Магнетрон - Георгий Бабат

— Как… — покраснел Веснин, — как же эго можно? Ведь люди работали. Это же студенты… Они, пока учились, существовали на стипендию, им надо помочь, тем более что они это заслужили. А что касается Ильи Федоровича, то только сегодня он внес еще одно замечательное предложение — оригинальный способ спайки крышек с анодным блоком магнетрона…

— Кстати о спайке, — перебил Бельговский. — На заводе получен приказ наркомата ликвидировать сверхнормативные запасы цветных металлов. В вашем КБ, судя по моей сводной записи, совершенно астрономические запасы припоев, в частности серебра. Это крайне отягчает наш общезаводской баланс. Теперь о ваших фондах на капитальное строительство и на оборудование…

Из всех рассуждений главного бухгалтера следовало, что Веснин неуклонно вел свое КБ к полному финансовому краху.

— Это положение необходимо, категорически выправить, — закончил свою речь Бельговский.

— Но ведь мы систематически недобираем фонд зарплаты, — пробормотал Веснин, возвращаясь к своему списку на премирование. — У меня вместо инженеров работают практиканты, — снова повторил он довод, который считал решающим.

— В этом-то и заключается ваш просчет, — спокойно возразил Павел Иванович. — Вы вообразили, будто можете из фонда зарплаты выплачивать вашим мальчикам наградные и сверхурочные. Руководителю предприятия утверждается в высших инстанциях фонд зарплаты, который он не имеет права перерасходовать. Но… — главбух поднял вверх свой бледный, тонкий, длинный указательный палец, — но вместе с тем, если руководитель предприятия недорасходовал выделенный ему фонд зарплаты, то он не имеет права распоряжаться этим фондом по своему усмотрению. — Павел Иванович опустил ладони на стол, как бы удерживая обеими руками этот недорасходованный фонд. — Для чего это делается? Для чего накладывается такой запрет на оставшиеся из фонда зарплаты средства? Для того, чтобы всякий маленький руководитель… простите, это к вам не относится, вы вон какой длинный… чтобы, повторяю, всякий руководитель не мог по своему усмотрению устанавливать жизненный уровень трудящихся. Ну, предположим, не мог бы одевать или, простите, раздевать свой штат по велениям своего доброго или злого сердца. Жизненный уровень населения, степень удовлетворения потребностей устанавливает правительство, Госплан. Это не нашего с вами ума дело. Если же мы с вами начнем лавировать, комбинировать, что из этого получится? Одни предприятия будут платить своим инженерам триста рублей, а другие — три тысячи. А эти вопросы — вопросы заработной платы, политика зарплаты — решаются у нас в Союзе не на каждом предприятии в отдельности, а в общегосударственном масштабе. Делается это для того, чтобы у нас с вами уши выше, лба не росли. Что касается сверхурочных работ, то они могут производиться только с разрешения ЦК профсоюза. Вы такого разрешения не имели. Следовательно, оплачивать вашим сотрудникам сверхурочные часы я не могу. Во избежание лишних осложнений… ну, там с инспекцией охраны труда… я вам рекомендую считать эти сверхурочные якобы не бывшими. Понятно?

Веснин молчал. Он вспоминал слова Ильи Федоровича: «Денежки, которые еще не в моем кармане, не мои».

— Вам, Владимир Сергеевич, как начальнику КБ, — все скрипел Бельговский, — следовало бы немного подзаняться основами учета и планирования. Это не может не увлечь, — продолжал главбух, потирая ладонью свою бледную щеку и морщась так, словно у него болели зубы. — Есть и может быть только одна система — та, которая называется в общежитии двойною. Двойная бухгалтерия — одно из красивейших изобретений человеческого духа, как выразился великий немецкий поэт Вольфганг Гёте. Всякий добрый хозяин должен знать принципы бухгалтерского дела.

Зарезав с таким изяществом все сверхурочные и премиальные, выписанные по КБ-217, Бельговский вручил Веснину ордер в кассу на получение командировочных денег, пожал руку на прощанье и посоветовал аккуратно собирать все счета из гостиниц, чтобы не возникло недоразумений при оплате суточных.

В поезде по дороге в Харьков молодой начальник КБ думал о Мухартове. Было стыдно сознавать, что все обещанное Илье Федоровичу так и осталось пустым обещанием.

«Но ведь я могу отметить его работу приказом по КБ, с занесением приказа в трудовую книжку! — вдруг вспомнил Веснин. — Благодарность в приказе — это ведь для нашего старика будет дороже денег».

Полезный человечек

На одном из производственных совещаний директор завода Жуков упомянул о цехе ширпотреба:

— Материалы, на которых работает цех ширпотреба, — это по большей части отходы. Снабжается цех не всегда регулярно. А между тем производственный и финансовый планы выполняются из месяца в месяц. Не мешало бы многим нашим инженерам поучиться у начальника цеха товарища Муравейского умению преодолевать так называемые объективные причины…

Михаил Григорьевич, встретившись случайно после этого совещания в заводском парке с инженером Степановой, сказал ей:

— Лев, которого похвалили бы за то, что он выучился хорошо ловить мышей, мало имел бы оснований для того, чтобы гордиться собой. До черта надоели мне клей и крахмал, зайцы и деды-морозы! Сидишь в этой грязище и вонище, а жизнь проходит мимо…

Она смотрела на него своими добрыми, умными глазами, и в этих глазах он прочел выражение, очень близкое к сочувствию. Но это было не сочувствие, это была жалость.

И ему захотелось доказать ей, что она очень и очень ошибается.

— Решил сорвать ставку, — конфиденциально сообщил он, — иду ва-банк. Брошу значительную часть своего интеллекта на одно дело. Возможно, это не самое крупное изобретение нашего времени, но вещь полезная, нужная. До сих пор у нас практически применяются лишь ледники с естественным льдом. А между тем аппарат с питанием от обычной электрической сети, вырабатывающий искусственный лед, если его немного усовершенствовать, становится потрясающе разумной, экономной вещью. Говорил об электрических холодильниках в гостинице «Астория» — идея понравилась, в «Европейской» тоже пошло, в Нар-пите крайне заинтересованы.

— Ох, Михаил Григорьевич, — возразила Степанова, — я чувствую, что пепел Клааса снова стучит в ваше сердце!

Новое предложение Муравейского об электрохолодильниках не получило одобрения дирекции завода, не вошло в номенклатуру товаров, которые должен был выпускать цех ширпотреба, но начальника цеха это не смущало. Он намерен был съездить в Москву, в крайнем случае даже без командировки, за свой счет, и там добиться приема у начальника главка Дубова. Для этого прежде всего надо было, вопреки решению Жукова, сделать опытную установку.

— Помните, Нина Филипповна? — мечтательно заглядывая в ее глаза, говорил Муравейский. — Вы всё конечно, помните, как сказал поэт. Да, вы помните, что магнетронные работы тоже не были здесь, на заводе, встречены звоном фанфар. Море не смеялось, скрипки не рыдали. Что и говорить, мои электрохолодильники — это, понятно, не волшебное восходящее солнце, не луч, прорезающий тьму. Холодильник — это проза жизни, но вещь полезная, нужная. Завод на этом деле ровно ничего не теряет — подумаешь, несколько поршеньков к компрессору внепланово обточить! Такие ли мы с Весниным дела обделывали! Взять хотя бы этот его знаменитый электромагнит, помните?

— Голубчик, — мило улыбнулась Степанова, — у нас в лаборатории дело с поршеньками не пройдет.

Муравейский, зная Степанову, вовсе не собирался это ей предлагать. Непредвиденным было другое: она назвала его «голубчик». Точно так же обращалась Нина Филипповна к Косте Мухартову, Юре Бельговскому, Ванечке Чикарькову, когда этим ребятам случалось в чем-нибудь проштрафиться.

Михаил Григорьевич решил не поддаться неожиданному для него неприятному ощущению, которое охватило его под впечатлением слова «голубчик».

— Я сам, товарищ Степанова, был когда-то, подобно вам, принципиален до последней крайности, — изрек он, сверкнув очами. — И я, как, возможно, и некоторые другие, на своем личном опыте убедился, что наука — особа черствая. Она скупо вознаграждает тех, кто посвятил себя исключительно ей.

Он уже вновь почувствовал себя в своем репертуаре, он добавил к своим реминисценциям о науке, что вот, мол, придет время, и вы пожалеете о своем отказе, вы будете завидовать мне…

— Но я великодушен. Если любезную вам науку приравняют к религии и научным работникам создадут условия относительно не худшие, чем служителям культа в древнем Египте, то вам я гарантирую должность пифии в подведомственном мне храме науки. В память о нашей совместной работе на заводе я воздвигну вам максимально комфортабельный треножник. И с этой высоты вы будете наблюдать за разливкой мудрости из чужих бочек в наши бутылки…