Утопия на марше. История Коминтерна в лицах - Александр Юрьевич Ватлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А. С. Енукидзе, Ш. З. Элиава, М. И. Калинин, Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев
1920-е
[РГАСПИ. Ф. 667. Оп. 1. Д. 41. Л. 21]
На Шестом пленуме Исполкома Зиновьев, оказавшись в Коминтерне в роли «зиц-председателя», неожиданно выступил за расширение самостоятельности отдельных партий, которым следует принимать политические решения и подбирать кадры без оглядки на Москву. Это не укрылось от внимательного взгляда Сталина: тот парировал, что зиновьевские слова могут создать «впечатление, что исполнительные органы ИККИ тут ни при чем, но что дело тут, собственно говоря, в ВКП(б), против которой и следует провести привлечение секций к активному руководству Коминтерном. Таким образом, вместо правильной постановки вопроса получается впечатление выпада против ВКП(б), все равно — хотел этого т. Зиновьев или нет»[1441].
В начале 1926 года Сталин попытался перетянуть на свою сторону Радека, который, приняв сторону Троцкого, был изолирован и от международной, и от коминтерновской работы. Узнав об этом, остававшийся еще на своем посту Председатель ИККИ выступил с резким протестом, чем вызвал следующую тираду генсека: «Видимо, тов. Зиновьев думает, что я сделал покушение на его прерогативы единоличного вершителя судеб Коминтерна. Видимо, тов. Зиновьев забывает, что мы все против единоличного руководства и единоличных поползновений кого бы то ни было…»[1442] Приведенная цитата выдает не только характерный стиль сталинской речи, но и внутреннюю логику его поведения, где дела с точностью до наоборот соответствовали словам.
Поддевая на тот момент своего главного оппонента везде, где только можно, Сталин старался не выпячивать собственную роль, исподволь готовясь к будущим фракционным сражениям. Так, после речи Зиновьева на Шестом пленуме он доверительно сообщил членам «русской делегации», что немецкие товарищи остались недовольны тем, что в ней отсутствовало осуждение ультралевого уклона в КПГ. Внешне решение было принято не в пользу немцев — разрешения на критику Зиновьева они так и не получили, но и последнему было рекомендовано внести соответствующие коррективы в свое заключительное слово[1443]. Это било по самолюбию Председателя ИККИ, но не давало ему достаточного повода для того, чтобы перейти в контрнаступление. Дело ограничилось очередной просьбой об отставке со своего поста в Коминтерне, которую Зиновьев адресовал в бюро «русской делегации». Хотя отставка была отклонена, регулярные проработки продолжались.
Генсек ЦК ВКП(б) не упускал ни малейшего повода для дискредитации своего недавнего товарища по «тройке». В делегации обсуждалось сообщение нового лидера КПГ Тельмана о том, что зиновьевцы хотят добиться его отставки. Хотя оно не нашло своего подтверждения, «осадочек остался». Зиновьеву пришлось оправдываться в ответ на обвинения, что он якобы распространял среди иностранных делегатов письмо Сталина Радеку, в котором первый сообщал второму о том, что с него снят запрет на работу в Коминтерне[1444]. Этот список можно было бы продолжать до бесконечности.
Противникам Сталина пришлось соблюдать все правила конспирации, чтобы сохранить связь со своими единомышленниками за рубежом. Воспользовавшись отсутствием генсека на заседании делегации 16 апреля, Зиновьев провел решение, осуждающее выпуск на немецком языке брошюры о внутрипартийных разногласиях, которая была подготовлена ЦК КПГ. Но даже такой малозначительный эпизод вывел Сталина из себя и заставил поднять вопрос на принципиальную высоту. Спустя три дня он писал Пятницкому: «Я не мог голосовать за такое решение ввиду незнакомства с указанным сборником. Теперь, когда я успел ознакомиться с этим сборником, должен сказать, что нет решительно никаких оснований возражать против издания сборника. Обо всем этом прошу довести до сведения Бюро делегации ВКП(б)» в Коминтерне[1445].
Контроль над коминтерновской прессой был важным рычагом борьбы за политическое наследство Ленина
Письмо И. В. Сталина О. А. Пятницкому
20 мая 1926
[РГАСПИ. Ф. 508. Оп. 1. Д. 21. Л. 16]
Зиновьевский аппарат и после этого инцидента продолжал щепетильно выискивать в прессе зарубежных компартий любые упоминания споров на прошлогоднем съезде российской партии, все еще надеясь, что данное поражение можно будет стереть со скрижалей истории или как минимум представить малозначительным эпизодом, заминкой в движении от победы к победе[1446].
Политические разработки самого Зиновьева, на тот момент все еще Председателя ИККИ, посвященные различным аспектам коминтерновской деятельности, без обсуждения откладывались в архиве «русской делегации». Переписка оппонентов изобиловала взаимными нападками. Так, отвечая Зиновьеву 15 мая 1926 года Сталин заявил, что в его письме «наткнулся на целых восемь сплетен и одно смехотворное заявление», и не преминул перечислить все его уклоны и шатания. В ход пошли даже аргументы от истории: «За период с 1898 года мы, старые нелегалы, успели побывать и поработать во всех районах России, но не встречали т. Зиновьева ни в подполье, ни в тюрьмах, ни в ссылках, если не считать нескольких месяцев работы тов. Зиновьева в Ленинграде. Наши старые нелегалы не могут не знать, что в партии имеется целая плеяда старых работников, вступивших в партию много раньше т. Зиновьева и строивших партию без шума, без бахвальства»[1447]. Его оппонент расценил такой тон письма как попытку сделать совместную работу невозможной, подчеркнув «нищету аргументов» и заявив, что «отвечать по существу на письмо не буду»[1448].
В мае 1926 года именно в «русской делегации», иногда именуемой в протоколах как «заседание членов Президиума ИККИ от ВКП(б)», произошли первые столкновения сталинского большинства и оппозиционеров вокруг оценок всеобщей стачки в Великобритании[1449]. Последние создали блок, который войдет в историю как «объединенная оппозиция». Зиновьев и Троцкий обвинили своих оппонентов в капитуляции перед руководством тред-юнионов в Англо-русском комитете профсоюзного единства (АРК). Этот орган изначально задумывался как верхушечный инструмент, призванный способствовать выходу советских профсоюзов из изоляции и налаживанию их контактов с Амстердамским Интернационалом. Инициатива его создания в мае 1925 года исходила от Москвы (формально — от руководства ВЦСПС), партнером стал Генеральный совет британских тред-юнионов.
Соглашение подразумевало как минимум отказ от взаимных нападок, и этот факт, несомненно, имел позитивное значение, уменьшая трещину в европейском рабочем движении. Лидеры ВКП(б) приспосабливали линию Коминтерна к реалиям укреплявшейся стабилизации в западном мире, пытаясь все-таки достучаться
