Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Гай, подобно большому коту, терся головой о ее ладошку и блаженно улыбался. Ироду вспомнилось, как Юния ласкала Макрона, и он едва не содрогнулся от отвращения. Она двулична, как Янус! Но вслух он сказал:

– Твоя божественная красота несравненна, Юния. Я хотел бы просить тебя, госпожа, о великой милости. (Клавдилла удивленно подняла тонкую бровь.) Не откажи мне, прекраснейшая.

– Но в чем? – настороженно поинтересовалась она.

– Тебе известно, что я выступаю эдилом игр, посвященных Аполлону. Я не смею и мечтать о том, чтобы ты согласилась сопровождать меня в золотой колеснице во время церемонии открытия игр.

Глаза Юнии изумленно округлились. Никогда ей не постичь глубин его хитрости! Но и она не так проста, как он думает.

– Видишь ли, Агриппа, – осторожно начала она, будто невзначай скользнув рукой на бедро Калигулы и задержав ее там, – Харикл говорит, что длительное пребывание под палящим солнцем может повредить ребенку, которого я ношу. Я избегаю долгих прогулок, а шествие от Капитолия через форум к Большому цирку так утомительно. Я с удовольствием полюбуюсь из ложи на те развлечения, что ты готовишь для римлян. Думаю, твоя супруга будет счастлива стоять рядом с тобой во время церемонии.

Ирод с досадой вздохнул и посмотрел на Гая, собираясь просить поддержки у него. Но, перехватив взгляд его зеленых глаз, направленных на Юнию и затуманенных страстным вожделением, понял, что проиграл и денег не получит.

Через два часа он с гневом жаловался Пираллиде и Друзилле на безвыходность своего положения. Пираллида слушала очень внимательно, а Друзилла без конца вставляла злобные замечания.

– Займи денег у Макрона, – настаивала сестра Гая. – Он богат как Крез.

– Но ты же знаешь, он уехал на юг и вернется через два дня. Мое письмо придет слишком поздно, да и мы не уверены в положительном ответе, не так ли?

Молчавшая до сих пор Пираллида наконец с грустью проронила:

– Знаешь, Агриппа, кажется, выход есть. Домиций давно уже умоляет меня переехать к нему на Палатин. Ты можешь заложить этот дом или продать его. Конечно, сейчас цены на недвижимость не столь высоки, как при Тиберии, но сумма все равно будет приличной.

Потрясенный Ирод хотел было возразить, но вовремя опомнился. Слишком уж печален был голос девушки, она охотно могла ухватиться за его возражения и, не дай Меркурий, передумать.

– Спасибо тебе, моя дорогая подруга, – сказал он, аккуратно промокнув краешком тоги влажные глаза. – Принимая твою жертву сейчас, я воздам тебе вдесятеро. И совсем скоро.

На Друзиллу тоже накатил приступ великодушия, ей не хотелось отставать от Пираллиды.

– Я отдам тебе свои драгоценности, Агриппа. Моей шкатулки хватит, чтобы купить половину Рима.

На том и порешили. Пираллида отправила раба за ростовщиком, а Друзилла – за украшениями. Ирод счастливо улыбался и целовал обеих. Об отдаче долга своим подругам он, конечно же, и не помышлял, как не задумывался и о том, что этим шагом ставит Пираллиду в полную зависимость от свирепого Агенобарба, а Друзиллу в случае развода с Лонгином оставляет нищей.

Они не догадывались, какую цепь событий вызовет их сегодняшний разговор и как переменятся их судьбы.

Игры удались на славу. Пышное шествие к храму Аполлона на Палатин с разбрасыванием монет и цветов, цирковые состязания и скачки, в которых приняли участие молодые патриции – цвет молодежи Рима, травля диковинных зверей и битвы гладиаторов, удивившие кровавым размахом, и, конечно же, изысканные театральные представления с лучшими актерами в роскошных одеяниях и дорогих масках, сопровождаемые машинами, что метали гром и молнии не хуже Юпитера, – все это поразило воображение римлян. Квириты великодушно признали эдила лучшим за все время существования Рима, а сам император в заключительный день празднеств торжественно вручил ему богатую награду.

Юния удивлялась пронырливости своего врага. Где ему удалось раздобыть средства на столь невероятное празднество? Тщательные расспросы ростовщиков и сенаторов ничего не дали, никто не давал взаймы Агриппе. Недоумение раздражало. Откуда пролился золотой дождь?

Рим всколыхнулся новой сплетней, коснувшейся императорской семьи. Бывший супруг Агрипиниллы перевез в свой дом гетеру Пираллиду. Это возмутило патрициев и дало пищу для пересудов плебеям. Вспоминались подробности избиения сестры Гая на пиру в июльские календы.

Все сочувствовали Агриппинилле. Носилки ее на улицах неизменно окружались зеваками, и часто ей дарили цветы. Молодую женщину страшно раздражала всеобщая жалость, и вскоре она стала ограничиваться прогулками в закрытом палатинском саду. Она уже не могла дождаться окончания срока беременности, чтобы вновь выйти замуж, а пока они с Клавдиллой раздумывали, кому бы из многочисленных претендентов отдать предпочтение.

Пираллида, единодушно подвергнутая римлянами самому страшному презрению, также не могла и носа высунуть из дома Агенобарба, чтобы никто не выкрикнул ей вслед оскорбление. На площадях и форуме появлялись злобные надписи и рисовались карикатуры, изображающие ее с Домицием в непристойных позах. Все их ненавидели.

Дом на Субуре был продан хитрым Иродом Ларе Варус. Она сразу же переселила туда двух лучших гетер. Но всем было невдомек, как Пираллида страдала. Пьяные оргии Домиция становились все необузданней. Он мог подарить право ночи с ней любому из своих друзей, а их он имел множество среди самых отъявленных негодяев и грязных нищих, пивших и евших за его счет. Бессчетное количество раз Агенобарб проигрывал девушку в кости или просто разрешал пользоваться ее нежным телом тому, кто смог перепить его или победить в шуточной драке.

Гетера худела и чахла, подобно цветку без солнца, медные волосы потускнели, под глазами легли темные тени. Тело ее болело, истерзанное грубыми руками. По крайней мере, раньше она получала плату за ночь с мужчиной, а сейчас ей приходилось ублажать их бесплатно по приказу так называемого супруга. В свое время ее гостями были изысканные патриции, от которых пахло духами, сейчас же ей приходилось зажимать нос от чесночной вони очередного нищего пропойцы, которого Домиций притаскивал в дом из непотребного притона.

Агриппа пропал из ее жизни и совсем не давал о себе знать. Это удручало, ведь ради него она пожертвовала своей независимостью и свободой. Единственным ее другом некоторое время оставалась Друзилла, как ни странно, не покинувшая ее в мрачный час, но постепенно Пираллида возненавидела ее. Друзилла неизменно, переодетая простой гетерой, в грубой тунике и сандалиях из некрашеной кожи, принимала участие в грязных оргиях Домиция. Ей нравилось изображать дешевую проститутку и принимать за ночь множество мужчин. Ее тайная шкатулка с медными затертыми ассами, накопленными еще в Капуе, непрерывно пополнялась. Разочаровавшись в Пираллиде, она теперь превратилась в ее злейшего врага, подначивала против нее гостей Домиция и добилась того, что сам Агенобарб надел на гетеру рабский ошейник, стал вытирать об нее ноги и бить плеткой за малейшее непослушание.