Романовы. Пленники судьбы - Александр Николаевич Боханов

Следующим же по старшинству идет Кирилл. Перспектива казалась вполне реальной, и Мария Павловна покинула лютеранскую конфессию, в которой находилась полвека, и присоединилась к Православию. Ведь мать Царя должна исповедовать государственную религию. Правда, Династический закон подразумевал, что мать Царя должна являться православной к моменту рождения будущего Царя, но здесь изменить уже было ничего нельзя.

Кирилла и Викторию принимали при Дворе, они пользовались всеми приличествующими Великокняжескому положению почестями. Однако близости между ними и Царской Семьей не наблюдалось. Александра Федоровна простила, но не забыла историю развода Даки. В свою очередь, клан Владимировичей не только не забыл «оскорбление», но и не простил его Венценосцам. Тон здесь задавала Михень, а эта дама не отличалась ни короткой памятью, ни добросердечием. По своему происхождению, будучи «благородных кровей», она благородством души явно не отличалась.

Когда летом 1914 года началась Первая мировая война, то «флорентийское палаццо» стало центром династической оппозиции Монарху. В нарушение всех писаных и неписаных норм, пренебрегая всеми традициями и правилами благопристойности, Мария Павловна вела себя так, как вели себя те, кто жаждал крушения. Не было, наверное, таких оскорблений, которые не прозвучали по адресу Царя и Царицы, не существовало таких аспектов государственной политики, которые Михень и ее окружение не осмеивали бы и не шельмовали.

Сынки матушке всегда поддакивали, так как в силу своих небогатых умственных способностей они с ней тягаться в искусстве инсинуаций не могли. Да этого и не требовалась. С этой «работой» вполне справлялась и одна Мария Павловна.

Невестка же Михень Великая княгиня Виктория Федоровна тоже была очень «оппозиционна». Она слушала речи свекрови и полностью с ней соглашалась. Она «терпеть не могла» Царицу, «не уважала» Николая II, и ей тоже все казалось в России «неправильным». Не научившись даже сносно изъясняться по-русски (она до самой смерти родным языком своего деда и матери так и не овладела), она на хорошем французском или английском языке непременно высказывала критические замечания о положении дел в России. Ничего своего она выдумать не умела, она лишь подпевала Марии Павловне.

Михень же была мастером инсинуаций. Сидя в своих золоченых апартаментах, увешанная сапфирами и изумрудами (она обожала эти камни), она исторгала такую хулу на власть, которой могли позавидовать «профессиональные революционеры». Причем эти речи слышали не только близкие, для которых их ненаглядная матушка была непререкаемой пифией.

Подобные монологи слышали и многочисленные гости как из числа соотечественников, так и иностранцев. В конце концов она договорилась до того, что «Александру Федоровну и ее клику надо уничтожить». Она надеялась, что в случае династического переворота ее «зеленоглазый мальчик» станет Царем.

То, о чем грезила многие десятилетия, теперь казалось совсем близко. В начале 1917 года она покинула Петроград, отбыв для лечения в Кисловодск, заявив перед отъездом, что «вернется, когда все будет кончено». Предчувствия Михень не обманули: скоро действительно «все было кончено», кончено для Царей, для России и для Марии Павловны с ее потомством.

В конце февраля 1917 года в Петрограде начались беспорядки, которые очень быстро стали перерастать в целенаправленное выступление против власти. Государственная Дума сделалась центром движения, туда стекались все силы мятежников. 1 марта туда вдруг прибыл Великий князь Кирилл Владимирович, который привел состоявшее под его командованием подразделение гвардии – Гвардейский Экипаж и заявил о верности новой власти. А как же присяга Государю? Никого «манифеста об отречении» тогда не существовало.

О клятве на верность Государю будущий «претендент на трон» и не думал. Её как бы и не было. В эмиграции князь-клятвопреступник, оправдывая предательство, будет писать и говорить, что «спасал гвардию»! И никогда ни он сам, ни его шумные клевреты – участники пошлой интермедии под названием «Кириллиада» – никогда не признаются, что внук Александра II бросил на произвол судьбы Царскую Семью!

Перед бегством из Царского будущий «парижский царь» разослал записки начальникам частей Царскосельского гарнизона: «Я и вверенный мне Гвардейский Экипаж вполне присоединяемся к новому правительству. Уверен, что и вы, и вся вверенная вам часть также присоединиться к нам». И подпись: «Командир Гвардейского Экипажа Свиты Его Величества контр-адмирал Кирилл».

Александра Фёдоровна была потрясена изменой Кирилла. Мужу сообщала, что Гвардейский Экипаж «покинул нас», «в них сидит какой-то микроб». В другом месте ещё более определённо и резко: «Кирилл ошалел, Я думаю: он ходил в Думу с Экипажем и стоит за них». Царица, не зная деталей событий и подробностей поведения людей, чувствовала подлинный смысл происходившего…

Некоторые потом вспоминали, что кузен Царя шел к Думе, нацепив красный бант. Другие же этот факт категорически отрицали. «Был бант» – «не было банта» – по этому поводу страсти не утихли по сию пору. Фокусируясь на мелочах, такая дискуссия умышленно замалчивает главное: родственник Царя изменил воинской присяге, изменил Великокняжеской клятве, предал Царя, предал Царский Род.

Что бы ни говорил потом сам двоюродный брат Монарха, какие бы доводы ни приводил, что бы там ни писали различные оправдатели из числа его клевретов, факт остается фактом: Кирилл Владимирович совершил второе клятвопреступление. Первый раз такое произошло в 1905 году, когда нарушил свое слово данное Царю, второй же раз – в революционном 1917 году. Воистину один раз предавший может предать снова и снова…

Унеся ноги из России, Кирилл и Даки сначала обосновались в Финляндии. Там у них родился сын Владимир. Затем переехали в Германию, затем во Францию, где в 1926 году в провинции Бретань в местечке Сен-Бриак купили трехэтажную виллу, названную по-бретонски «Кер-Аргонид» («Виктория»). Там проживали большую часть времени.

Однако Великокняжеская чета не собиралась вести тихую жизнь отверженных эмигрантов. После смерти Марии Павловны в 1920 году роль «первой скрипки» в концерте Владимировичей (все они спаслись) взяла на себя Виктория Федоровна. Не обладая большим умом, эта внучка Королевы Виктории была в избытке наделена энергией. Она взяла в свои руки не только повседневные заботы семьи. Ее деятельной и чванливой натуре требовалось нечто большее. И она придумала усладу: она сделала Кирилла царем.

К моменту крушения Монархии в России Кириллу было лишь чуть больше сорока лет. После всех перипетий революции он очень быстро начал сдавать: осунулся, обрюзг, потерял величественную осанку. Даже его легендарные зеленые глаза как-то потускнели. Не исключено, что он бы очень быстро угас, если бы рядом с ним не находилась женщина, которая совсем не собиралась становиться рабой обстоятельств.

Виктория Федоровна «вдохнула в супруга жизнь». Она стала его управителем и вдохновителем. В 1922 году Кирилл Владимирович провозгласил себя «местоблюстителем престола», а в августе 1924 года объявил себя «императором». Появился новый