В открытое небо - Антонио Итурбе

– А завтра нельзя?

– Почему завтра? – удивляется Тони.

– Сейчас три часа ночи.

– Завтра! Разве я смогу ждать столько времени?

И начинает читать ровно с той строчки, на которой кудрявый мальчик с астероида Б-612, откуда он отправился в путь, рассердившись на одну высокомерную розу, которая считает себя чрезвычайно важной, видит перед собой целое поле роз. И он ошеломлен: ведь его роза уверяла его, что она единственная во всей Вселенной, а здесь перед ним тысячи одинаковых роз. И его охватывает безмерная жалость к его розе, всегда такой гордой, такой высокомерной. Возможно, только для того, чтобы скрыть свою беззащитность. Консуэло совсем как эта роза с астероида Б-612: капризная, гордая кокетка, такая непостоянная. Но он ощущает к ней, в те минуты, когда она не выводит его из себя, ту же нежность, которую чувствует и Маленький принц к своей розе-гордячке.

Мартин булькает что-то, говоря ему, что все очень хорошо, хотя в действительности он еще не проснулся и совершенно ничего не понимает. Тони вешает трубку, очень довольный вердиктом друга, как будто выслушал решение высокого литературного жюри. На самом деле читал он не сонному архитектору, он читал себе. Он подошел к той точке в своей жизни, когда уже не нуждается в признании других людей, как раньше, и мир вокруг интересует его уже в незначительной степени. Он, как и его Маленький принц, ищет планету, где мог бы быть счастливым, но не находит. Друзей, разделявших с ним воспоминания юности, уже нет: нет Мермоза, нет Гийоме, нет Пишоду… Он ходит кругами по пустой планете.

Из гостиной по-прежнему доносятся звуки посиделок Консуэло с ее свитой. Его порой раздражают ее любовники, которых у нее не хватает такта скрывать. Ей почему-то нужно выставлять их напоказ, хвастаться, словно цыганка – браслетами, позвякивая ими, как колокольчиками. Но не они вызывают в нем истинную ревность. Он знает, что их она не любит, что забывает о них с той же легкостью, с которой повсюду теряет свои веера. Ему жаль Консуэло, как жаль и себя самого. Они разменяли маленький бриллиант любви на тонну дешевых безделушек.

Глава 85. Нью-Йорк, 1942 год

Работа над текстом о маленьком герое, занятом поиском невозможного, движется к своему завершению. Предложенный издательством иллюстратор Тони не понравился, и он просит позволить ему самому изобразить для будущей книжки шарфы, барашков и небывалые пустынные колодцы, где вода рождается из ничего, просто оттого, что раскрутишь ворот. На несколько дней удается сбежать в загородный дом, где он живет с Консуэло, ее друзьями и, самое главное, с ее любовником. На этот раз тот приходится ему по душе. Они даже играют в шахматы. С книжкой дела ладятся, и когда он пишет, то вполне счастлив.

Но вдруг телефонный звонок или чей-то нежданный визит приносит новости, и мыльный пузырь лопается. Растет тяжесть в душе от раз за разом приходящих отказов на настойчивые просьбы, чтобы ему, пилоту самолета-разведчика, позволили вновь защищать Францию: после открытия фронта союзников против Германии такая возможность появилась.

В Вашингтоне он нервно расхаживает по огромному залу отеля «Шарм» с десятками составленных в угол стульев, пригодному скорее для свадебного банкета, а не для встречи политиков. Однако ординарец генерала Бетуара отчетливо дал понять, что беседовать им лучше подальше от любопытных глаз.

Бетуар – правая рука генерала Жиру, командующего реорганизованными французскими войсками в Алжире. В Соединенные Штаты генерал явился для организации поставок оружия.

Но коль скоро у самих французов между различными группировками наблюдается нешуточное напряжение, приходится соблюдать осторожность. Де Голль смотрит на Жиру как на еще большего врага, чем сами нацисты, поскольку считает, что его прежнее подчинение приказам правительства Виши, сдавшего страну немцам, есть не что иное, как свидетельство сотрудничества с врагом.

Уже несколько месяцев Тони добивается возвращения в армию. Повторяет свою песню про белого бычка еще и еще раз, и в Нью-Йорке, и в самых влиятельных салонах Вашингтона. А там его призывают стать голосом разума эмиграции, интеллектуалом, ведущим борьбу с войной речами и выступлениями, но он, к изумлению прагматичных американцев, от этой роли отказывается. Он упрямо стоит на том, что никого не имеет права учить морали, если сам не на фронте. И не будет призывать вставать под ружье, если сам не воюет.

Правда, он согласился написать текст и лично выступил с ним на радио. Его обращение, озаглавленное «Открытое письмо французам, где бы они ни находились», имело широкий резонанс. Это была пламенная речь о том, что для всех французов назрела настоятельная необходимость отложить свои разногласия и выступить единым фронтом: «Мы должны вести себя бесконечно скромнее. Наши политические дискуссии – это дискуссии призраков, наши притязания просто смешны. Мы не представители Франции. Мы можем только служить ей»[8].

Но даже эти слова, обращенные ко всем французам, и с той и с другой стороны были восприняты с огромным скепсисом. Голлисты, со штаб-квартирой в Великобритании, вознегодовали из-за того, что автор не счел их единственными законными представителями Франции. Они и есть Франция! И обвинили Сент-Экзюпери в поддержке коллаборационистов – правительства Виши и их постыдной капитуляции.

В штабе войск союзников, где ведущая партия принадлежит Соединенным Штатам, ему говорят, что для военной службы он не подходит по возрасту. Что все обследования и медицинский осмотр свидетельствуют о том, что здоровье у него хрупкое, емкость легких недостаточна, а мобильность правого плеча существенно ограничена. Военные советники из группировки де Голля отказывают ему в поддержке, считая фашистом, шпионом, марионеткой на службе у германофильского правительства Виши. Он рисковал жизнью, сражаясь за родину, видел пролетавшие в сантиметрах от кабины своего самолета пули, но это никого не волнует. Пропаганда утверждает, что спаситель Франции – де Голль, пусть даже он и сидит со своей свитой в Лондоне. А на спасение разгромленной Франции, словно под копирку повторяя