Последние узы смерти - Брайан Стейвли

– Я ими займусь, – мрачно сказал Лехав.

– Нет, – прорычала Адер. – Отзови людей.

Командующий с непроницаемым лицом взглянул на нее и выкрикнул приказ. Сыны, еще стоявшие межу кеттрал и башней, – их было всего с десяток – замешкались, а потом отступили, не вкладывая в ножны мечей. Для рыжеволосой они сразу перестали существовать. Откуда-то снизу, с улиц, выстрелили из лука, но Адер не успела ни вскрикнуть, ни вздрогнуть, как стрелу отбросило невидимым щитом. Первая из кеттрал и стрелу не удостоила взглядом, но другая, за ее спиной, – с виду совсем девочка – натянула свой лук и ответила тремя стрелами подряд. С улиц больше не стреляли.

– Довольно убивать, – приказала Адер.

– Мы никого не убивали, – отрезала рыжая. – Анник глушит их тупыми наконечниками, а я, на хрен, легонько шлепаю.

Она протянула руки, словно показывая ладони, свое оружие.

– Вы напали на моих людей.

– Ваши люди тупицы. Я им сказала, что мне нужно с вами поговорить. А они заупрямились.

– Люди нечасто подтверждают репутацию делом, но эти кеттрал меня, признаться, очаровали, – весело хихикнула Кегеллен.

Сыны Пламени отступили уже почти до самой башни, и Адер смогла рассмотреть кеттрал вблизи. Их мог послать ил Торнья: ему, как кенарангу, подчинялись все военные силы Аннура. С другой стороны, происходящее не походило на покушение – при свете дня, на глазах тысяч солдат.

– Оставьте оружие солдатам у входа на башню, – велела Адер. – И поднимайтесь, поговорим.

Командир кеттрал кивнула, а вот Нира заворчала:

– Ты, может, не заметила, как эта бледная сучка отлупила половину твоей сраной армии, а мне сдается, она и без оружия обойдется, если что.

Адер взглядом указала на Лехава и Кегеллен:

– Они при оружии.

Лехав, пристально наблюдая, как подошедшие кеттрал складывают оружие, бросил:

– Она из проворных.

У троих пришельцев стали хватило бы на целый легион: парные клинки, поясные ножи, метательные ножи, луки, стрелы. Все это легло поблескивающей грудой. Кеттрал спокойно расставались с оружием. Зато Сыны, несмотря на преимущество в числе и снаряжении, казалось, готовы были попрыгать от них со стены.

Когда рыжеволосая, протопав по лестнице, поднялась к Адер, та разглядела, как она молода. Несмотря на шрамы и распирающие черную форму мышцы, кеттрал казалась младше Адер, только взгляд ее глаз никак нельзя было назвать детским.

– Ваше сияние, – кивнула женщина так коротко, что ее движение трудно было признать за поклон. – Меня зовут Гвенна Шарп. Я знакома с вашим братом. Точнее, с обоими. Где Каден?

Сердце в груди у Адер отбило тяжелый удар. Но лицо не дрогнуло.

– Вы из крыла Валина?

– Все трое, – ответила девушка, дерзко разглядывая Адер. – Не знаю, известно ли вам, но он погиб. На севере, в Андт-Киле. Я слышала, вы тоже там были.

Адер напряглась, и Лехав, расслышав что-то опасное в голосе кеттрал, на полшага подступил к ней.

Та покосилась на него через плечо:

– Недурной клинок. Еще шаг, и я воткну его тебе в глаз.

– Гвенна, – произнес стоявший за ее плечом мужчина.

В полную противоположность ей, этот был темнокожим, и его мягкий тон так же противоречил ее резкости.

– Это Талал, – представила Гвенна. – Он считает, что я плохо себя веду. Что мне надо ходить потише и клинки держать в ножнах. И все такое.

Она говорила все это, не спуская глаз с Адер. И улыбка ее была почти хищной.

– Но штука в том, что клинки меня до сих пор не подводили…

48

– Промахнулись, – мрачно сообщил Блоха. – Он выжил.

– Откуда известно? – спросил Валин.

– Я видел. Взрыв сорвал вершину холма, но Балендин за несколько минут до того спустился ниже по склону. Его сбило с ног, и крови он потерял немало, но жив. Его унесли, пока ты пытался в одиночку расправиться со всем ургульским племенем.

Валин закрыл глаза. Камера в глубине Миертинского форта была холодной, как и темнота в его сознании. Дикая радость, уносившая его весь этот день, ушла. Болели кости. Ныли перетянутые мышцы. На коже горели десятки неглубоких порезов. Стоило шевельнуться, подсохшие ранки снова начинали кровоточить.

Остальным пришлось хуже. Из шестерых собравшихся после заката обсудить планы на завтра невредим не остался никто. Белтон шумно хромал. Ньют, тяжело кашляя и булькая кровью в груди, перевязывал плечо Сигрид. И Блоха, и Хуутсуу пахли кровью, но насколько тяжело ранены они, Валин не мог судить. На траве снаружи под прикрытием обломанных стен стонали, бранились или молча умирали легионеры.

– Если ублюдок-лич и подранен, – бросил Белтон, – так и нам досталось. Я потерял двенадцать человек. Еще с десяток вряд ли переживут ночь, а тех, кто не в состоянии сражаться, я даже не считаю.

– Скажи спасибо, – ответил ему Блоха.

– Спасибо? За что?

– Что потерял не всех.

– Пока не всех, – возразил Белтон. – Завтра ургулы снова пойдут на штурм, с личем или без. А в стене, поцелуй ее Кент, пролом. Люди измучены, а им всю ночь придется заваливать дыру. Чего от них ждать к утру?

– Я жду, что они будут драться, – спокойно ответил Блоха. – Раненых посадите на коней и отправьте на юг. Пусть предупреждают крестьян и горожан отсюда до Аннура. Остальные будут драться до победы или смерти. Сколько ни продержимся – выиграем время.

– До победы? Победы не будет! – взорвался легионер. – Против нас все ургульские племена.

– Значит, до смерти, – хладнокровно ответил Блоха.

– Кони мои, – вмешалась в разговор Хуутсуу. – Я здесь, чтобы убить кеттральского лича, а не чтобы раздавать скакунов ради спасения мягкотелых.

Блоха чуть заметно шевельнулся. От Сигрид вдруг запахло нетерпением. Ургулка, как бы ни была быстра и сильна, не ровня кеттрал.

– Они тебя убьют, Хуутсуу, – предупредил Валин. – Если не дашь лошадей, убьют и тебя, и остальных ургулов по эту сторону стены.

Хуутсуу помолчала. А когда заговорила, в голосе кипело презрение:

– Вот каков обычай Аннура. Ты сказал, что я должна сразиться со своим народом ради победы над личем. Я сразилась, вы проиграли. И, потерпев поражение, готовы обмануть наше доверие, убить моих воинов, забрать моих лошадей.

– Кто тебе мешает просто дать нам лошадей? – устало спросил Блоха.

– У вас нет чести, – отрезала ургулка. – Ни у кого.

– Честь – хорошее дело, но в бою от нее проку мало.

Последовавшее молчание было острее ножа, занесенного над каждым, кто решился бы шевельнуться или заговорить. Валин слушал биение сердец – полдюжины упрямых барабанов, отбивающих за прутьями ребер ритм настороженности или ярости. Дыхание визжало пилами по окровавленным натянувшимся