Дюна - Фрэнк Герберт

Чани все-таки не сдержалась и бросилась к Джессике, упала на колени:

– Яд?! Он страдает? Я могу что-то…

– Он без сознания, – ответила та. – Жизненные процессы замедлены настолько, что регистрируются лишь с помощью самой тонкой техники. Я содрогаюсь от одной мысли о том, что его мог бы обнаружить кто-то другой, не я. Не имеющий опыта в подобных делах принял бы его за мертвого…

– Но у тебя наверняка были иные причины помимо простой любезности, – сказала Чани. – Я ведь знаю тебя, Преподобная. Так что, по-твоему, я могу сделать такого, чего не сделать тебе?

Да, она храбрая, красивая и – ах-х, такая наблюдательная и умная, подумала Джессика. Какая бы из нее вышла сестра Бене Гессерит!..

– Чани, – проговорила Джессика, – может быть, ты мне не поверишь, но я и сама не знаю толком, почему я послала за тобой. Интуиция, если хочешь. Просто вдруг пришло в голову: «Надо послать за Чани…»

В первый раз Чани увидела печаль на лице Джессики, страдание в ее обращенном вглубь взгляде.

– Я сделала все, что могла, – сказала Джессика. – И это «все» настолько выходит за пределы того, что обычно понимается под понятием «все возможное», что тебе и представить трудно было бы. Но… у меня ничего не вышло.

– А этот его старый товарищ, Халлек, – задумчиво сказала Чани, – он не может оказаться предателем?

– Только не Гурни, – отрезала Джессика.

В этих трех словах была целая история. Чани словно сама увидела все размышления, все доводы «за» и «против», все испытания, тесты и проверки, все воспоминания о неудачах в прошлом, которые в конце концов и привели к этому выводу.

Чани рывком поднялась на ноги, выпрямилась, расправила пятнистый походный бурнус.

– Веди меня к нему, – сказала она.

Джессика тоже встала, повернулась и вышла в дверь за занавесями по левую руку. Чани пошла за ней; они оказались в помещении, некогда использовавшемся как склад. Теперь же каменные стены были скрыты тяжелыми драпировками. Пауль лежал у дальней стены на походном матрасе. Прямо над его головой висела в воздухе плавающая лампа, освещавшая лицо; тело было по грудь укрыто черной тканью, руки лежали поверх этого покрывала, вдоль туловища. Обнаженная кожа казалась восковой и какой-то затвердевшей. Он был совершенно неподвижен.

Чани с трудом подавила желание кинуться к нему, упасть на грудь… Вместо этого она вспомнила о своем сыне, о Лето. И поняла, что некогда и Джессика пережила подобный миг – когда ее мужчине угрожала смерть, она должна была думать о спасении сына! Ощутив вдруг, насколько они близки, Чани схватила Преподобную Мать – мать ее Усула – за руку. Джессика в ответ тоже стиснула ее руку – больно…

– Он жив, – проговорила Джессика. – Можешь поверить мне – жив. Но нить его жизни столь тонка, что ее трудно даже заметить. Иные вожди поговаривают даже, что не Преподобная Мать, а просто мать говорит во мне; что сын мой умер уже, а я не хочу отдать его воду племени.

– Как долго он уже… вот так? – выдавила Чани. Она осторожно, высвободила свое запястье из рук Джессики и сделала несколько шагов вперед.

– Три недели. – Голос Джессики звучал безжизненно. – Почти неделю я пыталась вернуть его к жизни. Встречи, обсуждения, совещания – наконец, я решилась вызвать тебя. К счастью, федайкины мне подчиняются, не то я не могла бы отсрочить… – Джессика провела языком по пересохшим губам, глядя, как Чани подходит к Паулю.

А Чани склонилась над ним, разглядывая мягкую бородку – почти что юношеских пух, – окаймлявшую лицо Пауля, гладила взглядом высокий лоб, линию бровей, крепкий нос, закрытые глаза – сейчас, в этом оцепенелом сне, его лицо выглядело очень спокойным, мирным.

– Как он получает питание? – спросила она, не отводя взгляда от Пауля.

– Телу его надо так мало, что до сих пор он обходился без пищи.

– Многим известно о случившемся?

– Только ближайшие его советники, некоторые вожди, федайкины да еще, разумеется, тот, кто его отравил.

– Кого вы подозреваете?

– Мы пока не хотим расследования, – ответила Джессика.

– А что говорят федайкины?

– Федайкины верят, что Пауль пребывает в священном трансе, накапливая силы перед решительными сражениями. Это я подбросила им эту мысль.

Чани опустилась на колени подле тела Пауля. И сразу же ощутила, что воздух возле самого его лица какой-то другой… но эта была всего лишь Пряность, вездесущая Пряность, запахом которой была пропитана вся жизнь фримена. И все же…

– Вы не были привычны к Пряности от рождения; как ты думаешь – не мог ли его организм восстать против ее избытка в пище? – предположила Чани.

– Аллергических реакций нет, – ответила Джессика.

Она закрыла глаза – ей хотелось отгородиться от происходящего; к тому же она вдруг поняла, насколько устала. Сколько же я не спала? – спросила она себя. Не помню. Слишком долго…

– Когда ты изменяешь в себе Воду Жизни, – спросила Чани, – ты ведь для этого пользуешься… внутренним восприятием. А им ты пользовалась, чтобы исследовать Его кровь?

– Да. Нормальная фрименская кровь. Совершенно приспособленная к пище с высоким содержанием меланжи и к жизни здесь.

Чани опустилась на пятки. Страхи вновь охватили ее, но она, глядя в лицо Паулю, подавила их, вытеснила. Этому приему она научилась, наблюдая за Преподобными Матерями. Время можно было заставить служить разуму. Надо было полностью сконцентрироваться…

Наконец Чани сказала:

– Здесь есть Податель?

– Конечно, и не один, – устало ответила Джессика. – Мы теперь обязательно держим несколько Подателей. Для победы нужно благословение, а каждый обряд перед походом…

– Но Пауль Муад'Диб обычно сам не принимал участия в этих обрядах, – заметила Чани. Джессика отрешенно кивнула, вспомнив противоречивые чувства, которые питал Пауль к Пряности и к порождаемому ею пророческому дару.

– Откуда ты об этом знаешь? – спросила она.

– Говорят…

– Слишком много говорят, – горько сказала Джессика.

– Скажи, чтобы мне принесли непревращенную Воду Подателя, – распорядилась Чани.

Слыша повелительный тон, Джессика замерла было, но, видя сосредоточенность молодой женщины, ответила только:

– Сейчас.

Она вышла – позвать Хранителя Воды.

Чани сидела, не сводя глаз с Пауля.

Если бы только он сделал именно это! – думала она. Он вполне мог решиться испытать это…

Джессика опустилась на колени возле Чани и протянула простой кувшин, из тех, которыми пользовались на полевых стоянках. Ноздри Чани защекотал острый запах яда. Она обмакнула палец в жидкость и поднесла его к носу Пауля.