они спрашивали, вырывая один у другого трубку, видела ли я «последние новости» и стоит ли давать мои координаты неким корреспондентам, заявившимся в наше литературное кафе с утра пораньше.

Я, даже без уточнений, понимая, о каких новостях идет речь, крайне сдержанно отвечала на их вопросы: «Да, конечно, видела» и «Нет, не стоит ни в коем случае». Прервав разговор короткой фразой: «Я сейчас не могу говорить, свяжусь с вами позже», я уловила в зеркале у лобового стекла не предвещающий ничего хорошего взгляд Марка и успокоительно ему улыбнулась, пожав плечами, дескать — работа, даже в отпуске покоя не дают.

Разумная часть моего сознания продолжала упрямо твердить, что я поступаю неправильно, скрывая произошедшее. Марк всегда говорил, что невиновному нечего прятаться, а кто оправдывается и врет — точно виноват. И вот я, секретничая и таясь, будто бы подтверждала свою вину в случившемся.

Но другая, непонятная и противоречивая часть меня, твердила, что все эти объяснения даже в самом щадящем варианте будут звучать как «Группа школьниц попыталась убить себя, прочитав мою книгу», и реакцию со стороны Марка они могли вызвать непредсказуемую. Мне нужно было хоть немного узнать о подробностях происходящего, чтобы самой понять, насколько я виновата. И виновата ли? И…кто, вообще, виноват во всем?

Нужно было срочно позвонить Вадиму. Вот кто помог бы внести хоть каплю ясности во все это безумие.

Правда, от одной только мысли, что я сейчас, при Марке, наберу его номер и начну вслух обсуждать инцидент с несостоявшимися самоубийцами, вызвал во мне новый приступ нездорового веселья. Я так и не смогла удержать его, начав давиться смехом и прикрыв рот рукой, чтобы не возбуждать еще большие подозрения.

И тут мне опять позвонили. Звонил знакомый автор, тоже из нашей компании молодых и перспективных, с которым мы познакомились на одной из книжных ярмарок.

— Алекси, ты уже видела это? Ты видела?

Я, начиная уставать от одного и того же вопроса, молча кивнула головой, будто бы коллега мог видеть меня в этот момент.

— Все очень серьезно, Алекси! Даже не представляешь, как серьезно! Слушай меня — у одной из этих эмо-дурочек мать — судья в области. Это жуткая тетка, Алекси, я у нее в универе учился, на начальных курсах, пока она еще так высоко не взлетела. Но характер ее сволочной помню! Она перекусит любого, кто ей поперек горла встанет, а уж за дочуру свою и подавно! Это бульдог, а не человек! Нет, формально ты ни в чем не виновата…как бы… Но ты должна знать, кому перешла дорогу. Клубешник тот, в котором заседала компания, с которой ее дочка спуталась, уже прикрыли сегодня утром. Сразу нашли много нарушений по пожарной и по части санстанции. Говорят, к нашим в литкафе уже кто-то являлся, спрашивал о тебе. В общем, ты это… Ну, предпринимай что-нибудь. Нам не хотелось бы из-за тебя тоже пострадать. Мы-то как раз ни при чем. Я так вообще, можно сказать, всегда за хэппи-энды, — и он нервно рассмеялся. — Так что думай там что-то… Предпринимай. Я тебя предупредил. Пока!

«Ни в чем не виновата…как бы» — вот она истинная оценка степени моей причастности к несчастному случаю. Никто не смог бы сказать, что я однозначно ни при чем, и на мне нет ответственности за поступки легковнушаемых и экзальтированных подростков. Пока что ни один из позвонивших не заверил меня в главном: что я не в ответе за решения тех, кто воспринял мой роман так, как им выгодно — попросту прикрыл им свою глупую идеологию, потому что он оказался для этого очень удобным.

А Марк? На чью сторону встанет он? Нет, в том, что он будет защищать меня в любой ситуации, я не сомневалась — но с каким чувством? С полным осознанием своей правоты или же просто из слепой преданности, внутренне вынеся вердикт «виновна»? Я снова поймала его взгляд в водительском зеркале, более не пытаясь скрывать свою растерянность, и уже было открыла рот, чтобы признаться, что вся эта кутерьма с телефонными звонками не имеет никакого отношения к работе, как телефон опять настойчиво запищал.

В следующую секунду Марк резко ударил по тормозам, и автомобиль, взвизгнув шинами, встал на месте, как вкопанный. Остановка была такой внезапной, что, если бы не ремень безопасности, я точно бы стукнулась лбом о бардачок. Сзади в ту же самую секунду раздался вторящий нам визг колес по асфальту, возмущенное «бибиканье» и громкие ругательства водителя, ехавшего следом.

Испуганно озираясь, все еще сжимая в руках пищащий телефон, я не могла понять, что происходит. Но одного взгляда на побледневшее, с явно обозначившимся скулами лицо Марка мне было достаточно, чтобы понять, что терпение его лопнуло с таким же нервическим визгом, с каким наше авто только что полировало шинами асфальт.

Ситуация ухудшалась с каждой секундой — теперь все, что бы я ни попыталась объяснить, могло быть использовано только одним способом — против меня.

По-прежнему не говоря ни слова, он вырвал у меня из рук звонящий телефон и яростно вдавил кнопку отбоя. По глазам я видела, что Марк едва сдерживается, чтобы не вышвырнуть трубку в окно машины, и возможно так бы и вышло, если бы в этом самом окне внезапно не возникло лицо незнакомца. По голосу и бурно изливающемуся потоку ругательств я определила, что это никто иной, как водитель, сигналивший нам сзади и едва не пострадавший из-за нашей неожиданной остановки.