Драмы Стихотворения - Фридрих Шиллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1799
К Гете, когда он поставил «Магомета» Вольтера
Перевод Н. Вильмонта
[312]
Не ты ли, кто от гнета ложных правилК природе нас и правде возвратилИ, с колыбели богатырь, заставилСмириться змея, что наш дух сдавил,Кто взоры толп к божественной направилИ жреческие ризы обновил, —Пред рухнувшими служишь алтарямиПорочной музе, что не чтится нами?
Родным искусствам царствовать довлеетНа этой сцене, не чужим богам.И указать на лавр, что зеленеетНа нашем Пинде[313], уж нетрудно нам.Германский гений, не смущаясь, смеетВ искусств святилище спускаться сам,И, вслед за греком и британцем, вправеОн шествовать навстречу высшей славе.
Там, где рабы дрожат, тираны правят,Где ложный блеск тщеславиться привык —Творить свой мир искусство не заставят, —Иль гений при Людовиках возник?На ремесло свои богатства плавитХудожник, не сокровища владык;Лишь с правдою обручено искусство,Лишь в вольных душах загорится чувство.
Не для того, чтоб вновь надеть оковы,Ты старую игру возобновил,Не для того, чтоб к дням вернуть нас сноваМладенчески несовершенных сил.Ты встретил бы отпор судеб суровый,Когда бы колесо остановилВремен, бегущих обручем крылатым:Восходит новь, былому нет возврата.
Перед театром ширятся просторы,Он целый мир шумливый охватил;Не пышных слов блестящие уборы —Природы точный образ сердцу мил;Не чопорные нравы, разговоры —Герой людские чувства затвердил,Язык страстей гремит свободным взрывом,И красота нам видится в правдивом.
Но плохо слажен был возок феспийский[314],Он с утлой лодкой Ахерона[315] схож:Лишь тени встретишь на волне стигийской;Когда же ты живых в ладью возьмешь,Ей кладь не вынести на берег близкий,Одних лишь духов в ней перевезешь.Пусть плоти зыбкий мир не обретает:Где жизнь груба — искусство увядает.
Ведь на подмостках деревянной сценыНас идеальный мир спешит объять,Здесь подлинны лишь чувств живые смены.Растроганность ужель безумством звать!Но дышит правдой голос Мельпомены[316],Спешащий небылицу передать;И эта сказка часто былью мнилась,Обманщица живою притворилась.
Грозит искусство сцену бросить ныне,Свой дикий мир фантазии творит —С театром жизнь смешать, в своей гордыне,С возвышеннейшим низкое спешит.Один француз не изменил богине,Хоть он и вровень с высшим не стоит,И, взяв искусство в жесткие оковы,Не даст поколебать его основы.
Ему подмостки шаткие священны,И изгонять он издавна привыкБолтливой жизни шум несовершенный, —Здесь песней стал суровый наш язык.Да, это мир — в величье неизменный!Здесь замысел звеном к звену приник,Здесь строгий свод священный храм венчаетИ жест у танца прелесть занимает.
Французу мы не поклонимся снова,В его вещах живой не веет дух,Приличьем чувств и пышным взлетом словаПривыкший к правде не прельстится слух.Но пусть зовет он в лучший мир былого,Пусть явится, как отошедший дух, —Вернуть величье оскверненной сцене, —В приют достойный, к древней Мельпомене.
1800
Начало нового века
Перевод В. Курочкина
[317]
Где приют для мира уготован?Где найдет свободу человек?Старый век грозой ознаменован,[318]И в крови родился новый век.
Сокрушились старых форм основы,Связь племен разорвалась; бог Нил,Старый Рейн и Океан суровый[319] —Кто из них войне преградой был?
Два народа, молнии бросаяИ трезубцем двигая, шумят[320]И, дележ всемирный совершая,Над свободой Страшный суд творят.
Злато им, как дань, несут народы,И, в слепой гордыне буйных сил,Франк свой меч, как Бренн[321] в былые годы,На весы закона положил.
Как полип тысячерукий, бритты[322]Цепкий флот раскинули кругомИ владенья вольной Амфитриты[323]Запереть мечтают, как свой дом.
След до звезд полярных пролагая,Захватили, смелые, вездеОстрова и берега; но раяНе нашли и не найдут нигде.
Нет на карте той страны счастливой,Где цветет златой свободы век,Зим не зная, зеленеют нивы,Вечно свеж и молод человек.
Пред тобою мир необозримый!Мореходу не объехать свет;Но на всей Земле неизмеримойДесяти счастливцам места нет.
Заключись в святом уединенье,В мире сердца, чуждом суеты!Красота цветет лишь в песнопенье,А свобода — в области мечты.
1801
Геро и Леандр
Перевод В. Левика
[324]
Видишь — там, где в ДарданеллыИзумрудный, синий, белыйГеллеспонта плещет вал,В блеске солнца золотогоДва дворца глядят суровоДруг на друга с темных скал.Здесь от Азии ЕвропуОтделила бездна вод,Но ни бурный вал, ни ветерУз любви не разорвет.
В сердце Геро, уязвленномБеспощадным Купидоном,Страсть к Леандру расцвела,И в ответ ей — смертной Гебе —Вспыхнул он, стрелою в небеНастигающий орла.Но меж юными сердцамиВстал отцов нежданный гнев,И до срока плод волшебныйПоникает, не созрев.
Где, штурмуя Сест[325] надменный,Геллеспонт громадой пеннойБьет в незыблемый утес,Дева юная сиделаИ, печальная, гляделаНа далекий Абидос[326].Горе! Нет моста к Леандру,Нет попутного челна,Но любовь не знает страха,И везде пройдет она.
Обернувшись Ариадной,Тьмой ведет нас непроглядной,Вводит смертных в круг богов,Льва и вепря в плен ввергаетИ в алмазный плуг впрягаетОгнедышащих быков.Даже Стикс девятикружный[327]Не преграда ей в пути,Если тень она захочетИз Аида увести.
И любовь Леандра гонит, —Лишь багряный шар потонетЗа чертою синих вод,Лишь померкнет день враждебный,Уж туда, в приют волшебный,Смелый юноша плывет.Рассекая грудью волны,Он спешит сквозь мрак ночнойК той скале, где обещаньемСветит факел смоляной.
Там из плена волн студеныхВ плен восторгов потаенныхОн любимой увлечен;И лобзаньям нет преграды,И божественной наградыПолноту приемлет он.Но заря счастливца будит,И бежит, как сон, любовь, —Он из пламенных объятийВ холод моря кинут вновь.
Так, в безумстве нег запретных,Тридцать солнц прошло заветных, —По таинственным кругамПронеслись они корочеТой блаженной брачной ночи,Что завидна и богам.О, лишь тот изведал счастье,Кто срывал небесный плодВ темных безднах преисподней,Над пучиной адских вод.
Непрестанно в звездном хореМчится Веспер вслед Авроре,Но счастливцам недосугСожалеть, что роща вянет,Что зима вот-вот нагрянетВ колеснице снежных вьюг.Нет, их радует, что раноСкучный день уходит прочь,И не помнят, чем грозит имВозрастающая ночь.
Вот сентябрь под зодиакомСвет уравнивает с мраком, —На утесе дева ждет,Смотрит вдаль, где кони ФебаВниз бегут по склону неба,Завершая свой полет.Неподвижен сонный воздух;Точно зеркало чиста,Синий купол отражая,Дремлет ясная вода.
Там, сверкнув на миг спиноюНад серебряной волною,Резвый выпрыгнул дельфин.Там Фетиды влажной стаяРоем черных стрел, играя,Из немых всплыла глубин.Тайна страсти нежной зримаИм одним из темных вод,Но безмолвием ГекатаНаказала рыбий род.
Глядя в синий мрак пролива,Дева ласково и льстивоМолвит: «О прекрасный бог!Ты ль обманчив, ты ль неверен?Нет, и лжив и лицемерен,Кто тебя ославить мог!Безучастны только люди,И жесток лишь мой отец,Ты же, кроткий, облегчаешьГоре любящих сердец.
Безутешна, одинока,Отцвела бы я до срока,Дни влача, как в тяжком сне.Но твоя святая силаБез моста и без ветрилаМчит любимого ко мне.Страшны мглы твоей глубины,Грозен шум твоих валов,Но отваге ты покорен,Ты любви помочь готов.
Ибо сам во время оноСтал ты жертвой Купидона —В час, как, бросив отчий дом,Увлекая брата смело,Поплыла в Колхиду ГеллаНа баране золотом.Вспыхнув страстью, в блеске буриТы восстал из недр, о бог,И красавицу в пучинуС пышнорунного совлек.
Там живет богиня с богом,Тайный грот избрав чертогом,В глуби волн бессмертной став,Челн хранит рукой незримойИ, добра к любви гонимой,Твой смиряет буйный нрав.Гелла! Светлая богиня!Я пришла к тебе с мольбой:Приведи и ныне другаТой же зыбкою тропой».
С неба сходит вечер мглистый.Геро факел свой смолистыйЗажигает на скале,Чтоб звездою путеводнойПо равнине волн холоднойВел он милого во мгле.Но темнеет, пенясь, море,Ветра свист и гром вдали.Звезды кроткие погасли,Небо тучи облегли.
Ночь идет. Завесой темнойХлынул дождь на Понт огромный.Грозовым взмахнув крылом,С гор, из дикого провала,Буря вырвалась, взыграла, —Трепет молний, блеск и гром.Вихрь сверлит, буравит волны, —Черным зевом глубина,Точно бездна преисподней,Разверзается до дна.
Геро плачет: «Горе, горе!Успокой, Кронион, море!О, мой рок! Не я ль виной?Мне, безумной, вняли боги,Если в гибельной дорогеС бурей бьется милый мой.Птицы, вскормленные морем,На земле приют нашли.Не боящиеся ветра,В бухты скрылись корабли.
Только мой Леандр и ныне,Знаю, вверился пучине,Ибо сам в блаженный час,Мощным богом вдохновенный,Он мне дал обет священный,И лишь смерть разделит нас.В этот миг, — о, сжальтесь, Оры! —Обессиленный борьбой,Он в последний раз, быть может,Небо видит над собой.
Понт! Свирепая пучина!Твой лазурный блеск — личина:Ты неверен, ты жесток!Ты его, коварства полный,В притаившиеся волныЛживой ясностью завлек.И теперь, вдали от брега,Беззащитного пловцаВсеми ужасами гонишьК неизбежности конца».
Страшно бешенство стихии!Ходят горы водяные,Бьют в береговую твердь.Горе, горе! Час недобрый!И корабль дубоворебрыйЗдесь нашел бы только смерть.Буря погашает факел,Рвет спасительную нить.Страшно быть в открытом море,Страшно к берегу подплыть!
У великой АфродитыМолит скорбная защитыДля отважного пловца, —Ветру в дар заклать клянется,Если милый к ней вернется,Златорогого тельца;Молит всех богов небесных,Всех богинь подводной мглыЛить смягчающее маслоНа бурлящие валы.
«Помоги моей кручине,Вновь рожденная в пучине,Левкотея, встань из вод!Кинь Леандру покрывало,Как не раз его кидалаЖертвам бурных непогод, —Чтоб, его священной тканиСилой тайною храним,Утопающий из бездныВыплыл жив и невредим!»
И смолкает грохот бури.В распахнувшейся лазуриКони Эос мчатся ввысь.Вновь на зеркало похоже,Дремлет море в древнем ложе,Скалы блестками зажглись.И, шурша о берег мягко,Волны к острову бегутИ ласкаясь, и играя,Тело мертвое влекут.
Это он! И бездыханный —Верен ей, своей желанной.Видит хладный труп онаИ стоит, как неживая,Ни слезинки не роняя,Неподвижна и бледна;Смотрит в небо, смотрит в море,На обрывы черных скал —И в лице бескровном пламеньБлагородный заиграл.
«Я постигла волю рока.Неизбежно и жестокоРавновесье бытия.Рано сниду в мрак могилы,Но хвалю благие силы,Ибо счастье знала я.Юной жрицей, о Венера,Я вошла в твой гордый храмИ, как радостную жертву,Ныне жизнь тебе отдам».
И она, светла, как прежде,В белой взвившейся одеждеС башни кинулась в провал,И в объятия стихииПринял бог тела святыеИ приют им вечный дал.И, безгневный, примиренный,Вновь во славу бытиюИз великой светлой урныЛьет он вечную струю.
1801