И аз воздам - Надежда Попова

Viditque in somnis scalam stantem super terram, et cacumen illius tangens caelum, angelos quoque Dei ascendentes et descendentes per eam[118]…

Ангелы…

Ангел. Ангел смерти за стенами собора.

Собор.

Росток в трещине плиты…

Курт отшатнулся, зажмурившись, но продолжая видеть в темноте под веками бесконечное количество ветвей, раскинувшихся в бесконечной пустоте, как тогда, несколько дней назад, все еще видел внутренним взором изломанную линию молнии, когда уже закрыл глаза. В голове шумело, будто он все еще стоял там, под навесом ветвей, в которых гулял не видимый глазу, но ощутимый и слышимый неистовый ветер.

— Что это было? — с усилием выдавил он, подозревая, что внятного ответа снова не будет.

— Незабываемое зрелище, майстер инквизитор, верно? — тихо отозвался старик. — Неудивительно, что некоторые готовы были отдать один глаз, чтобы вторым это увидеть… А вы в некотором роде везунчик.

— Я не вижу, — оборвал его Курт, с трудом восстановив дыхание, отчего-то сбившееся, словно он только что бежал во весь дух. — Они все одинаковые, эти ветви. Все на одно лицо. Все разные — и одинаковые, нет сухих, нет порченых, нет сломанных… А тут, — докончил он, ткнув пальцем в сторону ростка перед собою, — их нет вообще. Я не знаю. Я не смогу. Это невозможно.

— Ай-яй, майстер инквизитор, — вздохнул Мельхиор с подчеркнутой укоризной. — Что бы сказал, услышав это, ваш приятель Альфред Хауэр?

— Назвал бы все это проклятой бесовщиной и, скорей всего, запустил бы в тебя топором, — огрызнулся он.

— Не исключено, — согласился старик спокойно. — Но при этом добавил бы, что человек может все, а кроме того, если этот человек что-то должен сделать — он это может. Вы — должны. Бросьте, майстер инквизитор, где ваша обыкновенная самонадеянность? Подтяните на помощь ее, коли уж ваша интуиция вам отказывает.

— Ты говорил, что дашь ответы на любой мой вопрос…

— Нет, — качнул головой Мельхиор. — На любой, но не на этот. Воспринимать это можете, как вам угодно — то ли я, истинный посланник Господа, не был поставлен о том в известность и не могу определить это сам, то ли часть вашего сознания, которой я, быть может, являюсь, паникует и потому отказывается над этим думать. Так или иначе — я не знаю, какая из ветвей должна быть отсечена. Решать придется вам.

— А если я откажусь это делать?

— Не откажетесь, — уверенно возразил старик. — Primo, сама мысль о том, что доверенная вам работа останется не сделанной, а долг не исполненным, не позволит вам так поступить. Secundo, у вас нет выхода. Разумеется, вы можете сидеть перед древом остаток вечности, ожидая то ли озарения, то ли очередного вмешательства свыше, но это совсем не в вашей натуре.

Курт раздраженно покривил губы, понимая, что возразить ему нечего, и медленно перевел дыхание, снова попытавшись всмотреться в то, что его неведомый гость упрямо называл древом и что, он был в этом уверен, минуту назад сам видел именно деревом — огромным, мощным, безмерным. У того исполина было бесчисленное количество ветвей, бесконечное переплетение дорог, а у ростка в трещине каменной плиты — лишь четыре убогих отростка… Как эти сотни, тысячи тропинок могли воплотиться в них? Что будет, если отломить один из них — там, в неведомом мире, древо лишится нескольких тысяч своих ветвей? А быть может, судьба или Господь Бог облегчили ему задачу, оставив на выбор лишь четыре будущих ветви? Или попросту это еще один закон этой непознаваемой природы, и их лишь четыре просто потому, что лишь они и имеют отношение к происходящему здесь и сейчас… Четыре отростка, четыре ветви. Мир людской, адские глубины, райские чертоги и беспредельное нигде Хаоса… Быть может, так? Есть ли вообще логика в том, что нелогично и больше похоже на дурную сказку, нежели на хоть какое-то подобие реальности?..

— Бред… — пробормотал он чуть слышно, закрыв глаза и пытаясь призвать к порядку мысли, стремящиеся разбежаться прочь вспугнутым табуном. — В этом нет никакого смысла, в этом нет логики…

— В этом есть вера, — так же тихо возразил Мельхиор. — Та самая, которую вы превыше всего и цените, майстер инквизитор: вера в себя и свои силы. И — та, о которой вам столько лет говорил ваш друг и которую получше некоторых священнослужителей понимает ваша подопечная.

— Это разные вещи, — упрямо возразил Курт, с усилием разлепив веки и снова уставившись на зеленый росток перед собой. — То, что я ценю, сейчас не поможет, а того, о чем говорят они, мне не понять и не принять. Вам попался бракованный инквизитор.

— Alias[119], вы хотите сказать, что Господь Бог ошибся? Слишком смело даже для вас… Бросьте индульгировать, — строго повелел старик, и Курт вздрогнул, уловив узнаваемые нотки в этой не раз слышанной фразе и с трудом удержавшись от того, чтобы обернуться, удостоверившись в том, что сквозь черты чужого лица не проступил до боли знакомый облик наставника. — Просто сделайте это. Потому что должны и потому что можете.

Он молча поджал губы, чтобы не брякнуть резкость, неумную и сейчас бессмысленную, и всмотрелся в росток снова, вновь пытаясь увидеть хоть что-то, понять хоть что-то, что-то почувствовать, уловить…

Тот, справа.

От того, насколько пугающе ясной и четкой была эта внезапно всплывшая уверенность, Курт на миг застыл, вдруг ощутив себя неуютно под пристальным взглядом старика, который, кем бы он ни был, и впрямь видел каждую его мысль и знал заранее каждое движение души…

Тот, справа. Короткий тонкий отросток с одним листком и полураскрывшейся почкой на конце. Такой же, как два остальных, и в то же время другой, отличный от них чем-то неуловимым, невидимым, но ощутимым…

Почему? Что это — озарение свыше? Очередной вывод, сделанный неосознанно? Наваждение? Или просто попытка принять хоть какое-то решение, сделать хоть какой-то выбор, чтобы выйти из тупика, самообман?

Быть может, все из-за вон того едва заметного изгиба, словно эта веточка когда-то была надломлена, а потом слом начал зарастать, покрываться свежей корой, с трудом восстанавливая ток соков под нею… Или дело в том, что единственный лист на этой ветке чуть скручен (и почему не заметил этого раньше?), будто его облюбовала невидимая листовертка?.. В чем дело, почему именно он? Почему сейчас вдруг именно этот отросток стал казаться лишним и ненужным, чуждым, почему всего минуту назад он ничем не отличался от прочих, а сейчас мозолит глаз, всем своим видом говоря о том, что его не должно тут быть?..

— Это будет отличное завершение службы, — помедлив, проговорил Курт ровно, не оборачиваясь к старику. — Отправить в небытие весь мир одним движением.