Сын башмачника. Андерсен - Александр Трофимов

Поэты — провидцы. Прозрения их, как правило, тяжки. Они часто пророки.

Андерсен предчувствовал, что будут подходить другие и рвать, и рвать, и рвать его цветы... И лучшую розу тоже — пришли и сорвали. Может быть, думаю я иногда, поэты и существуют для того, чтобы обрывали их розы.

Если бы розы не хотели, чтоб их сорвали, они бы вспомнили о своих шипах...

Розы любили его за наслаждение их красотой, дети любили его за сказки, но он оставался холостяком всю жизнь, и детский смех никогда не звучал в его доме, да и дома-то самого, по существу, не было у него...

Да и зачем сказочникам дома, их дом — вселенная...

Он умер на вилле своих друзей. Это была семья, приютившая его... Добрая, богатая, понимающая. Среди них было легче умирать...

Удел старого холостяка — вырезать из бумаги розы и вспоминать ароматы настоящих роз...

В последний год единственной его радостью были цветы... А роза — королева цветов...

Вилла «Ролигхед» стала его последним пристанищем на этой земле. Он так любовался цветами в последние месяцы своей жизни!

   — Цветы очень хорошо знают, что я их люблю, мне стоит только сунуть сучок в землю, и он тотчас пустит свои корни.

Он уже ослаб и не мог заниматься тем, что очень любил: составлением букетов для гостиной Мельхиора.

Однажды ему поднесли букет цветов:

   — Как они хороши! О, как земля прекрасна! Она так прекрасна, что мне хотелось бы подольше на ней пожить, насладиться всеми её прелестями, особенно теперь, когда солнце светит так ярко... Ах, если бы вернулось ко мне здоровье! Как вы думаете, тяжело умирать? Неужели Бог не помилует меня?

Желание жить, видеть розы, сочинять не покидало его и за месяц до смерти:

   — Я создам сказочный дворец в мавританском вкусе; в саду я поставлю бюсты великих писателей и Торвальдсена; окружённый ими, я буду сидеть и сочинять.

Сказав это, он укладывал свой дорожный чемодан: костюм, две сотни визитных карточек...

Он хотел построить свою виллу, развести свой сад, посадить свои розы...

По обыкновению, хозяйка виллы друзей приносила ему утром свежую розу... Он держал её в руках и любовался этим Божьим творением... Андерсен целовал цветок, точно дитя, тихо пожимал пальцы хозяйки:

— Благодарю, да благословит вас Бог. Вы так добры, так беспримерно добры ко мне.

В среду, утром 4 августа, он умер, не проснувшись, с розой в руке. Так умирают сказочники...

Роза у его постели осыпалась — ей тоже больше нечего было делать на этой земле...

Розы шли за ним в траурной процессии, и от страшного горя с них облетали лепестки...

Его хоронил весь Копенгаген, присутствовала королевская семья, послы... Но главные его читатели, дети, знают, что сказочники не умирают...

Он писал и для взрослых, и для детей, но впервые мы знакомимся с ним в детстве. В раннем возрасте его знают и читают едва ли не все, повзрослев, мы перечитываем его далеко не всегда...

Неживой Андерсен утопал в розах — последней дани Дании...

Его вечная весна — его сказки...

Давно пора в Москве поставить памятник Гансу Христиану Андерсену за заслуги перед человечеством и его лучшими представителями — детьми...

И пусть в руке его будет белая роза...

Он много путешествовал, три десятка раз выезжал за пределы Дании — травимый, одинокий, но в России побывать не смог... Он довольно хорошо знал русскую литературу, хранил автограф гениального Пушкина.

Россия немыслима уже без его сказок. Трудно найти писателя, не испытавшего его влияния. Из прошлого века до Андрея Платонова тянется его нить в русской литературе... Для меня он самый русский сказочник...

Когда я бродил в августе 1996 года по равнодушно-гостеприимным улицам Копенгагена, розы улыбались мне... Цветы, розы — в Дании повсюду... В одном дворе я видел, как мусорные ящики окружены розами — датчане любят и ценят красоту... Эти бесконечные цветы Дании — тёплые кусочки солнца... И даже в русском посольстве в Копенгагене царствуют розы. Они же президентствуют и рядом, в американском посольстве... Как хорошо, что у роз — один язык. Это они, розы, сделали возможным мир на планете — люди ошибочно думают, что это они сами разоружается: они делают это благодаря розам...

На одной из улочек я встретил Андерсена — в котелке, с улыбкой розы на устах. За ним бежали мальчишки и кричали:

   — Орангутанг! Орангутанг!! Орангутанг!!!

Шёл конец второго тысячелетия.

Да, он был похож на орангутанга... И — что???

И я вспомнил Антона Чехова: в Ялте на своём каменистом участке он сажал розы. Чехов любил Ганса Христиана Андерсена — и лучшее его издание — четырёхтомник в переводах А. и П. Ганзен Антон Павлович подарил Таганрогской библиотеке, городу своего детства. Этот четырёхтомник до сих пор лучшее за пределами Дании издание Ганса Христиана Андерсена. Я перечитываю его чаще других книг... В последнее время — чаще Чехова. Ибо — как это ни странно — в сказках Андерсена весь Чехов: и дядя Ваня и три сестры...

И за моим любимым Чеховым бежали злые ялтинские мальчишки и нагло кричали ему вслед:

   — Чешка! Чешка!!! Чешка!!!

Я отогнал мальчишек от Андерсена, и он подарил мне свою улыбку... Но я не мог сказать ни слова... Я растерялся. В подарок за молчание я получил розу.

Её тонким стволиком я и написал эту странную книгу...

— Здравствуйте, Ганс Христиан Андерсен! Я принёс вам розы...

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

К каждому Андерсен приходит по-своему... Но он приходит, и нет силы, способной помешать этому; даже если дверь крепко закрыта, ангел-хранитель осторожно приоткрывает её и впускает лучшего сказочника всех времён.

Он постучался ко мне зимой 1959 года, вышел из снега, бредущего наискосок, и ласково погладил по щеке.

Он вышел в образе моей тёти Александры Михайловны. Мы чистили с матерью снег во дворе, а снега было много. До сих пор, когда я прихожу на Песчаную улицу летом, удивляюсь: почему же не идёт снег?

Мы спустились в полуподвал, где жили, а точнее — обитали с матерью и бабушкой. Рядом, в такой же маленькой комнате, жили соседи. Мы очень ценили это жильё, потому что раньше, на Беговой, наше оконце выходило в коридор, а не на улицу, хлеб там за ночь покрывался плесенью, у меня начинался туберкулёз, и Господь помог нам получить комнатку чуть получше.

Должно быть, бабушка хорошо ему молилась.

Тётя привезла «Дюймовочку». Тогда в нашем Советском Союзе, несмотря на нищету, издавали детские книги по низкой цене.