Клан Пещерного Медведя - Джин Мари Ауэл

ненавидит. Что с ним станется? Не забудь, Бран, Дарк принадлежит к клану. Ты сам позволил сохранить ему жизнь. Прошу, защити его! Только ты можешь спасти моего сына. Не дай Бруду извести его.

Глядя сквозь коленопреклоненную женщину, Бран неспешно повернулся к ней спиной. Он делал вид, что ничего не заметил и просто направляется по своим делам. Но Эйла успела различить в его глазах понимание, увидела кивок, которым он ответил на ее призыв. Да, он внял мольбе духа матери Дарка и пообещал ей не оставить мальчика своими попечениями. Проклятие пало на голову Эйлы так стремительно – она не могла вверить ему сына заранее. Он не стал противиться жестокому и неоправданному решению Бруда, чтобы не лишать нового вождя остатков людского уважения. Но он не позволит сыну своей женщины причинить вред сыну Эйлы.

Эйла поднялась с колен и направилась к пещере. Несколько мгновений назад она не представляла, как ей теперь поступить. Но, пообещав Брану покинуть клан, она осознала – это единственный выход. Усилием воли она загнала скорбь по Кребу в дальний уголок сознания. Позже у нее будет время предаться горю, а сейчас надо думать о том, как выжить. Она уйдет. Возможно, в мир духов; возможно, нет. Так или иначе, путь предстоит далекий, и надо собраться как следует.

Ворвавшись в пещеру в поисках Креба, она не обратила особого внимания на разрушения и сейчас неузнавающим взглядом обвела то, что прежде служило клану жилищем. «Хорошо еще все люди оказались снаружи», – вздохнула она про себя и поспешила к очагу Креба, стараясь не думать об опасности, которой себя подвергала. Конечно, камень, сорвавшийся со стены, может положить конец ее жизни, но, если она не захватит с собой необходимые в дороге вещи, она погибнет непременно.

Сдвинув валун, упавший прямо на ее подстилку, она принялась увязывать в шкуру все, что могло ей пригодиться, – сумку целительницы, пращу, две пары обуви, кожаные штаны, рукавицы, шапку, меховую накидку, чашку, миску, сосуд для воды, ножи и топор. В глубине пещеры сохранились невредимыми запасы сушеного мяса, фруктов и жира, несколько коробов из березовой коры, наполненные кленовым сахаром и орехами. Конечно, сейчас, в скудную весеннюю пору, еды в клане осталось немного. Но на первое время она не останется без пищи. Стряхнув пыль со своей корзинки, Эйла наполнила ее едой.

Потом она взяла шкуру, в которой носила Дарка за спиной, и зарылась в нее лицом, чувствуя, как слезы струятся у нее по щекам. Эта шкура не нужна ей больше. Ей уже никогда не придется носить Дарка. И все же Эйла захватила шкуру с собой. Пусть хоть что-нибудь напоминает ей о сыне. Потом она оделась потеплее. До лета еще далеко, в степях холодно. А на севере наверняка еще зима. Она не представляла в точности, куда пойдет, знала только – ей надо пробираться на север, на большую землю за полуостровом.

В последний момент она решила захватить большой кусок кожи, который во время охотничьих походов служил ей подобием палатки. В сущности, кожа не была ее собственностью. Эйла не сомневалась, что имеет полное право взять все свои вещи: все равно им уготована гибель в огне. Она сознавала, что ей по справедливости принадлежит и часть запасов пищи. Палаткой же владел Креб, а значит, и все люди, живущие у его очага. Креб умер. Эйла была уверена: он с радостью бы отдал ей все, что может пригодиться в изгнании.

Она положила кусок кожи в корзину, укрепила поклажу за спиной и потуже затянула завязки. Слезы вновь выступили у нее на глазах, когда она остановилась посреди разрушенной пещеры, которая на протяжении многих лет была для нее родным домом. Эйла знала: ей не суждено вернуться. Череда разрозненных воспоминаний промелькнула в ее сознании, самые важные события ее жизни на мгновение оживали перед глазами. Мысли Эйлы опять вернулись к Кребу. «Прости, что я причинила тебе боль, Креб, – вздохнула она. – Возможно, со временем мне откроется, в чем моя вина перед тобой. Я рада, что между нами не осталось недомолвок и, отправляясь в иной мир, ты был уверен в моей любви. Я никогда не забуду тебя. Никогда не забуду Изу. Никогда не забуду клан». Смахнув слезы, Эйла вышла из пещеры.

Никто не взглянул в ее сторону, но каждый почувствовал – она снова рядом с ними. Эйла остановилась около большой талой лужи, чтобы наполнить водой сосуд, и опять на нее нахлынули воспоминания. Прежде чем взбаламутить зеркальную поверхность, она остановилась и с напряженным вниманием вгляделась в собственное отражение. Странно, но на этот раз она вовсе не показалась себе уродливой. Впрочем, Эйла смотрелась в лужу не для того, чтобы увидеть свои черты, – ей необходимо было запомнить, как выглядят Другие.

Дарк меж тем отчаянно вырывался из объятий Убы. Он ощущал – случилось что-то непоправимое, и это касается его матери. Мальчик не понимал, в чем дело, и ему было страшно. Выскользнув из рук Убы, он бросился к матери.

– Ты уходишь, – с укором заявил он. Увидев поклажу за спиной матери, Дарк понял, что она покидает клан, и обиделся, что она ничего не сказала ему. – Ты надолго уходишь, Мама?

Поколебавшись долю мгновения, Эйла протянула к сыну руки, схватила его и прижала к себе, пытаясь сдержать рыдания. Потом она опустила малыша на землю и села на корточки так, чтобы смотреть прямо в его глубокие темно-карие глаза.

– Да, Дарк. Я ухожу. Я должна уйти.

– Возьми меня с собой, Мама! Я хочу с тобой! С тобой!

– Не могу, Дарк. Ты останешься здесь, с Убой. Она о тебе позаботится. И Бран тоже.

– Я не хочу оставаться без тебя, – твердил мальчик. – Я хочу быть с тобой. Не уходи, не бросай меня!

К ним уже спешила Уба. Несмотря на весь свой страх перед духом, она была твердо намерена забрать у него ребенка. Эйла в последний раз обняла сына.

– Я люблю тебя, Дарк. Помни об этом всегда. Я люблю тебя. – И она передала его Убе с рук на руки. – Стань моему сыну матерью, Уба, – произнесла она, пристально глядя в глаза испуганной женщины. Против воли Уба ответила ей сострадательным горестным взглядом. – Стань ему матерью. Прошу тебя, сестра.

Бруд, наблюдавший за ними, пришел в неистовство. Эта женщина мертва, она стала бесплотным духом. Почему же она ведет себя не так, как подобает мертвой? И кое-кто в клане общается с ней как с живой.

– Она мертва! – в исступлении заявил