Цмцерон - Пьер Грималь

Мысль о необходимости соразмерять милосердие с ответственностью перед государством, так что милосердию как таковому не остается места, имела два источника — стоическую философию и политическое положение в Риме. Стоики, как известно, рассматривали милосердие как слабость — оно предполагает отказ от первоначально принятого решения и таким образом приводит человека в противоречие с самим собой. Цицерон отказывается следовать за Брутом и вообще за скептической линией Академии и предпочитает наставления Панеция и стоицизма в целом. Письмо Бруту отчетливо выявляет эволюцию Цицерона к стоицизму, начальную ее фазу мы обнаруживаем уже в «Парадоксах». Причина ясна: чем значительнее роль, которую играет Цицерон в руководстве государством, тем больше убеждается он в необходимости быть суровым. В нем словно бы просыпается дух Катона. Мы не найдем у Цицерона прямых ссылок на героя Утики, но влияние его принципов представляется очевидным.

Но есть, однако, существенное различие между Катоном и Цицероном. Катон в любой ситуации требовал скрупулезного исполнения законов; Цицерон, столкнувшись с Антонием и с теми, кто представлялся ему сообщниками Антония в его преступлениях, решил уничтожить этих людей любой ценой, не заботясь о законности. Значит, Цицерон действует как Клодий, который тоже любой ценой добивался изгнания врага. Но законы Клодия, на взгляд Цицерона, никогда не выражали интересы государства, они были и оставались «разбоем»; государство же, стоя на страже подлинных своих интересов, имеет право защищать себя любыми средствами. Ретроспективный взгляд на развитие событий 58 года в самом деле подтверждал такую оценку: Клодий провел свой закон только благодаря личной заинтересованности Цезаря; и все же он не добился бы успеха, если бы консулам не были обещаны выгодные провинции; Клодий привел своих головорезов на форум и на Марсово поле, над трибутными комициями нависла угроза мятежа черни, и только поэтому они утвердили предложенный им текст закона. То было извращение законности, и Цицерон не без оснований считал ответственными за него нескольких человек; Цезарь, который не уважал требования авгуров, вынудил своего коллегу отказаться от участия в государственных делах, превратил консулат в прикрытие диктатуры. Тем самым Цезарь поставил себя вне закона, за что и поплатился в Мартовские иды. Да и вообще Цезарь в борьбе с Помпеем шел против законов республики и разрушал ее. Добиваясь возвращения Цицерона из изгнания, Помпей действовал в строгом соответствии с законами; проведенный Клодием плебисцит был направлен лично против одного человека и потому недопустим с правовой точки зрения; этому нелегальному плебисциту Помпей противопоставил центуриатный закон, опираясь на который и призвал к голосованию граждан муниципиев; но своему числу, по влиянию в государстве они были несравнимы с мятежной чернью коллегий, которую согнал на голосование Клодий. Б последний год жизни, вспоминая все эти события, Цицерон мог сказать себе: несмотря ни на что, он поступил правильно, последовав за Помпеем; Фарсальский разгром, поражения в Африке и в Испании с точки зрения права ничего не доказывали, напротив, после каждой победы Цезарь все больше ставил себя вне правовой структуры государства. Старый консулярий, сумевший некогда спасти государство, не прибегая к гражданской войне, и еще раз доказать, что «тога сильнее оружия», был и теперь исполнен решимости не допустить повторения авантюры Цезаря. Он справится с Антонием, и тогда надо будет восстанавливать государство, изменить законы, чтобы правление, основанное на насилии, стало невозможным; короче, Цицерон лелеял все те же планы, которые надеялся провести в жизнь сразу после своего консульства. То была целая программа, цель ее — положить конец периоду упадка государства и гражданских войн. Еще в одной из Катилинарий Цицерон сказал: добившись владычества над миром, обезопасив себя от внешней угрозы, Рим, подчиняясь закону, общему для государств и отдельных людей, неизбежно впал бы в оцепенение бездеятельности; именно для того, чтобы спасти его от этой участи, Фортуна приняла облик Распри. В дальнейшем мысль о том, что кризис гражданской общины Рима порожден внутренними процессами, что «Рим распался под собственной тяжестью», другие высказывали неоднократно и в более отчетливой форме. Но Цицерон не видел здесь никакой фатальной обреченности; он считал, что Рим может быть исцелен от кризиса вполне конкретными средствами: надо уничтожить мятежных заговорщиков, а потом выработать и утвердить «добрые законы». А лучше тех законов, благодаря которым Рим стал властелином мира, в истории не было. Об этом Цицерон писал в трактате «О государстве». Он показал также, что мудрость и энергия законодателей способны изменить фатальный порядок исторических циклов; важнейший долг руководителей общины, делом доказавших свою проницательность и мудрость, — создавать законы, следить за их применением и строго обуздывать всякого, кто ради своих частных интересов попытается нарушить действие государственных установлений. Таков, как нам кажется, был в ту пору ход мыслей Цицерона, благодаря ему оратор оказался на вершине власти, его взгляды получили поддержку и сочувствие народа; лишенный единства деморализованный сенат покорно принимал решения, им предложенные. На плечи старого консулярия ложилась громадная ответственность: он отдавал себе в этом отчет и твердо верил, что лучший образец, которому надо следовать в сложившихся обстоятельствах, — его собственный консулат; ведь он сумел тогда почти без ущерба для государства избежать гражданской войны, восстановить законность и порядок. Вот как, по-видимому, объясняется настойчивость, с которой Цицерон постоянно говорит о своем консулате; но уже с античных времен в этом видят только доказательство его тщеславия. Конечно, тщеславие играло определенную роль в самооценке стареющего человека; он элегически вспоминает события двадцатилетней давности, время своего расцвета, но несправедливо и неумно представлять себе Цицерона, погруженного в пустые воспоминания, драпирующегося в претексту, которая давно уже стала всего лишь парадной одеждой.

В те дни не один Цицерон возвращался мыслью к 63 году. Оба консула погибли под Мутиной, и в Риме ходили упорные слухи, что Цицерон примет консульское достоинство во второй раз. Слухи дошли и до Брута, который стоял лагерем под Диррахием. 15 мая Брут поздравляет друга: «Я кончил было это письмо, как пришла весть об избрании тебя консулом. Что ж, мне уже видится подлинная законная республика, черпающая силы в себе самой».

На самом деле консулы, призванные заменить Гирция и Пансу, еще не были избраны. Согласно Аппиану Октавиан, которому сенат ранее присвоил звание претора, высказал желание быть выбранным консулом с соблюдением всех формальностей. О своем желании он поведал и Цицерону, предложив взять его в коллеги. Молодой человек, если верить тому же Аппиану, держался весьма скромно, он ходатайствовал о присвоении консульского звания только затем, чтобы иметь возможность достойным образом проститься со своим войском и выполнить обещания, данные ветеранам. Что касается управления государством и ведения дел, он предоставит их Цицерону, человеку более мудрому и опытному. Был ли Октавиан искренен? Может быть, в какой-то степени. Однако, став консулярием в республике, вновь обретшей свободу, он после устранения Антония мог рассчитывать занять в сенате одно из первых мест, ведь он, разумеется, не отказался от своих честолюбивых замыслов. Антоний по-прежнему стоял во главе армии, ослабленной неожиданным поражением под Мутиной, но все еще достаточно грозной, а Лепид пока что не перешел на его сторону. Так что момент был выбран удачно: стать консулом, легализовать свое положение — первый шаг, затем Октавиан мог надеяться сделаться руководителем сената, и тут соперником его был только Цицерон.