Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня

— Ты не права, Алеша, — он резко поднялся с подушек и, взяв мое лицо обеими руками, притянул к себе, заставляя смотреть ему прямо в глаза. — Прежде всего ты — живой человек. Который не может жить наизнос, потому что быстро сгорит. А уже потом — писатель, публичная личность, Жанна Д`арк или кем ты там себя возомнила. Кроме того, почему ты решила, что должна быть вторая книга?

— То есть… как это? — не сразу вникнув в смысл вопроса только и смогла пробормотать я. Казалось, Марк только что усомнился в какой-то непреложной истине, конечно же, в шутку, потому что такие очевидные вещи даже обсуждать не стоило.

— Вот и мне интересно, как это. Почему ты решила, что обязана написать вторую книгу? Сразу же, вслед за первой. Ты уже написала одну, исполнила свою мечту. Оставила свой след, которым можешь гордиться. Главное сделано, Алеша. Почему бы не отдохнуть после этого? Кто заставляет тебя тут же брать новую высоту, опять бросаться грудью на амбразуру? Твой таинственный голос с обратной стороны? Он молчит сейчас. А, может, он и не должен звучать постоянно. Ему тоже нужен отдых. Только ты не хочешь ждать, не хочешь наслаждаться тем, что имеешь. Вместо этого суетишься, подгоняешь события и тратишь свою жизнь на пустые развлечения и пустых людей. Я одного не могу понять, какую идею ты надеешься найти в подобных компаниях? Здравые мысли, Алеша, приходят от здравых поступков. А ты их со временем все меньше и меньше совершаешь.

Еще несколько мгновений мы смотрели друг на друга, после чего Марк, удовлетворенный моим растерянным молчанием, отпустил меня и снова улегся на свое место. Я же, пытаясь подобрать самые нужные и правильные слова, способные доказать ему, что быть писателем время от времени нельзя, понимала, что выгляжу крайне жалко на фоне его убедительной речи.

— Да ну, Марк… Ты шутишь, да? Ну что ты говоришь такое? Писатель — это же не штанишки, из которых можно вырасти и не галочка в графе «сделано». Это вечный процесс… длиною в жизнь! Это постоянная потребность о чем-то говорить, гореть идеей, доносить какие-то важные…мысли…

— Вот как? Ну, и много их у тебя сейчас? Мыслей, которые хотелось бы донести? — сладко зевая и закидывая руки за голову, отстранено поинтересовался Марк. По расслабленному тону его голоса, я понимала, что выводы для себя он сделал, итог разговора ему ясен и поддерживает беседу он из чистой вежливости, просто чтобы не обижать меня.

Я же, с каждым словом чувствуя все большую досаду вперемешку с растерянностью, пыталась продолжать, чтобы убедить Марка, но больше себя в том, что его взгляд — совершенно неправильный. И что я не могу просто так сойти с дистанции, бросить все, уехать в глушь, забросить творчество и выращивать капусту. Это означало бы полный проигрыш с моей стороны.

— В глушь? — Марк прикрыл глаза, продолжая улыбаться в ответ на мои пылкие возражения. — Комплекс столичного жителя, Алеша? Ты родилась в этой «глуши», довольно неплохо там жила… И ничто не мешало тебе быть счастливой и писать. Зачем обязательно выращивать капусту? Писателем можно быть где угодно… не только в прокуренных барах среди заносчивых кривляк. А сейчас в тебе говорит тщеславие, а не творец. Тебе нравится чувствовать себя на вершине. Нравится быть среди столичных сливок. Да только они давно уже прокисли и забродили. И я бы поостерегся на твоем месте… Чтобы самой не стать… такой же… — неохотно борясь с подступающей сонливостью закончил он, делая все более длинные паузы между словами.

Лишь желание обеспечить ему полноценный отдых удержало меня от продолжения разговора.

Марк спал глубочайшим сном, который одолел его тут же, едва он поставил точку в нашей беседе. Глядя на его приоткрытые губы, на тихо и ритмично вздымающуюся грудь, на разгладившийся лоб без следов вечной нахмуренности, я чувствовала, как клокочущее внутри возмущение сходит на нет. Не было больше необходимости опровергать его неприятные слова, которые задели бы меня меньше, будь они абсолютной неправдой. Я просто хотела оставить все как есть, забыть о нерешенных проблемах до завтра.

Мы снова спорили по поводу одних и тех же вопросов, так не проще ли было смириться, что так будет всегда. Не все ли равно, кто из нас прав? Какое это имеет значение в сравнении с тем, что Марк наконец-то здесь, со мной, никуда не спешит, и я могу прикоснуться к нему, обнять, лечь рядом, свернувшись калачиком на полу, и слушать, как размеренно и тихо стучит его сердце. Мое сердце, ради которого я готова была прекратить любой спор.

Но тот спор, который разгорелся у нас на следующий день, прекратить не вышло ни у меня, ни у Марка, ни у многих других людей, неожиданно оказавшихся втянутыми в эту историю.

Сама история, затаившись, словно маленький, но зубастый хищник, подстерегала меня в ленте городских новостей, которую я, даже будучи в отпуске, пролистывала каждое утро. Сначала я даже не обратила на нее внимания. Сводки о несчастных случаях, бытовой преступности и мелком хулиганстве, которыми наш редактор Руслан любил забивать пустые места в хвосте номера, никогда не интересовали меня. Но вскоре упоминание происшествия в дайджесте уже другого агентства заставило меня присмотреться внимательнее, а после — замереть, хлопая ресницами, слабо надеясь, что я все еще сплю.

«Попытка группового самоубийства киевских старшеклассниц.

Вчера в столице четверо школьниц учинили попытку коллективного суицида, пытаясь отравиться угарным газом. Привлеченные резким и неприятным запахом, тревогу забили соседи, вызвав работников газовой службы. Специалисты, прибывшие на место вызова, нейтрализовали угрозу взрыва, пострадавших подростков госпитализировала бригада скорой помощи.

В данный момент несовершеннолетние пребывают в стационаре. Медработники утверждают, что жизнь их находится в безопасности. Свой поступок старшеклассницы, представляющие популярную молодежную субкультуру, воспевающую смерть и страдания, объясняют протестом против неприятия таких как они. В коллективной записке, которая так и не стала последней, они цитируют героя популярного романа и интернет-блога, призывающего молодежь сводить счеты с жизнью: «Весь наш мир — сплошная ложь и залакированная подделка под счастье. Так стоит ли держаться за него? Лучшее, что может сделать человек — это добровольно уйти из жизни» — заявляют несовершеннолетние.

Подростки будут выписаны из клиники после полного обследования специалистами. Родители пострадавших недоумевают и находятся в шоковом состоянии, утверждая, что дети никогда не выказывали склонности к опасному поведению и росли в благополучной среде. В случившемся они обвиняют молодежные группировки и подобную литературу, популяризирующую ложные идеалы и эстетизацию суицида»

И все. Точка в небольшой заметке, которую мне по привычке захотелось немного подправить. Кажется, я даже услышала голос нашего Руслана, по обыкновению утверждавшего: «Много воды! Слишком много воды! Если слово может быть вырезано без вреда для текста, оно должно быть вырезано!»

Но в этот раз мне хотелось не сократить сообщение или убрать лишние обороты. Хотелось вообще удалить его, стереть из интернет-пространства, а заодно и ликвидировать само событие, причину, по которой оно было написано.

То, что речь шла именно о моей книге и о моем старом блоге, я поняла сразу — ведь фраза о залакированной подделке под счастье была моей, списанной со слов Ярослава и я не могла спутать ее ни с чем другим. Но, в то же время, я не могла перестать сомневаться в очевидном. Что за путаница? Герой моего романа никогда не призывал других покончить жизнь самоубийством. В книге вообще не было призывов и назидательных уроков, я просто рассказала маленькую историю из жизни с ее горькими итогами. И самоубийство героя было закономерным исходом пути одинокого, непонятого, разрушенного человека, который не смог тащить груз своих бед в одиночку. Если я к чему и призывала, так это быть внимательнее друг к другу и не бояться доверять. Так зачем же смысл моего романа подают так перевернуто? Или, может, это странное совпадение, и речь идет о какой-то другой книге? Ну, мало ли в мире популярных молодежных романов о героях-самоубийцах? Может, «Страдания юного Вертера» снова вошли в моду? Хотя, я не могла припомнить, чтобы прямые призывы к суициду содержались и в нестареющей классике.