Анатомия Меланхолии - Роберт Бёртон

занятиях и вызывает всеобщее одобрение; теперь после стольких усилий он заслуживает более подобающего ему места; где он его обретет? ведь ему до этого сейчас (после двадцати лет пребывания в студентах) так же далеко, как и в первые дни после поступления в университет. Какое поприще он изберет себе теперь, обладая такими познаниями и такой подготовкой? Самое доступное и легкое из них, чему многие из них себя и посвящают, это должность школьного учителя или же еще место приходского священника или викария, за что он будет получать такое же жалованье, что и сокольничий, то есть десять фунтов в год, и положенное тому питание, или же какое-нибудь ничтожное вознаграждение, но и это до той лишь поры, пока он сумеет угодить своему патрону или приходу; если же они выразят ему свое неудовольствие (что они обычно и делают чуть не каждый год или два, будучи столь же непостоянными, как те, что один день кричали: «Осанна!» — а на другой: «Распни его!»[1992]), тогда он, как обычный слуга, вынужден искать нового хозяина; если же к нему отнесутся одобрительно, какое ждет его тогда вознаграждение?

Hoc quoque te manet ut pueros elementa docentem

Occupet extremis in vicis alba senectus[1993].

Ну а после всего останется только в предместьях

Чтенью ребят обучать, пока язык не отсохнет.

Подобно ослу, он растрачивает свое время ради прокорма и может продемонстрировать сломанную розгу, togam tritam et laceram, говорит Гед[1994]{1553}, да ветхую изношенную одежду в качестве свидетельства своего бедственного положения; наградой за мучения служит только труд да жалкие крохи, чтобы кое-как продержаться, пока он совсем не одряхлеет, и это все. Grammaticus non est felix. [Школьный учитель — человек, не знающий счастья.] Если же он станет прихлебателем-капелланом в доме богатого барина, как выпало на долю Эуформио[1995], его, возможно, вознаградят за это после каких-нибудь семи лет службы приходом на двоих или крохотным ректоратом в пожизненное пользование вместе с матерью юных девиц{1554}, бедной родственницей или горничной с подпорченной репутацией в придачу. Однако если бедняге случится навлечь на себя гнев своего благородного патрона или вызвать тем временем неудовольствие своей знатной госпожи, тогда ему не сдобровать, ведь

Ducetur planta velut ictus ab Hercule Cacus,

Poneturque foras, si quid tentaverit unquam

Hiscere[1996],

Рот, попробуй, разинь, как будто ты вольный и носишь

Имени три, и тебя, точно Кака, за ноги стащат,

Что Геркулесом сражен и выкинут за дверь{1555}.

Если же он попробует применить свои силы к какому-нибудь другому роду занятий: вознамерится стать a secretis [личным секретарем] знатного лица или заполучить такое же место у посла, то убедится, что продвижение к такой должности происходит таким же манером, как среди подмастерьев, — только один вслед за другим; или, как это часто бывает в купеческих лавках, где после смерти владельца его место заступает обычно старший приказчик. Что же касается поэтов, учителей риторики, историков, философов, математиков{1556}, софистов и прочих[1997], то их можно уподобить цикадам, поскольку петь им суждено лишь летом, а зимой они обречены на погибель, ибо им вообще не найдется достойного места. И так обстояли их дела спокон веку, если вы склонны доверять очаровательному преданию, которое Сократ, расположившись в тени платана на берегу Илиса, поведал прекрасному Федру{1557}. Это было около полудня, в самую жару, когда особенно громко стрекотали цикады; воспользовавшись этим благоприятным случаем, он рассказал предание о том, что цикады были некогда учеными, музыкантами, поэтами и прочее; это было еще до рождения Муз; они обходились без еды и питья, и по этой причине Юпитер превратил их в цикад. Так что теперь их вполне можно вновь превратить in Tythoni cicadas, aut Lyciorum ranas [в цикад Тифона{1558} или лягушек Лукиана], судя по тому вознаграждению, на которое, как я вижу, они могут в нынешние времена рассчитывать; я хотел бы тем временем, чтобы они могли вести свойственный им образ жизни, обходясь без всяких припасов, подобно многочисленным manucodiatae[1998], индийским птицам, обитающим в тамошнем раю; я имею в виду тех самых, что питаются воздухом и небесной росой и не нуждаются ни в какой другой пище, ибо при нынешнем их положении «их ораторское искусство понадобится им только для того, чтобы проклинать свою злую участь»[1999], и многим из них за отсутствием средств приходится прибегать к недостойным ухищрениям: из цикад они превращаются в шмелей и ос, в откровенных паразитов, а Музы — в мулов, дабы насытить свое урчащее от голода брюхо или ради хлеба насущного. Сказать по правде, это обычный удел большинства ученых мужей — пресмыкаться и нищенствовать, горестно жаловаться и обнажать свои нужды перед равнодушными покровителями, как приходилось Кардано[2000], Ксиландеру[2001]{1559} и многим другим, и, что слишком уж часто свойственно их посвятительным эпистолам, лгать, льстить, превозносить в своих преувеличенных панегириках до небес невежественного, недостойного идиота за его несравненные добродетели в надежде чем-нибудь поживиться, тогда как им следовало бы, замечает Макиавелли{1560}, низводить и осмеивать их без всяких обиняков за их отъявленные гнусности и пороки[2002]. Вот так они бесчестят себя, подобно бродячим скрипачам и корыстным торгашам, лишь бы только потрафить прихотям вельмож за ничтожное вознаграждение. Они напоминают индейцев, у которых не счесть золота, а посему они ни во что его не ценят[2003], ибо я вполне согласен с мнением Синезия. «Своим знакомством с Симонидом царь Гиерон{1561} приобрел куда больше, нежели Симонид знакомством с ним»[2004]; ведь у этих людей наилучшее образование, они превосходно наставлены и выделяются среди нас своим исключительным дарованием, так что, если они проявляют себя с наилучшей стороны, мы удостаиваем их почестей и бессмертием, а мы всего лишь живые гробницы, протоколисты, глашатаи их славы. Кем был бы Ахилл без Гомера?{1562} Александр без Арриана и Курция?{1563} Кто бы знал о Цезарях, если бы не Светоний и Дион?

Vixerunt fortes ante Agamemnona

Multi: sed omnes illachrimabiles

Urgentur, ignotique longa

Nocte, carent quia vate sacro[2005].