Утопия на марше. История Коминтерна в лицах - Александр Юрьевич Ватлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На пике конфликта в партийном руководстве Сталин, находившийся на Кавказе, призывал своих сторонников к решительным действиям против объединившихся оппозиционеров
Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову
23 июня 1927
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 48]
Следует отметить, что оппозиционная активность Троцкого и Зиновьева не прошла бесследно ни для социально-экономического курса российской партии, ни для ее международной политики. Отказ тред-юнионов от дальнейшего поддержания едва теплившейся жизни АРК (сентябрь 1927 года) совпал с переходом Коминтерна к тактике «класс против класса». Хотя в качестве ее синонима ИККИ усиленно насаждал формулу «единый рабочий фронт снизу», на самом деле для западных компартий это был путь в тупик внутриполитической изоляции. Увязав новую тактику с именем Бухарина и устранившись на целый год от работы в Коминтерне, Сталин подготовил себе почву для нового шага в направлении «великого перелома».
24 сентября 1927 года «дуумвират» вел переговоры с Тальгеймером, который настаивал на возвращении в Германию, но отказывался давать обязательство о неучастии в партийной работе. В то время как Бухарин пытался разрешить ситуацию в пользу бывшего лидера КПГ, который против своей воли удерживался в Москве (тем более что это вполне соответствовало курсу на «концентрацию партийных сил», принятому Эссенским съездом), Сталина волновало прежде всего недопущение какой бы то ни было фронды в рядах немецких коммунистов. Позже Тальгеймер ссылался на заявление генсека о необходимости отсрочить его отъезд в Германию на полгода, если он не даст требуемого обязательства: «…это равноценно фактической отмене единогласного решения пленума ЦК КПГ, по которому мое возвращение не ставится в зависимость ни от каких условий»[1470].
Пленум 9 сентября 1927 года действительно принял такое решение вопреки мнению Тельмана, и тот обратился к «русским товарищам», которые не смогли отказать ему в дружеской услуге. В результате Тальгеймер еще в течение целого года не мог получить разрешения на выезд из СССР. Подобные конфликты между Сталиным и Бухариным на первых порах выглядели досадными мелочами, однако неуклонно вели к тому, что в их отношениях росла напряженность и накапливалось взаимное недоверие. Рано или поздно такая динамика должна была достичь точки кипения и взорвать существовавшее соотношение сил в Политбюро ЦК ВКП(б), которое к концу 1927 года добилось административной победы над сторонниками «объединенной оппозиции».
6.6. Китайская революция на фоне конфликта в партийном руководстве
Сюжеты, связанные с ролью Сталина при определении внешнеполитического курса СССР в межвоенные годы, не обойдены вниманием отечественных и зарубежных исследователей. К сожалению, их коминтерновская составляющая отходит на второй план, что связано с желанием показать советского лидера представителем твердой «реальполитик», для которого вопросы идеологии — всего лишь яркая упаковка прозаического параллелограмма сил. Кстати, в этом Сталина обвиняли уже соперники в борьбе за ленинское наследство[1471]. Китайская линия советской внешней политики в 1920-е годы в меньшей степени страдает преувеличенным вниманием к силовой составляющей, хотя и здесь немало историков предпочитали видеть в генсеке прежде всего «национал-большевика», ставившего стратегическую безопасность СССР выше интересов мировой революции[1472].
На самом деле Сталину приходилось принимать в расчет сложный параллелограмм сил, оказывавших воздействие на состояние дел в Китае. Лагерь империалистов был представлен западными державами и Японией, с советской стороны действовал Коминтерн и военные эксперты, с китайской — Гоминьдан и китайские коммунисты. Китайская комиссия ЦК ВКП(б) в известной мере осуществляла координацию революционного лагеря, координировала военную и финансовую помощь. Для максимального приближения командного пункта Коминтерна к революционным событиям в Шанхае было создано Дальневосточное бюро ИККИ[1473].
В 1925 году начинается новый период в китайской политике Коминтерна, в ходе которого она попадает под влияние сталинских установок. На первых порах они выглядели ультралевыми, большое влияние на их генезис оказала позиция индуса М. Роя, который работал в Коминтерне и считался одним из главных экспертов по колониальным и зависимым странам[1474]. В феврале 1926 года генсек запросил руководителя Дальневосточного отдела ИККИ Г. Н. Войтинского о состоянии дел в Китае и ответ последнего разослал членам Политбюро. В нем ничего не говорилось о революционной составляющей китайской внутренней политики, за исключением того, что в последнее время выросла популярность левого крыла Гоминьдана, базой которого выступало Кантонское правительство[1475]. В тот момент Сталин удерживал китайских революционеров от крупномасштабных военных операций, настаивая на «внутреннем укреплении власти» и формировании новых армейских соединений[1476].
Григорий Наумович Войтинский
[Из открытых источников]
В дни работы Шестого пленума Политбюро приняло решение о нецелесообразности немедленного приема в Коминтерн Гоминьдана[1477], ибо он должен сохранить свое «национальное лицо», не отталкивая от себя буржуазию и крестьянство коммунистическими формулировками. Отказ Чан Кайши от блока с китайскими коммунистами, так называемый переворот в Гуанчжоу, совершенный 20 марта 1926 года, вызвал в Москве настоящий шок, хотя советники по военной и дипломатической линии неоднократно предупреждали о реальности такого варианта развития событий[1478]. Тем не менее сталинское Политбюро продолжало настаивать на недопустимости разрыва между КПК и Гоминьданом, во всяком случае до обсуждения этого вопроса на конгрессе Коминтерна[1479] (пройдет более двух лет, прежде чем будет созван очередной форум мировой организации коммунистов). Успешный Северный поход Чан Кайши воспринимался в Москве как катализатор развертывания в Китае аграрного движения.
На протяжении 1926 года Сталин являлся одним из главных докладчиков на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б) при обсуждении китайского вопроса, отстаивая линию на концентрацию сил в районах, уже находившихся под контролем революционных сил. При этом местная компартия должна была оставаться лояльным союзником Гоминьдана, сохраняя и укрепляя свое влияние внутри национально-освободительного движения[1480]. 23 сентября 1926 года он выступил в китайской комиссии ИККИ, дав завышенную оценку успехов китайских коммунистов (вероятно, в ее основу были положены успешные действия революционной армии в Северном походе). Речь шла о том, что они должны бороться за лидерство в Гоминьдане подобно тому, как большевики завоевали на свою сторону Советы рабочих и крестьянских депутатов в России. «Роль инициатора и руководителя китайской революции, роль вождя китайского крестьянства должна неминуемо попасть в руки китайского пролетариата и его партии»[1481]. На первых порах они должны решить задачи буржуазно-демократического этапа революции (конфискация помещичьих земель, устранение господства удельных
