«Мир Приключений» 1977 (№22) - Николай Коротеев

Наконец яркий зеленый фонарик вспыхнул по ту сторону шоссе над лесом, ненадолго застыв высоко в небе. Оле показалось, что уже слышен гул самолетов, сейчас начнут рваться бомбы. Она бросила еще теплую ракетницу в сено и стремглав помчалась домой. На крыльце девочка обернулась. Зеленая ракета, медленно угасая, опустилась вниз. Но никаких самолетов не было. Гудело, оказывается, у нее в ушах. А в лесу, в кромешной тьме, царила обидная до слез тишина.

Значит, и вторую ракету никто не увидел. Никто не откликнулся на ее зов. А немцы вымоются, придут обратно, и опять будут пить какой-то там шнапс, и горланить свои песни, и кричать: «Вперед, на Москву!» И завтра утром пойдут в наступление…

Руки девочки бессильно повисли, по щекам потекли горячие слезы, и дышать стало невыносимо тяжело.

Чтобы мать не увидела ее плачущей, она снова полезла в подполье и машинально принялась набирать картошку.

Дверь маленькой комнаты открылась, и Наташа громким шепотом позвала:

— Оля!

Она вяло откликнулась. Потом добавила:

— Иди сюда. Они все ушли.

Наташа приблизилась к краю люка, сердито спросила:

— Ты уснула, что ли, там?

— Нет. Я слушала их разговоры. Они отправились в баню. Завтра утром пойдут в наступление…

Наташа не проронила ни слова. Она едва успокоилась после того, как поняла, что немцы не собираются «смазывать пятки». А тут — наступление!..

Молодая женщина опустилась на пол, свесила ноги в люк и ждала, что скажет еще племянница. Но та молча выбралась из подпола с ведром картошки. Молча захлопнули они люк и печально посмотрели друг на друга.

В это время дверь с террасы открылась, и на пороге возник Вальтер. Увидев Наташу, он заулыбался и галантно склонился в полупоклоне.

— О! Какой фройляйн! Дэвушка. Русска дэвушка само шён[8] в мире! — коверкая слова, пытался он изъясняться по-русски. — Зи есть швестер?[9] — повернулся Вальтер к Оле. — Их шпрехе руссишь нихт. Абер ихь ферштее руссишь. Шпрехен зи битте дойч[10]. Могите унд по-русски.

Оля подняла ведро и направилась к своей комнате. Наташа последовала за ней. Вальтер проворно схватил обеих за руки, потянул обратно.

— Нихт уходийть! Ихь зер скучайть! — Глаза его были просящими.

Оля выдернула руку, взяла за локоть тетку и злобно сказала:

— Ишь какой! По-русски пробуешь болтать!

Вальтер что-то понял: или ее слова, или недобрый взгляд. Он хотел возразить, а может, оправдаться, но тут раздался взрыв. И следом за ним — второй. Немец бросился на пол, потянул за собой и Наташу с Олей.

Взрывы были не сильные. Не то что Витины мины под фашистскими танками или снаряды «катюши». Даже уцелевшие в рамах стекла не дрогнули. И все-таки Вальтер очень испугался. Он первым вскочил на ноги, привычно отряхнул шинель и в страхе спросил:

— Вас ист дас?

Оля, встав с пола, пожала плечами. Откуда она знает, что это такое?

— О! — вдруг схватился Вальтер за голову. — Майне зольдатен! Русска банья! — и выскочил из дома.

Оля, решив, что по ее сигналу вылетел, наконец, бомбардировщик и ударил по «скоплению немцев» в бане, завизжала от восторга и помчалась к своим.

К взрывам все уже так привыкли, что Евдокия Павловна почти спокойно спросила:

— Тебя ранило?

— Нет, что ты, мама!

— Отчего же ты так верещала, как недорезанный поросенок? — сердито упрекнула ее Наташа.

Ну разве можно сказать им сейчас, отчего она так ликует? Уж когда-нибудь потом.

— С испугу, мамочка! — весело объявила Оля. — Давайте картошку варить, ужинать пора.

У нее было праздничное настроение. Еще бы! По ее сигналу уничтожены двадцать немцев! А разве она одна старается помочь взрослым сломать, разгромить страшную гитлеровскую машину? Сколько еще таких девчонок и мальчишек! И скоро, очень скоро придет победа!

Оля считала, что никто из гитлеровцев не вернется в их дом. Но вдруг кто-то затопал по террасе, без спроса вошел в дом. Оля кинулась из комнаты посмотреть на непрошеного пришельца, зная заранее, что он ненавистный.

И в самом деле, это вернулся Вальтер. Живехонек. И следом за ним еще трое немцев. Сразу видно — раненые. И одеты странно. Один в брезентовых сапогах на деревянных подошвах, в порванной на синие шинели не по росту, из-под которой видны голые посиневшие коленки. Второй и третий выглядят примерно так же. Похоже, напялили уцелевшую одежду, неизвестно кому раньше принадлежавшую.

Все еще дрожа, они уселись на лавке и молча принялись перевязывать друг друга какими-то лоскутами, захваченными из разбитой бани. В куче этих лоскутов Оля заметила обуглившиеся куски своего тулупа. И еще она с удовлетворением отметила, что Ганса среди раненых нет. Значит, убит. Что ж, он заслужил, пожалуй, больше других.

«А вот Вальтер пока жив, но и ему все равно не уйти от расплаты». Теперь Оля была твердо в этом уверена.

Впервые за эти дни Лосевы спокойно сварили картошку, поели ее с молоком и без опаски улеглись спать.

…Часа в два ночи Евдокия Павловна услышала сквозь сон торопливые шаги, возбужденный, отрывистый говор на чужом языке. Потом гитлеровцы вышли из дома. Дверь за ними захлопнулась. Как ни прислушивалась мать — дверь больше не открывалась.

— Наташа! — шепнула она, тронув золовку за плечо.

Та испуганно вскочила.

— Ушли, — неуверенно сказала Евдокия Павловна. — Надо бы посмотреть…

Наташа — она, как и все, тоже спала одетой — осторожно приоткрыла дверь, высунула голову в узкую щель. Потом на цыпочках выскользнула в кухню, заглянула в столовую.

Через минуту она вернулась. Евдокия Павловна старалась рассмотреть ее лицо, но было еще очень темно.

— Никого, — почти громко сказала Наташа. — Где спички?

Она зажгла коптилку и снова, теперь уже смело, прошла в столовую. Там на голом столе стояли две консервные банки. В одной остались недоеденные кусочки рыбы, в другой какая-то жидкость. Наташа наклонилась, понюхала эту жидкость и отшатнулась. В нос ударил густой запах бензина. А рядом лежали спички.

Они хотели поджечь дом вместе со спящими людьми?!

«А может, мы уже горим?» — подумала она и выбежала на террасу. Коптилку сразу же задул резкий ветер. Ее обступила темнота. Было что-то непередаваемо жуткое в этой темноте. По-прежнему, только теперь совсем близко, ухали орудия, завывали снаряды, как светлячки то там, то здесь чертили свои линии трассирующие пули.

Осмотрев дом, Наташа убедилась, что он цел, не горит.

— Не успели! — облегченно вздохнула она и вернулась в комнату. — Андреевка уже свободна. Оттуда пушки стреляют. А здесь ни одного немца!