Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

Он знал, что брат слышит его, а Кирилл, в свою очередь, слышал, как Филипп перетаптывается в нетерпении с ноги на ногу.

– Тебе нужна повторная проверка. Я записал тебя к врачу.

В его голосе больше не слышались командные нотки, и жалости тоже не слышалось.

Озеров-младший кивнул. Хотя в этом не было никакого смысла, так как брат, скорее всего, не видел его.

– Я купил тебе капли, которые написаны в рецепте.

Кирилл не помнил, как отдал ему рецепт.

– Спасибо.

На этот раз он постарался поблагодарить его насколько мог искренне. Глазное яблоко горело огнём, и он готов был закапать туда всё, что угодно.

Брат поставил на тумбочку пузырёк. Почти пять минут у Кирилла ушло на то, чтобы открутить крышку. Затем половину содержимого он вылил себе на лицо, пытаясь попасть между опухшими веками. Филипп, нужно отдать ему должное, терпеливо наблюдал за происходящим, хорошо зная, что брат сейчас, скорее всего, откажется от помощи.

– Ничего не выходит.

– Дай мне.

– Я…

– Не дури, Кирилл. Ты практически слепой. А капли, между прочим, очень дорогие.

Слабый свет лился из коридора, но даже он причинял боль.

Кирилл ощутил на лице пальцы брата, они уверенно, быстро и ловко раскрыли смеженные опухшие веки. Холодный бальзам попал внутрь. От всех этих манипуляций молодой человек выгнулся на кровати дугой.

Когда анальгетик подействовал, он снова смог заговорить:

– Сколько сейчас времени?

– Шесть часов вечера.

– Почему так темно?

Филипп промолчал. Глупый вопрос. Так всегда зимой в Городе Дождей.

– Где мама?

– Внизу. Где же ещё. Позвать?

– Нет. Мне нужно поспать.

Ничего больше не говоря, Филипп вышел из комнаты. В коридоре погас свет.

«Вот так. Хорошо. Темнота теперь мой друг. Спать. Во сне нет боли. Спать…»

…Он стоял перед огромной университетской аудиторией. Прожектор ярко светил в глаза. Лиц присутствующих было не видно, но зрители несомненно были важными персонами.

«Кирилл Озеров. Вы первый учёный…хр-р-хм (голос закашлялся) первый учитель, который вышел на борьбу с незнанием, с темнотой, будучи слепым на один глаз. За это мы… кхы-гхэ… мы…»

Голос зашёлся в кашле. Свет прожектора стал нестерпим…

Кирилл проснулся, чувствуя биение пульса в правой глазнице.

Сколько он проспал? Час, два или пять минут?

Молодой человек сел на кровати. Он едва мог приоткрыть здоровый глаз, но это, как правило, сопровождало рефлекторное открытие больного. Поэтому, смирившись, Кирилл крепко сомкнул веки и попытался ориентироваться на ощупь.

Когда он поднялся, тело само подсказало, куда нужно идти. Но привыкнуть к новым ощущениям было непросто.

Кирилл постарался не думать о боли и о страхе упасть, он свободно вошёл в темноту, чуть расставив руки, словно пытаясь потрогать воздух.

Он несколько лет жил в этой комнате и удивился, что совсем не знает её. Ему казалось, что он уже должен был дойти до дверной ручки, но руки только напрасно шарили в темноте. Расстояния между ним и предметами были то слишком длинными, то неожиданно короткими. Пальцы натыкались на пустоту там, где, казалось, должен был быть шкаф, или ударялись о возникшую вдруг стену.

Все поверхности в комнате были для него словно новой книгой. Когда он прикасался к шершавым обоям и гладкому дереву, в голове вспыхивали фактура и цвет знакомых предметов.

Шаг. Ещё один. Он коснулся холодного металла.

Дверь чуть скрипнула. Видимо, нижняя петля не смазана.

Он нащупал перила лестницы и начал самостоятельно спускаться. На этажах стояли датчики света, которые включались автоматически, на движение. Каждая вспышка вызывала боль, и Кирилл возненавидел их.

Внизу беззвучно работал телевизор – Озеров сразу это почувствовал. На последних ступенях он чуть не споткнулся, наступив на чьи-то тапки.

– Ты встал?!

Он услышал голос мамы, услышал, как быстро она поднимается с дивана и как идёт к нему босиком по паркету. В телевизоре мелькало что-то яркое, наверное реклама.

– Кирилл, скажи мне, как ты умудрился…

Она коснулась его щеки. Молодой человек не отвечал – умудряться было не обязательно, всё произошло само собой.

– Сколько времени? – глухо спросил молодой человек.

– Девять. К тебе уже едут.

Он медленно прошёл в комнату, отворачиваясь от экрана, и лёг к нему спиной. Видимо, из-за давления глаз больше болел, когда он стоял или сидел.

– Едут? Кто? Я уже был у врача.

– Агата с отцом узнали, что случилось, и решили навестить тебя.

Кирилл вздохнул и перевернулся на спину. Он не любил, когда его видят больным.

– Ты можешь погасить свет?

– Конечно.

Скоро он услышал шорох шин об асфальт и даже разобрал голоса – мужской и женский. Нехотя Кирилл сел в кресло. Мать едва слышно прошла по полу, щёлкнул замок.

Голоса явно обсуждали его, но о чём конкретно они говорили, было не разобрать. Молодой человек всё ещё воспринимал происходящее как в полусне. Пульсирующая боль делала мысли хаотичными.

– Кирилл!

Он вздрогнул. Агата стояла совсем рядом. Её голос почему-то оживил его. На несколько мгновений ему даже показалось, что боль исчезла.

«Я ждал её, – понял он неожиданно для себя. – Ждал с того момента, как со мной всё это приключилось».

– Маргарита Генриховна слишком поздно сказала мне, что ты…

– Всё в порядке, спасибо, что приехали. – Он постарался говорить как можно более бодрым голосом. – Как бы без меня там что-нибудь не устроили мои детки…

– Не думай сейчас об этом. Отдыхай…

Она очень