Избранное в 2 томах. Том первый - Юрий Смолич

Но тут же прервал смех и упал головой на руки. Крупные слезы закапали из-под пальцев на зеленое сукно, стола.

— Прапорщик… или — кто бы вы там ни были… понимаете… я ее люблю…

— Это петлюровская контрразведка, — сказал Костя, пробежав глазами письмо на манжетке.

— Один черт! Немцы, петлюровцы, оккупанты!

Правая рука Парчевского бессильно упала на стол, и пальцы легли на холодную, черную сталь браунинга. Костя бросился вперед и крепко прижал к столу локоть Парчевского. Но тот все же успел нажать спуск — раз, и второй, и третий.

Три пули, одна за другой, пронеслись сквозь открытую дверь и ударили в ходики на стенке прихожей. Ходики остановились.

Но Костя уже вырвал револьвер и положил к себе в карман.

Бледный часовой, дрожа, стоял на пороге.

— Двадцать казаков подняты, пане сотник!

Костя небрежно кивнул часовому. Затем вышел за дверь, в прихожую, на крыльцо. Двадцать казаков стояли в две шеренги, вдоль тротуара.

— Спасибо, хлопцы! — весело крикнул Костя. — Ложитесь спать! Это была только боевая проверка.

Странное, жуткое, неправдоподобное зрелище предстало перед Катриными глазами.

Катря стояла на балкончике водонапорной башни. Огромное шестиэтажное здание многорезервуарной водокачки находилось возле депо. Насыпь здесь, разрезая город надвое, господствовала над всей окрестностью, и на обширной территории железнодорожной станции не было ни одного места, недоступного взгляду отсюда, сверху. Ниже, по обе стороны насыпи, лежал город со своими предместьями и слободами, и он тоже отсюда был виден весь — со всеми закоулками, оврагами и рощицами. А дальше расстилались холмистые поля — до самой полосы леса на горизонте — на юго-западе и северо-востоке. Кругозор тут открывался на много километров. Сейчас, правда, уже завечерело, и облачное сизо-черное небо опустилось совсем низко, но синим светом только что пала на землю первая пороша — и глаз видел далеко.

Однако не красота окружающего поразила Катрю.

Огненная линия опоясывала пригородные слободы, город и территорию железнодорожного узла. Станция и город стояли в огромном огненном кольце: охватывая их почти замкнутым кругом, вдалеке, у полоски леса, мигали, переливались, притухали и снова вспыхивали многочисленные огни. Первый снег падал редкий и медленный, в воздухе ни дуновения, и жаркие отблески огней подымались с бело-синей земли высокими светящимися столбами. Серое тяжелое небо, как гигантский потолок, лежало на этих колоннах розового мрамора.

Это пылали вокруг города сотни и тысячи костров.

Крестьяне вышли из окрестных сел и взяли город в осаду. Они обложили город, как волчье логово.

Грелись ли они у огня в своих лагерях? Или это была страшная и наивная стратегия психической атаки?

На станции и в городе и впрямь залегла большая волчья стая. Под грозовым натиском красных частей правительство «украинской народной республики» снова бежало к границе. Министерства из столицы уже эвакуировались. Министерские поезда прибыли утром и выстроились рядышком против вокзала. С минуты на минуту ждали прибытия поезда директории и самого «головного атамана», «батьки» Петлюры.

Перед каждым эшелоном пыхтел паровоз. Паровозы подали еще утром. Паровозы простояли весь день — и ни на минуту под котлами не погасал огонь. В любой момент могла возникнуть необходимость двигаться. Перегретый пар с визгом вырывался из десятков отливов, тучей полз вверх, обволакивая вокзал туманом и одевая густым инеем голые деревья вокруг. Путь к границе все был закрыт. Железнодорожники перерезали телеграфные провода, повстанческие заставы залегли чуть не перед каждой станцией. На протяжении ста километров уже возникли четыре «независимые крестьянские республики».

Желанный час настал. Волчью стаю надо было загнать в капкан.

Рабочие собирались небольшими группами по темным углам — в туннелях и в подземных помещениях вокзала, за пакгаузами товарной станции, между штабелями шпал на материальном дворе, возле угольных завалов под эстакадой, в парке вагонных мастерских и на паровозном кладбище среди железного лома. Начать надо было внезапно и сразу со всех сторон.

Группа козубенковских коммольцев собиралась тихонько и по одному — в депо. Боевой позицией им были назначены балкончики водонапорной башни. Отсюда, с двадцатиметровой высоты, они должны были поливать свинцовым дождем перроны вокзала и эшелоны. Карабины они проносили под полой пальто, два пулемета кольта еще загодя припрятали в пакле за контррезервуарами.

Маленькая Катря под кожушком могла спрятать только маузер и отдельно ложе. Зато отцовские валенки она доверху наполнила обоймами и теперь едва дотащила сюда по крутой лестнице тяжелые свинцовые ноги. У кольтов на кучах цинков уже лежали Зилов и Пиркес. Козубенко вел наблюдение, стоя за тепляком у вентиляционной амбразурки. В темноте Катря нащупала Стаха, Полуника, Макара и Золотаря.

— Золотарь! — удивилась Катря. — Да у тебя же рука…

— Э! — рассердился Золотарь, так как все подряд приставали к нему с тем же. — Так ведь левая. А я буду стрелять из окна, с упора.

Макар стоял у окна на коленях и, близоруко ссутулившись, что-то ковырял в затворе винтовки. Оружия со времен допризывной подготовки в гимназии он и в руки не брал. Кроме того, тогда он изучал русскую трехлинейку, а это была немецкая винтовка, да еще тронутая ржавчиной.

Экспресс Петлюры влетел без повестки, рассыпая искры и светясь зеркальными окнами.

Он еще постукивал на стрелках перед блокпостом, еще скрипел тормозами у семафора, еще захлебывался лязгом буферов у товарной, еще дежурный по вокзалу ничего о нем не знал, — а уже с блокпоста звонил телефон в хирургическое отделение железнодорожной больницы. Там, в комнатке дежурной сестры, находился штаб восстания, и агент блокпоста прежде всего дал знать сюда, а потом уже и на вокзал. Из хирургической больницы немедленно позвонили в гарнизонную сотню.

— Это пан Туруканис? — спросил игривый женский голосок.

Последовал спокойный ответ:

— Вас слушает адъютант коменданта города хорунжий Туруканис.

— Привет! Только что приехала ваша теща!

— Теща в дом, все вверх дном! — положил трубку элегантный хорунжий и пригладил нафиксатуаренный английский пробор.

Затем быстрым шагом, без шапки и шинели, он вышел на черное крыльцо. У флигеля прыгали с ноги на ногу и похлопывали, греясь, рукавицами казаки комендантской сотни. Взнузданные лошади стояли под навесом.

— По коням! — весело крикнул хорунжий Туруканис.

И в ту же минуту, почти одновременно в трех концах города — с башни костела, с крыши гимназии, с чердака железнодорожной бани — взвились в небо зеленые ракеты…

Крестьяне появились сразу и везде.

Они возникали, как гномы из недр земли. Вставали в садах из-под кустов, отделялись от теней жилищ, выползали из-под мостиков, выбегали из-за деревянных будок летних уборных. Они перепрыгивали через заборы, и улицы, все улицы окраин, вдруг зароились белыми фигурами с оружием в руках. Снег засыпал их, пока они сидели притаившись, и они двигались теперь, как живые сугробы, не отряхиваясь. Костры они разложили далеко в поле, а сами тайком, под покровом ночи, прокрались к околицам.

Тихо, без выстрелов и шума, не спеша, по-хозяйски, шагали они по улицам вверх, к вокзалу. Снега выпало еще немного, он был мокрый, прилипал к подошвам, и белые покровы улиц сразу же зарябили черными пятнышками следов. Крестьяне прошли, улицы снова опустели, и только частые черные пятнышки остались на земле. Следы шли все, как один, носками к вокзалу. Медленно засыпал их снег.

И только когда кольцо повстанцев стянулось на подступах к железнодорожной насыпи, только тогда нежданно разорвали воздух залпы винтовок.

Но Петлюра оказался тоже хитер. Его экспресс остановился у вокзала, однако напрасно многочисленные гайдамацкие караулы выбежали ему навстречу. Из роскошных пульманов к ним не вышла ни единая душа. За зеркальными окнами ярко горел свет, но не было людей. Экспресс прибыл пустой.

Петлюра пустил его вперед, а сам где-то сзади трясся в товарном маршруте.

Зато вслед за экспрессом на станцию влетел бронепоезд, за ним второй и третий. Одновременно с одесской стороны еще четыре навстречу.

Гайдамацкие караулы уже рассыпались вдоль эшелонов цепью — ночь вокруг загремела, затрещала, загрохотала тысячами выстрелов.

Министры выбегали из своих вагонов в одном белье и толпой устремлялись к вокзальным туннелям. Из туннелей им навстречу гремели залпы рабочих дружин.

Сверху, с самого неба, с водокачки, гулкие кольты заливали перроны и крыши вагонов частым свинцовым дождем.