Магнетрон - Георгий Бабат

Он уже вновь почувствовал себя в своем репертуаре, он добавил к своим реминисценциям о науке, что вот, мол, придет время, и вы пожалеете о своем отказе, вы будете завидовать мне…

— Но я великодушен. Если любезную вам науку приравняют к религии и научным работникам создадут условия относительно не худшие, чем служителям культа в древнем Египте, то вам я гарантирую должность пифии в подведомственном мне храме науки. В память о нашей совместной работе на заводе я воздвигну вам максимально комфортабельный треножник. И с этой высоты вы будете наблюдать за разливкой мудрости из чужих бочек в наши бутылки…

Перехватив внимательный, соболезнующий, даже ласковый взгляд своей собеседницы, Муравейский осекся.

— Дело есть дело, — сказал он, прощаясь со Степановой. — Если холодильники и не сулят мне славы, то будут хотя бы деньги. Если бы вы, Нина Филипповна, поинтересовались моей биографией, вы содрогнулись бы, услыхав рассказ о тех огнях разного накала, водах всех степеней мутности и трубах всех возможных калибров, через которые я вынужден был пройти, прежде чем я пришел к выводу, что овес — крылья коня, а деньги — крылья человека.

После нескольких более или менее удачных походов со своими персональными заказами по цехам Михаил Григорьевич решил, как он сам определил, «прощупать» дипломантов из КБ-217.

— Курите? — подошел он однажды к Милочке Егоровой. — Прошу! — воскликнул Муравейский, едва было произнесено ожидаемое «спасибо, не курю».

И крышка портсигара для полезных человечков, щелкнув, откинулась.

Очки, по обыкновению, висели на одной оглобле, зацепившись за Милочкино ухо. Водрузив на место и вторую оглоблю, Милочка убедилась, что это ей не кажется, что портсигар, так любезно протянутый ей, действительно наполнен конфетами.

По тем временам студентам, жившим на стипендию, не часто приходилось пробовать шоколадные конфеты.

— В детстве я очень любила сладости, — покраснев, созналась Милочка.

— Любовь есть удовольствие, сопровождаемое идеей внешней причины, — пустил в ход Муравейский одну из своих самых испытанных острот.

Бедная Милочка была так ошарашена этой фразой, что вместо улыбки на лице ее появилось выражение испуга. Чтобы ее успокоить, Михаил Григорьевич поспешил разъяснить ей, как он это уже разъяснял однажды Наташе Волковой и еще многим другим своим знакомым, что вышесказанное определение любви принадлежит не ему, а Бенедикту Спинозе.

Вздохнув, Милочка съела конфету.

Вкус этих конфет был уже хорошо знаком и длинноволосому Феде Непомнящих, и черноусому Гайку Гошьяну, и Капралову, и Левенцу. Но хотя содержимое серебряного портсигара опустошалось названными молодыми сотрудниками КБ-217 достаточно исправно, все же завербовать полезного человечка Михаилу Григорьевичу пока еще не удалось.

Если бы начальник цеха ширпотреба счел для себя возможным обижаться на людей, стоящих неизмеримо ниже его по своему положению на заводе, по стажу работы, опыту, возрасту наконец, — он, безусловно, обиделся бы на дерзких мальчишек, которые на все его шутки, словно сговорившись, отвечали: «Старо, старо!»

И случалось, что, набив рот конфетами, который-нибудь из тех, на кого возлагались надежды на устройство дела вроде обточки поршеньков, вызывал Саню Соркина и спрашивал в присутствии Михаила Григорьевича:

— Ну, как там, в Академии наук все еще заседают или уж решили? Как, значит, надо правильно говорить: Муравейщина, Муравейковщина или Муравейсковщина?

Неизвестный злоумышленник уже успел посвятить этих вновь принятых дипломантов в историю происхождения термина «Муравейщина».

А время между тем шло, изготовление опытного экземпляра холодильника подвигалось медленно. Михаилу Григорьевичу все не удавалось «подключить кого-либо из молодых энтузиастов к приводному валу прогресса холодильной техники».

И только одна Милочка краснела, когда Муравейский угощал ее, и смущалась, если он слишком вольно шутил. Однажды во время обеденного перерыва Михаил Григорьевич преподнес ей целую коробку конфет. Милочка чуть не заплакала:

— Нет, нет, ни за что, с какой стати… Такую дорогую вещь… Вы меня оскорбляете…

— Друг мой, — произнес Муравейский, печально взглянув на свою собеседницу, — вы еще дитя, а потому я позволю себе преподать вам несколько правил хорошего тона. Вежливость, как говорят турки, — монета, ничего не стоящая дающему, но доставляющая радость получающему. «Продавцы, будьте взаимно вежливы с покупателями!» — гласит современная народная русская пословица. Не принять, когда вам их приносят: цветы, книги, духи или конфеты — это просто невежливо. Больше того: в мое время это считалось грубым. Впрочем, я имею, конечно, в виду ту классово чуждую среду, которая меня породила.

Он опустился рядом с ней на скамейку, положил коробку конфет Милочке на колени и продолжал:

— Я происхожу из старинного белорусского рода, герба Гурко. Родоначальником нашей ветви был Гурий Олехнович Ромейко. Его пра-пра-правнук генерал-адъютант от кавалерии Гурко учился в Пажеском корпусе. Перед началом войны 1877 года он командовал второй гвардейской кавалерийской дивизией. Когда наши войска переправились через Дунай у Систова, великий князь, главнокомандующий, решился двинуть вперед особый отряд для быстрого захвата некоторых проходов через Балканы. Поручение это было возложено на генерала Гурко, который командирован был к действующей армии и 24 июня принял под свое начальство передовой отряд, составленный из четырех конных полков, стрелковой бригады и новосформированного болгарского ополчения, при двух батареях конной артиллерии… Его единственная внучка вышла за князя Илью Друцкого-Муравейского, принявшего фамилию Ромейко-Гурко… Потомки их именуются Друцкими-Муравейскими-Ромейко-Гурко… Простите, — передохнув, улыбнулся Михаил Григорьевич, — какая оригинальная манера носить очки — наподобие лорнета…

Вскоре после этого разговора сотрудники КБ обратили внимание, что Милочка чаще, чем обычно, натыкается на стулья, и ниже, чем всегда, склоняется над бумагой, когда пишет. Оказалось, что она вовсе перестала носить очки.

В ее рабочей тетради появились сделанные уверенной рукой эскизы неведомых никому конструкций. По поводу этих чертежей Милочка имела совещание с начальником опытной мастерской КБ-217 Ильей Федоровичем Мухартовым, и тот пообещал ей выполнить ее заказ вне очереди.

И он выполнил не только этот, но и другие ее заказы. Старику нравилась такая прыть будущего инженера.

— Не робейте! — подбадривал он Милочку, когда та робко лепетала о необходимости сделать еще одну, не предусмотренную графиком работу. — Робеть нам с вами расчету нет. Будьте благонадежны: всех мастеров загрузим, изготовим в лучшем. виде.

Однако отнюдь не пышная родословная рода Ромейко-Гурко заставила Милочку ступить на скользкий путь, который именуется работой налево. Нет. Михаил Григорьевич умел говорить увлекательно на любые темы и особенно о сущности и специфике труда инженера:

— Сколько бы вы ни начертили проектов, это вас ни на шаг не продвинет на том пути, который вы избрали. Одна никуда не годная реальная конструкция даст вам, как инженеру, больше, чем самый лучший, но оставшийся только на бумаге проект.

Он соблазнил ее предложением самой сделать расчет довольно сложного автоматического регулятора рабочей температуры холодильной камеры и потом попытаться выполнить этот регулятор в мастерской КБ. Муравейский был придирчив, зол, остроумен, беспощадно высмеивал малейшие промахи дипломантки. Но в то же время он раскрывал перед ней и лучезарные перспективы:

— Терпение и труд все перетрут. И вот, возможно, когда-нибудь, в будущем не столь отдаленном, в классификаторе библиотеки Комподиза появится под соответствующей рубрикой — скажем, «Класс 21, группа Г, подгруппа 12» — авторское свидетельство на имя инженера-конструктора Людмилы Тарасовны Егоровой… Не забудьте тогда о своем первом учителе, Милочка… Но всего этого, дитя мое, вам, с вашими не очень большими способностями, достичь не так легко. Работать надо, молодой товарищ! Работать, работать и работать…

Все помыслы Милочки постепенно сосредоточились на желании как можно лучше выполнять поручения Муравейского, с тем чтобы поскорее получить еще более сложное, более интересное задание. В мастерской КБ она стала своим человеком. Если Илья Федорович был занят, она сама шла к рабочим, помогала собирать и налаживать изготовленные узлы механизмов.

— Вот уж не предполагал, что особа вашего пола, да еще такая молоденькая, сможет так здорово работать! — поощрял ее рвение Муравейский. — Теперь вам не страшно любое инженерное задание — справитесь!