Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших - Терри Гудкайнд

Фаваль жил на краю леса, поэтому сырья у него под рукой было навалом, но ему было запрещено рубить лес. Все ресурсы принадлежали Ордену. Деревья рубили только тогда, когда имеющие разрешение на вырубку дровосеки нуждались в работе, а не тогда, когда кому-то требовалась древесина. Так что большая часть древесины валялась на земле и гнила. Всякий, пойманный за незаконным сбором древесины, подлежал аресту за кражу у Ордена.

Фаваль умоляюще поднял руки:

– Я пытался доставить Приске уголь, но комитет отказал мне в разрешении. Они сказали, что я не нуждаюсь в деньгах. Не нуждаюсь в деньгах! Можешь себе представить? – Он болезненно рассмеялся. – Он сказали, что я богач, потому что у меня есть свое дело, и мне придется подождать, пока они позаботятся о нуждах простых людей. Я лишь стараюсь выжить.

– Знаю, Фаваль. Я сказал Приске, что это не твоя вина. Он все понимает. У него самого такие же проблемы. Он просто в отчаянии, потому что ему до зарезу нужен уголь. Ты ведь знаешь Приску. Он вечно рычит на тех, кто совершенно не виноват в его трудностях. Я сказал ему, что привезу партию угля сегодня ночью и еще две завтрашней ночью. Могу я рассчитывать завтра на две партии угля?

Ричард протянул серебряную монетку за уголь.

Фаваль молитвенно сложил руки.

– О, благодарю тебя, Ричард Сайфер! Ты мой спаситель! Эти дровосеки просто гнусные типы. Да, да, и еще две завтра. Я уже сейчас их делаю. Ты мне все равно что сын, Ричард Сайфер. – Хихикнув, он мотнул головой куда-то во тьму. – Вон он, делается. Ты его получишь.

Ричард видел десятки и десятки холмиков, похожих на маленькие скирды. Это и были земляные печи. Из небольших деревянных полешек, вбитых в землю впритык друг к другу, делался круг. В центр клался трут, затем все это сверху засыпалось прелыми листьями и ракитником, а сверху это сооружение присыпалось плотно утрамбованной землей. Затем разжигался огонь и дырку закрывали. Дней шесть – восемь из небольших отдушин уходила влага и дым, а когда дым больше не шел, отдушины закрывали, чтобы загасить огонь. Затем, когда все остывало, земляные печи можно было вскрывать и доставать уголь. Так что работа углежога было довольно трудоемкой, но несложной.

– Давай помогу загрузить фургон, – предложил Фаваль.

Ричард схватил уже направившегося за углем Фаваля за рубашку.

– Что происходит, Фаваль?

Фаваль, засмеявшись, прижал палец к губам, словно ему было больно смеяться. Поколебавшись, он все же шепотом ответил:

– Восстание. Оно началось.

Ричард так и думал.

– Что тебе об этом известно, Фаваль?

– Ничего! Я ничего не знаю!

– Фаваль, это ведь я, Ричард. Я не выдам тебя.

Фаваль засмеялся.

– Конечно, нет. Конечно, нет. Прости меня, Ричард Сайфер. Я так нервничаю, что не подумал.

– Так что там с этим восстанием?

Фаваль беспомощно развел руками.

– Орден, он душит народ. Жить невозможно. Если бы не ты, Ричард Сайфер... ну, не хочу об этом думать. Но другие, они не такие везучие. Они голодают. Орден отнимает все, что они выращивают. У людей арестовывают близких. А те сознаются в том, чего не делали.

Тебе об этом известно, Ричард Сайфер? Что они сознаются в том, чего не делали? Я сам никогда этому не верил. Я думал: раз сознаются, значит, виноваты. Зачем сознаваться, если невиновен? – Он хихикнул. – Зачем? Я думал, что они скверные люди, желающие причинить вред Ордену. Я думал, что так им и надо, и радовался, что их арестовали и наказали.

– Так что же заставило тебя изменить точку зрения?

– Мой брат. – Хихиканье Фаваля вдруг превратилось во всхлипывание. – Он помогал мне жечь уголь. Мы вместе его делали. Мы содержали таким образом наши семьи, делая уголь. Вкалывали от рассвета да заката. И спали в одном доме, вот там. Вон он стоит. В одной комнате. Мы все время были вместе.

В прошлом году, на собрании, где мы все должны были вставать и рассказывать, как Орден делает нашу жизнь лучше, когда мы уже уходили с собрания, его арестовали. Кто-то назвал его имя как возможного мятежника. Я тогда не встревожился. Мой брат не был ни в чем виноват. Он жег уголь.

Ричард ждал продолжения. По спине его струился пот. Фаваль некоторое время молча смотрел в никуда.

– Я целую неделю каждый день ходил к казармам говорил им, что брат ничего не сделал против Ордена, что мы с ним любим Орден, что Орден хочет, чтобы все люди были сыты и одеты.

Гвардейцы сказали, что мой брат в конце концов сознался. В государственной измене, как они это назвали, – он замешан в заговоре, цель которого – свержение Ордена. Они сказали, что он в этом сознался.

Я был так зол, что собирался пойти на следующий день к чиновникам в казармах и сказать им, что они жестокие твари. Моя жена кричала и плакала, умоляла меня не ходить туда, боясь, что и меня тоже арестуют. Ради нее и детей я не пошел. К тому же все равно толку бы не было. Они получили от моего брата признание. А раз ты сознался, значит, ты виновен. Это всем известно.

Они казнили моего брата. Его жена с детьми по-прежнему живет с нами. Мы едва... – Хихикнув, Фаваль закусил костяшки пальцев.

Ричард положил руку ему на плечо.

– Я все понимаю, Фаваль. Ты ничего не мог поделать.

Фаваль вытер глаза.

– А теперь я виновен в инакомыслии. А это ведь преступление, знаешь. И я виновен в этом. Я думаю о том, какой могла бы быть жизнь без Ордена. Я мечтаю обзавестись собственной телегой – всего лишь телегой, – чтобы мои сыновья и племянники могли поставлять покупателям тот уголь, что мы делаем. Разве это было бы не чудесно, Ричард Сайфер? Я мог бы купить... – Он замолчал.

Затем растерянно поднял взгляд.

– Но Орден говорит, что такие мысли – преступление, потому что я ставлю мои желания выше нужд других. Но почему их нужды важней моих? Почему?

Я пошел попросить разрешение купить телегу. А мне сказали, что я не могу ее иметь, потому что это оставит без работы возчиков. Они заявили, что я алчный, потому что хочу оставить людей без работы. И обозвали эгоистом за такие мысли.

– Это неправильно, – со спокойно уверенностью сказал Ричард. – Твои мысли вовсе не преступны и не злокозненны. Это твоя жизнь, Фаваль. Ты должен иметь возможность прожить ее так, как тебе нравится. Ты должен иметь возможность купить телегу и работать, и улучшить условия жизни – для себя и для своей семьи.

Фаваль рассмеялся.

– Ты говоришь как революционер, Ричард Сайфер!

Ричард вздохнул, думая, насколько все это бесполезно.

– Нет, Фаваль.

Фаваль некоторое время пристально изучал его.

– Оно уже началось, Ричард Сайфер. Восстание. Оно началось.