Утопия на марше. История Коминтерна в лицах - Александр Юрьевич Ватлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В переписке с соратниками Сталин набрасывал примерный план действий: если Зиновьев прилюдно подаст в отставку с поста Председателя ИККИ, «мы должны ее принять. Во всяком случае после вывода из Политбюро Зиновьев не может быть уже предом, — это поймут все секции и сделают сами необходимый вывод. Мы перейдем тогда от системы преда к системе секретариата ИККИ»[1461]. Сталин предлагал перенести на Коминтерн систему «коллективного руководства», которая формально существовала в российской партии после смерти Ленина, но не помешала ее генеральному секретарю добиться полного единовластия.
Неожиданно второй фронт открыли британские коммунисты, назвавшие АРК «дипломатическим инструментом Советской России»[1462]. Зиновьев не замедлил воспользоваться этим фактом, чтобы заострить вопрос о «правых уклонистах» в компартии Великобритании и их покровителях в ВКП(б). Сталин ответил асимметрично. Едва вернувшись в Москву, он принял участие в заседании «русской делегации» 7 июля 1926 года, где поднял вопрос об ошибках Зиновьева в оценке майского государственного переворота, совершенного Пилсудским в Польше.
Стенограммы данного заседания не сохранилось, но можно быть уверенным в том, что генсек повторил аргументы, сформулированные в письмах Молотову: сразу после переворота Зиновьев представил проект указаний польским коммунистам, где «Пилсудский рассматривался как антифашист, где движение Пилсудского рассматривалось как революционное». Отсюда делался легко предсказуемый вывод: «Я уверен, что ошибки польских коммунистов, о которых так сладострастно пишет теперь Зиновьев, целиком навеяны им глубоко оппортунистической позицией Зиновьева о якобы революционном характере авантюры Пилсудского»[1463].
В условиях бурно развивавшегося конфликта с лидерами «объединенной оппозиции» фракции большинства в Политбюро не оставалось ничего иного, как использовать административный ресурс. На июльском пленуме ЦК ВКП(б) 1926 года доклад об английской стачке делал уже не Зиновьев, а Бухарин. Левые оппоненты, на пленуме выступившие с развернутой декларацией, были обвинены им в «забегании вперед» и необоснованных ожиданиях революционного взрыва в самом сердце Британской империи. Если выступления оппозиционеров были щедро пересыпаны ленинскими цитатами, то Сталин в своем докладе не менее усердно цитировал самого Зиновьева, являвшегося в свое время горячим сторонником АРК. Он сконструировал «теорию перепрыгивания» оппозиционеров через закономерные этапы в развитии рабочего движения[1464], хотя этим грешило все большевистское руководство.
6.5. Финальные битвы с оппозицией
Вернувшись после июльского пленума ЦК ВКП(б) 1926 года к прерванному отпуску, Сталин продолжал обдумывать механизм снятия Зиновьева с поста Председателя ИККИ. При его участии были «организованы» соответствующие инициативы снизу: с предложением о смене руководства выступили компартии Великобритании и Германии. «Было бы непонятно и неестественно, если бы мы (ВКП) „увильнули“ от вопроса о снятии в то время, как вопрос поставлен всей обстановкой, а две западные партии определенно предлагают снятие». Загвоздка заключалась в том, что для такого шага нужно было созывать конгресс, но и тут поднаторевший в аппаратных играх генсек нашел лазейку: «Если все партии [Коминтерна. — А. В.] или громадное их большинство выскажутся за снятие Григория, то такое высказывание можно будет смело считать как подлинную волю всех партий, т. е. всего конгресса»[1465]. Не прошло и трех месяцев, как данный сценарий был реализован с точностью до мелочей. Октябрьский пленум ЦК ВКП(б) в связи с тем, что Зиновьев «лишился доверия со стороны ряда коммунистических партий», признал невозможной его дальнейшую работу в Коминтерне, а Седьмой расширенный пленум ИККИ 22 ноября 1926 года продублировал это решение.
В последующем борьба сталинского большинства и оппозиции в коминтерновских вопросах напоминала перетягивание каната: стороны уперлись на своих позициях, пытаясь рывками вывести противника из состояния равновесия. Чем больше Зиновьев и Троцкий настаивали на немедленном разрыве с предателями из Генсовета, тем сильнее их оппоненты подчеркивали позитивное значение АРК. В пользу последних сработало резкое обострение советско-британских отношений в мае 1927 го-да, так называемая военная тревога. Еще 1 марта 1927 го-да Сталин в одной из бесед с рабочими обещал: войны у нас не будет ни весной, ни осенью этого года[1466]. Однако майские события — налет на советское торговое представительство в Лондоне, враждебная кампания в прессе и, наконец, разрыв дипломатических отношений — заставили руководство ВКП(б) признать реальную опасность военной интервенции со стороны Великобритании.
Международные события в очередной раз активизировали оппозицию. Троцкий заговорил о том, что руководство страны, прикрываясь угрозой новой войны, отошло от принципов революционной политики. «Тем с большей непримиримостью на этом оселке надо проверять основные направления [деятельности] Коммунистического Интернационала»[1467]. Продолжая защищать АРК в пику оппозиционерам, «дуумвират» дал новое обоснование его существования: теперь он рассматривался как средство «дипломатической защиты» СССР. Средство достаточно странное, поскольку в переписке со своими соратниками Сталин признавал, что лидеры Генсовета тред-юнионов «помогают своим хозяевам начать и провести войну» против Советского Союза[1468].
Решающий удар по лидерам «объединенной оппозиции» готовился долго и основательно
Постановление Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) о снятии Г. Е. Зиновьева с поста председателя Коминтерна, о выводе Л. Д. Троцкого из членов, а Л. Б. Каменева — из кандидатов в члены Политбюро
23 октября 1926
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 79. Л. 98]
«Военная тревога» пришлась фракции большинства как нельзя более кстати, поскольку позволила ей ужесточить борьбу против «объединенной оппозиции», аргументировав ее необходимостью обеспечения единства советского государства в критический период. «Идя на подготовку обороны, мы должны создать железную дисциплину в нашей партии… Мы должны обуздать всех тех, кто раскалывает наши братские партии на Западе и на Востоке». И далее генсек формулировал позитивную программу: «Интернационалист тот, что безоговорочно, без колебаний, без условий готов защищать СССР, потому что СССР есть база мирового революционного движения»[1469]. Для руководителей Коминтерна не оставалось никаких сомнений в том, что подобный призыв означал выкорчевывание остатков внутрипартийной демократии в зарубежных партиях, формирование нового поколения функционеров, для которых решающим качеством движения наверх будет беспрекословное подчинение голосу Москвы.
Попытка привести международную политику СССР в соответствие с реалиями стабилизации в западных странах, перевести ее на рельсы сосуществования двух общественных систем из-за давления оппозиции завершилась полным провалом, став дополнительным катализатором внутрипартийного конфликта. Выдвижение реальной альтернативы «героическому прошлому» большевизма было чревато идейным поражением прежде всего потому, что партийная масса продолжала жить этим прошлым, оно не только
