Золотая свирель - Ярослава Кузнецова

— Открывай! — крикнул он слуге. Лихо щелкнул вожжами. — Нн-но!

Повозка тронулась и потихоньку покатилась. Я вытащила приготовленную флягу, смочила платок и пристроила Пеплу на лоб.

— У прекрасной госпожи ладошка прохладней и целебней всех мокрых платков на свете, — завел поэт свою куртуазную бодягу. — Не соблаговолит ли милосердная госпожа сменить второе на первое? Как некогда пел Арвелико Златоголосый: «Пепел горя, cлезы боли, пыль забвенья, соль тоски не вода речная смоет, а касание руки».

— Ты болтаешь чушь, потому что тебя опять лихорадит. Вот тебе ладошка, только помолчи пожалуйста.

Я положила ему руку на лоб, но Пепел передвинул ее на глаза. И, к моему удивлению, угомонился.

Фургон и лошадь нам купила Мораг. Утром она прислала слугу с вопросом — какого дьявола я заставляю себя ждать, а на мой ответ что мы не едем, заявилась сама. Произошел небольшой скандал — говорить «нет» принцессе имел право только Нарваро Найгерт, и больше никто. В итоге она так хлопнула дверью, что с притолки шлепнулся рябиновый венок-оберег в лохмотьях паутины. Спустя шестую четверти слуга вернулся и сказал, что внизу нас ждет запряженный фургон, а господин южанин отправился к лорду Маверу в замок и догонит нас по дороге. Пепел настоял чтобы мы ехали. Вряд ли он верил в целительские таланты мантикора, просто не хотел нас задерживать. Интересно, что Мораг понадобилось от местного лорда?

По полотняной крыше фургона скользнула тень ворот, и городской гомон отдалился. Мы выехали на дорогу.

Ступени вели вниз. Несколько пролетов с глухими площадками без дверей и окон, редкие факелы, потом лестница врезалась в скалу и завилась спиралью. Арка. Коридор. Деревянный мосточек над широким провалом, откуда порывами дул неприятно-теплый ветер, пахнущий ржавчиной и сырым камнем. Опять арка, опять коридор. Ярко освещенная (аж глаза заломило) зала и опять лестница вниз.

Посреди залы красовался большой прямоугольный бассейн с фонтаном. Сверху фонтан выглядел презабавно: множество тонких струек, бивших по периметру бортов, образовывали в воздухе сверкающую водяную сеть, куполом накрывшую бассейн. Нескончаемый звон стоял в ушах. Мозаичный пол рябил сложным узором, переплетением узлов и волн. Из залы вело несколько полутемных арок. Больше ничего интересного тут не было.

Я спустилась вниз и подошла к бассейну сполоснуть руки. Меня окропила водяная пыль, и прямо у самого бортика я увидела маленькую деревянную лодочку, плясавшую на волне меж падаюших и бьющих вверх струй. У лодочки не было ни носа, ни кормы — с обоих концов ее украшали резные закрученные внутрь спиральки. Простенькая милая игрушка. Кто-то пускал кораблики и забыл ее здесь.

Я не стала выбирать, в какую арку идти — их оказалось четыре, и все одинаковые. Вошла в ближайшую. За аркой обнаружился мрачноватый коридор, то справа, то слева размыкавшийся темными, забранными решетками проемами. Клетки или вольеры. Пустые. В некоторых были окошки под потолком, иногда довольно большие, но тоже перекрытые решетками. Полосы лунного света позволяли разглядеть рыбью чешую, песок и катышки пыли на грязном полу. Из глубин коридора тянуло острой звериной вонью — наверное, далеко не все клетки пустовали.

Мне пришлось попрыгать, чтобы вытащить из кольца факел. Впереди, в полутьме коридора,что-то зашуршало, заклацало, послышались мягкие шлепки. Пронзительно замяукала какая-то тварь, ее голос походил и на крик чайки, и на плач ребенка. Звери услышали меня и заволновались.

Еще несколько шагов, и я остановилась, озадаченная. На полу, прямо в проходе, кто-то сидел, какая-то закутанная в плащ скрюченная фигура. Сидела совершенно неподвижно, опершись спиной о решетку, обняв согнутое колено и уткнувшись в него лбом. Из-под капюшона каскадом падали длинные пепельные волосы, расстилаясь на грязном полу; в них почти терялись тонкие скрещенные руки.

— Эй! — позвала я.

Фигура не шевельнулась, я подошла ближе.

— Эй, кто ты? Почему здесь сидишь?

Никакого ответа.

Я коснулась закутанного плеча — и отдернула руку: в воздух взвилось облачко пыли. И плащ и волосы покрывала серая пудра, в складках скопились целые залежи. От моего прикосновения пушистая корка на ткани треснула и вниз поехали пыльные осколки. Мама дорогая, да это создание сидит тут целую вечность!

Присев на корточки, я попыталась заглянуть под капюшон. Лица не увидела, рассмотрела только остренькое ухо с грубоватой серьгой, вроде бы из бронзы. И странной формы точеные кисти, с пугающей длины ногтями, подозрительно похожими на когти. Под кромкой плаща виднелись пальцы ног, тоже длинные и тоже когтистые. И руки и ноги были очень изящны, но крупноваты для женщины. Впрочем, сама фигура, если бы распрямилась, тоже оказалась бы не из маленьких. Пол существа я так и не смогла разгадать.

Пламя факела создавало иллюзию движения, но от фигуры тянуло холодом, и я поняла, что она не дышит. Мне расхотелось ее трогать. Я покусала губу и поднялась.

Кто бы это ни был — мертвец или статуя — толку от нее никакого.

Пойдем дальше.

А вот и первый живой обитатель. Плящущее пятно света выхватило сомкнутые на решетке пальцы и длинное рыло, просунутое сквозь прутья. Когда я подошла, существо шарахнулось вглубь клетки, совершенно человеческим жестом заслоняясь от огня. Не лапами — руками, с темными пальчиками и бледными ладонями, и рук этих у него было две пары, костлявых и тоненьких по сравнению с бесформенной тушей и ногами-тумбами. Морды зверя я так и не увидела -то ли он пламени боялся, то ли глаза ему резало ярким светом.

В следующей вольере туда-сюда металась глянцевито-черная тварь ростом с лошадь, но телом и статью смахивающая на огромную кошку. На спине у твари топорщился колючий рыбий плавник, засохший как у тарани, плавники поменьше украшали лопатки, локти и хвост. Эта тварь наоборот, сердито стрекоча, попыталась протиснуть между прутьями плоскую треугольную башку с желтыми глазищами, а когда не получилось, высунула непомерно длинную лапу и полоснула когтями воздух в паре дюймов от моего подола. Злющая какая! Я обошла ее по стеночке — и тварь плюнула мне вслед пузырящимся сгустком крови.

В другой вольере, на закрепленном под потолком поперечном брусе вниз головой висела гигантская седая птица, завернутая в перепончатые крылья. Перья на перепонках частично повылезли, и серая пупырчатая кожа просвечивала сеткой вен. Птица поморгала на меня круглыми совиными глазами, щелкнула клювом и распахнула крылья, подняв в воздух целое облако пуха. Я озадаченно уставилась на пару нагих женских грудей, изрядно поцарапанных, с синюшными сосками, бесстыдно торчащих из белесых перьев. Ну и птица! Пожав плечами, я двинулась дальше, а крылатая тварюка заплакала-замяукала мне вслед. Это ее истерический крик я слышала в начале коридора.