Переворот.ru - Олег Георгиевич Маркеев

— Тихо, я сказал! — Максимов всё равно продолжил общаться с ней на английском.

Он встал на колено, поднял нож. Попробовал лезвие пальцем.

Девушка пискнула мышкой, поджала к носу коленки.

— Ну, без паники! Больше он тебя не тронет. Как тебя зовут?

Она сипло задышала. Жаркая волна её дыхания пробила даже ткань маски, закрывавшей лицо Максимова.

— Я спросил, как тебя зовут?

— Лиза.

— Очень хорошо, Лиза. Надеюсь, произошедшее не скажется на твоей дальнейшей жизни. Когда ты успокоишься, ты вспомнишь, что есть звери, и есть люди. Звери слов не понимают. Презирают слабых. И пресмыкаются перед сильными. Я прав? Кивни, если я прав.

Он дождался, когда копна растрёпанных вьющихся волос не сдвинется вниз и вверх. И на него опять не уставится пара горящих глаз. Только ярости в них уже не осталось. Только страх.

— Страх перед зверем не может быть сильнее жажды жизни. Есть святое правило: если зверь набросился на человека, он должен быть убит. — Максимов протянул ей нож рукоятью вперёд. — Хочешь сделать это сама?

Она отчаянно затрясла головой.

— Ну и зря.

Нож нырнул наискосок вниз и по рукоять вошёл в левый бок Ибрагима. Тело дрогнуло, напряглось и, выплюнув из лёгких воздух, обмякло, как тряпичная кукла. Последняя судорога прошла по ногам, бутсы дробно застучали по полу.

— Запомни это раз и навсегда, девочка. Зверя, посмевшего напасть, надо убить.

Максимов встал. — Приведи себя в порядок и отправляйся к своим. Больше тебя никто не тронет.

22:37 (в.м.)

Странник

«Бойцов на посту у дверей дрючить бесполезно. Бараны баранами. Ибрагим, ясно дело, мог ими манипулировать так же, как и я. Схватил девку и протащил мимо постов, и никто даже рылом не повёл.

Кем он был: дублирующим или самостоятельным вариантом на случай моего выхода из подчинения? Могу себе представить, что бы тут творилось, перехвати Ибрагишка управление. Устроил бы тут Содом и Гоморру,[100] пополам с Саброй и Шатилой[101].

И какого хрена он на олимку полез? Башню явно сорвало от мании величия… Стоп! У него был свой канал связи, просто не мог не быть. Получается, зачесалось у него между ног строго по приказу. Да, лучше эта версия, чем банальный спермотоксикоз от нервного перенапряжения. Вывод прост, надо тушить свет и разгонять этот балаган к грёбаной бабушке. Пока не нажали кнопку дистанционного подрыва или не превратили моих бойцов в буйнопомешанных».

Он вошёл в кабинет, жестом приказал Барону оставаться в кресле. Тот все же попытался приподняться.

— Я слышал, как кричала женщина!

— Сидите спокойно! — Максимов, мимоходом, толкнул его назад в кресло. — С Лизой ничего страшного не произошло. А тот, кто решил её попугать, сам испугался до смерти. Что вы на меня вылупились? Я ясно сказал: «до смерти»!

Максимов присел на угол стола. Автомат положил на колено, стволом к двери.

— У нас каждая минута на учёте, Моше. Будем профессионалами хотя бы на пороге смерти.

— Я не могу доверять человеку, не видя его лица, — почти по слогам произнёс Барон.

«Явный прогресс! — с удовлетворением отметил Максимов. — Безвыходное положение способствует взаимопониманию».

— К сожалению, Моше, это условие невыполнимо. Но я могу предоставить гарантии моей партнёрской надежности.

Он протянул руку к фотографии в рамке, развернул её изображением к Барону. Краем глаза заметил, как на миг омертвело лицо израильтянина.

— У вас красивая дочь, Моше. Сколько ей сейчас? Шестнадцать? Уже взрослая.

— Я так и знал, что этим все кончится. — Барон не стал скрывать презрения.

— Вы меня не поняли, я не собираюсь шантажировать вас жизнью дочери. Ей уже один раз повезло, как сегодня повезло Лизе. Не стоит испытывать судьбу дважды.

Барон медленно поднял голову. Постарался сквозь тёмные стекла в глазницах маски рассмотреть глаза Максимова.

Странник

Сирия, Абу-Кемаль

май 2004 года

Городок, примостившийся к самой границе с неспокойным Ираком, накрыла звёздное покрывало ночи. От земли уже повеяло ночным холодом.

Они лежали на двойной «нейтральной полосе». Между Ираком и Сирией. И между группой моджахедов, засевшей в доме, и отрядом Сайерет Дувдеван[102], готовящимся к броску с холмов.

Максимов зябко поёжился. Лежащему рядом напарнику, казалось, ничего не брало. Ни холод, ни близость опасности, ни предельный риск, практически на грани самоубийства. Зомби, что с него возьмёшь.

Максимов второй раз отрабатывал операцию «от имени Махди», и оба раза ему в обеспечение сватали пустоглазых полуроботов. Но он никак не мог привыкнуть к тому, что полуроботы повиновались любой чётко сформулированной мысленной команде. Вернее, они моментально ловили и исполняли мысленный образ, созданный в сознании командира, безошибочно и беспрекословно, словно их годами дрессировали по методу «дедушки» Дурова[103].

На самом деле все было проще. Никакой дрессировки, если не считать обычных тренировок в бое с оружием и без него. Просто для большей эффективности в голове у «зомби» основательно покопались шаманы в белых халатах. Из их сознания «вымыли» все лишнее. Ни воспоминание, ни случайно всплывший из подсознания образ, ни надежда на будущее не могли помешать «зомби» убивать и выживать. У них были оточенные рефлексы хищных зверей и никаких тормозов: ни культуры, ни морали, ни веры, ни идеологии. Идеальные боевые машины, запрограммированные на выполнение задания. Что будет после него, что будет с ними после задания, их не интересовало.

В бинокль ночного видения стена дома казалась вымазанной краской блекло-фосфорного цвета, а узкие проёмы окон отсвечивали черным антрацитом.

Максимов через плечо в бинокль посмотрел